Уроки химии - Бонни Гармус

– Кушать хочешь? – спросила Гарриет. – Сырку нарезать тебе?

Пока она шарила в глубине холодильника, Мадлен вытащила из школьного ранца какую-то книгу. «Пять лет в Конго среди каннибалов».

Гарриет заглянула ей через плечо:

– Милая моя, а учительница знает, что ты это читаешь?

– Нет.

– Вот пусть и дальше не знает.

Чтение – еще один пункт, по которому у Гарриет возникали разногласия с Элизабет. Год и три месяца назад Гарриет была убеждена, что Мэд всего лишь притворяется, будто умеет читать. Дети вечно подражают родителям. Но вскоре выяснилось, что Зотт не просто научила Мадлен грамоте на сборнике каких-то детских сказок, но и подсовывала ребенку крайне сложное чтиво: газеты, романы, журнал «Популярная механика».

Гарриет задумалась: уж не гений ли эта девчушка? Отец-то у нее точно был гением. Но нет. Мадлен представляла собой результат неусыпных стараний Элизабет. Зотт просто отказывалась признавать какие-либо рамки, как для себя, так и для других. Когда минул примерно год после смерти мистера Эванса, Гарриет, прибираясь на столе Элизабет, наткнулась на записи о том, как Зотт пыталась обучить Шесть-Тридцать несусветному количеству слов. В то время Гарриет списала это на временное умопомрачение соседки, то есть на скорбь. Но потом, когда трехлетняя Мэд спросила, не видел ли кто ее раскидайчик, именно Шесть-Тридцать в считаные секунды принес и бросил ей на колени эту вещицу.

«Ужин в шесть» представлял собой столь же невероятное явление. В начале программы Элизабет каждый раз утверждала, что готовить очень нелегко и следующие тридцать минут могут оказаться крайне мучительными.

– Кулинария – не точная наука, – буквально вчера отметила Зотт. – Помидор у меня в руке отличается от вашего. Именно поэтому необходимо взаимодействовать со своими ингредиентами. Экспериментируйте: попробуйте на вкус, пощупайте, понюхайте, присмотритесь, прислушайтесь, проверьте, оцените.

Затем Элизабет подробно описала для своих зрителей химические процессы, посредством которых смешивание различных ингредиентов при определенных температурах приводит к замысловатой череде ферментативных реакций и в результате к чему-то вкусному. Велись также беседы о кислотах, щелочах, ионах водорода, и по прошествии месяца Гарриет, как ни странно, начала что-то понимать.

На протяжении всего кулинарного процесса Элизабет без тени улыбки внушала своим зрителям, что их ждет нелегкое испытание, но они, по ее мнению, люди изобретательные и способные, она в них верит. Странная это была передача. Не совсем развлекательная. Но сродни альпинизму. Вроде даже удовольствие доставляет, но лишь когда восхождение завершено.

Тем не менее Гарриет и Мадлен, затаив дыхание, ежедневно смотрели «Ужин в шесть» в полной уверенности, что каждый новый выпуск будет последним.

Мадлен открыла библиотечную книгу и теперь изучала гравюру, которая изображала человека, зубами впившегося другому в бедро.

– А люди вкусные?

– Почем я знаю? – Гарриет раскладывала на тарелке сырные кубики. – Смотря как приготовить. У твоей мамы, думаю, кто угодно вкусным получится.

«Кроме мистера Слоуна, – добавила она про себя. – Потому как у него нутро гнилое».

Мадлен кивнула:

– Всем нравится, как мама готовит.

– Кому это «всем»?

– Всем ребятам, – ответила Мадлен. – Теперь многие приносят в школу такие же обеды, как у меня.

– Надо же, – удивилась Гарриет. – Остатки? Что с вечера недоедено?

– Да.

– Их матери смотрят программу твоей мамы?

– Думаю, смотрят.

– Правда?

– Конечно, – подчеркнула Мадлен, как будто Гарриет туго соображала.

Гарриет по умолчанию считала, что аудитория программы «Ужин в шесть» невелика; это подтверждала и сама Элизабет, которая признавалась, что ее шестимесячный испытательный срок близится к концу, что за каждый выпуск нужно биться и надежды на возобновление контракта почти не осталось.

– Но ты же можешь пойти им навстречу? – спрашивала Гарриет, пряча свое расстройство. Она обожала смотреть программу Элизабет. – Попробуй хотя бы улыбнуться, что ли.

– Улыбнуться? – переспрашивала Элизабет. – Разве хирург улыбается, когда вырезает аппендикс? Нет. А ты бы стала от него требовать улыбок? Нет. Приготовление пищи, как и хирургия, требует сосредоточенности. Между тем Фил Лебенсмаль настаивает, чтобы я разговаривала со зрителями как с недоумками. Я на это не пойду, Гарриет, я не собираюсь поддерживать миф о никчемности женщин. Захотят меня прикрыть – пускай. Найду себе другое занятие.

«Может, и найдешь, – сказала про себя Гарриет, – да только платить тебе будут в разы меньше». Элизабет, благодаря телевизионным заработкам, смогла сдержать свое слово: теперь Гарриет работала у нее на платной основе и недавно получила самый первый чек. Стоит ли говорить, что у нее сразу как будто крылья на плечах выросли.

– Ты же знаешь, я всегда за тебя, – осторожно начала Гарриет, – но ты хотя бы вид сделай, что идешь на уступки. Подыграй начальству малость.

Элизабет склонила голову:

– Подыграть?

– Ну, ты меня понимаешь, – сказала Гарриет. – У тебя голова на плечах есть. А мистеру Пайну или хлыщу Лебенсмалю это как нож острый. Ты же знаешь, что это за народ – мужчины.

Элизабет поразмыслила. Нет, она не знает, что это за народ – мужчины. Такое впечатление, что рядом с ней мужчины, за исключением Кальвина и ее покойного брата Джона, а также доктора Мейсона и, возможно, Уолтера Пайна, всегда проявляли самые худшие свои качества. У них возникало желание шпынять ее, лапать, поправлять, а то и затыкать ей рот, командовать ею и помыкать. Она не понимала, почему они не могут просто относиться к ней как к человеку и коллеге, как к равной, знакомой, а то и незнакомой – как к обыкновенной прохожей, то есть автоматически проявлять уважение до тех пор, покуда не станет известно, что на заднем дворе у нее зарыта куча трупов.

Единственной ее близкой подругой оставалась Гарриет, они во многом соглашались, но в том, что касалось мужчин, – ни в какую. Гарриет твердила, что мужчины представляют собой другой мир, отличный от женского. С мужчинами надо осторожно, они натуры хрупкие и попросту не способны разглядеть в женщине ум или профессионализм, превосходящий их собственный.

– Гарриет, это смехотворно, – возражала Элизабет. – И мужчины, и женщины – люди. Как люди, мы лишь продукт своей среды, жертвы нашей никудышной системы образования; мы сами решаем, как себя вести. Короче говоря, принижение женщин в сравнении с мужчинами, как и возвышение мужчин в сравнении с женщинами, не обусловлено биологическими причинами. Это явление культуры. И начинается оно с двух слов: «розовый» и «голубой». С этого момента все стремительно летит кувырком.

Кстати, о никудышных системах образования: не далее как на прошлой неделе ее вызвали в школу по поводу сходной проблемы. Выяснилось, что Мадлен отказывается участвовать в играх для девочек – таких, например, как дочки-матери.

– Мадлен стремится к тем занятиям, которые больше подходят мальчикам, – сетовала Мадфорд. – Это нехорошо. Вы-то сами, очевидно, считаете, что место женщины – дома, если судить по вашей… – она слегка кашлянула, – телепрограмме. Так поговорите с дочерью. На этой неделе она изъявила желание дежурить в школьном патруле.

– И в чем проблема?

– В том, что туда принимают только мальчиков. Мальчики защищают девочек. Потому что они крупнее.

– Но Мадлен – самая высокая у вас в классе.

– Это еще одна проблема, – сказала Мадфорд. – Ее рост причиняет мальчикам дискомфорт.

– Так что нет, Гарриет, – резко сказала Элизабет, возвращаясь к обсуждаемой теме. – Подыгрывать я не стану!

Гарриет чистила запущенный ноготь, пока Элизабет разглагольствовала о женщинах, которые принимают свое подчиненное положение как ниспосланное свыше, будто полагая, что более мелкие тела служат биологическим признаком мелкого ума, что они от природы неполноценны, хотя и очаровательны. Хуже того, объясняла Элизабет, многие женщины внушают подобные убеждения своим детям, используя такие фразы, как «Мальчишки есть мальчишки» или «Чего хотеть от девочек?».

– Что у женщин в голове? – требовательно вопрошала Элизабет. – Почему они принимают эти стереотипы? И более того – увековечивают. Неужели они не знают о доминирующей роли женщин в скрытых племенах Амазонки? Разве Маргарет Мид нынче не печатают?

Умолкла она лишь тогда, когда Гарриет встала, давая понять, что не желает больше слушать малопонятные длинные слова.

– Гарриет… Гарриет! – окликала Мадлен. – Ты меня слушаешь? Гарриет, что с ней случилось? Она тоже умерла?

– Кто «она»? – рассеянно спросила Гарриет, сокрушаясь, что никогда не читала Маргарет Мид: не эта ли дама написала «Унесенные ветром»?