Жестокие игры - 2 - Владимир Константинов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Стоило мне лишь переступить через порог квартиры, как раздался радостный крик Настеньки:
- Папа плишел! - Она подбежала ко мне и повисла у меня на шее. Папой она меня стала называть по собственной инициативе по возращении с Кавказа. И это было приятно.
- Привет, Настена! Как поживаешь?
- Холосо! - убежденно проговорила она.
Из кухни вышла Светлана. Поцеловала меня, спросила:
- А ты что так рано?
А я глядел на неё и глупо улыбался. "Неужели вот эта красивая женщина меня любит?!" - удивлялась и ликовала моя душа. Удивительно! Повезло дураку. Впрочем, дуракам всегда везет. Определенно.
- Я не насовсем. Пришел лишь переодеться. Сегодня намечается премиленькое рандеву с одной довольно хорошенькой куртизанкой.
- Смотри мне, - грозно насупила брови Светлана. - Если что узнаю убью! Ты обедать будешь?
- Конечно, что за вопрос.
Интересно, сможет она меня к кому приревновать? Вряд ли. Она уверена, что я полностью её со всеми потрохами, как с серьезными так и несерьзными мыслями в легкомысленной голове и всем прочем.
- Пап, а плавда Миска говолит, что ты милицинел? - спросила Настя.
- А кто такой - Мишка?
- Да так, - пренебрежительно ответила она.
Из этого я понял, что Ммшка у неё не пользуется автритетом,
- Да, я милиционер.
Глаза её засветились гордостью.
- Здолово! А у тебя фолма есть?
- Есть. - Я подошел к шифоньеру, открыл, достал плечики с формой. Вот видишь?
- Ага. - кивнула она. Умоляющим голосом попросила: - Одень, а!
Мне ничего другого не оставалось, как удовлетворить её детское желание.
- Ой, как класиво! - воскликнула она, с восхищением меня рассматривая. Вдоволь насладившись моим видом, Настя ушла к себе в комнату.
А я переоделся в видавший виды джинсовый костюм. Начистил до ослепительного блеска две съемные латунно-бронзовые фиксы, пригнал их по месту на второй и третий верхних зуба справа. Сделал аккуратный пробор на голове. Ощерился. Порядок. Еще чуть-чуть наглости во взгляде и буду совсем соответствовать тому персонажу, которого мне предстоит сыграть.
Когда я появился на кухне, то Светлана, увидев меня, всплеснула руками и рассмеялась.
- В таком виде и с таким лицом ты собираешься идти на свидание?!
- Мадам, я не понимаю - отчего возник этот вопрос и прозучал столь легкомысленный смех?! До некоторых пор это лицо вас устраивало. Не отпирайтесь! Я это видел по вашим прекрасным глазам. Отчего же сейчас оно перестало вас устраивать? Это, по меньшей степени странно, если на сказать больше. Я вас определенно не узнаю.
- С такой внешностью ты можешь рассчитывать на успех лишь у весьма легкомысленной и ограниченной особы.
- Вот что мне, Света, всегда в тебе нравилось, так это твоя честность и прямота. Я бы так не смог. Честно.
- Господи! С кем я решила связать свою жизнь! - вздохнула она. - Ты борщ будешь?
- Я буду все. А почему ты дома?
- Я оформила отпуск, получила деньги и даже купила бутылку итальянского вермута. Сегодня вечером тебя ждет праздничный ужин.
- До него ещё дожить надо, - скромно, как и подобает герою, ответил я.
"Служба бортпроводников Новосибирского отделения Западно-Сибирской жклкзной дороги", - добросовестно причитал я вывеску. Открыл дверь и оказался в довольно большой комнате, по которой стремительно летали девицы, все в красивых формах с "птичкой" на груди.
Я преградил дорогу одной такой, тощей и сухой, будто вяленная вобла, с некрасивым озабоченным лицом.
- Томозни, коза... - начал было я, но она сходу меня срезала, не дав договорить.
- Пошел на хрен, мудак! - и хотела было меня обйти и двигать дальше, но я поймал её за форменную пуговицу, притянул к себе и, страшно выкатывая глаза, угрожающе прохрипел:
- Ты кому это, дешевка! С тебя сейчас скальп снять, или отложим на потом?
Она страшно испугалась. Побледнела. Отчего на носу и около него проявилась стайка симпатичных веснушек. И она уже не была столь некрасива. В её внешности появился какой-то шарм.
- Что вам нужно, - пролепетала она.
- Ты Паршину Оксану знаешь?
- Ну.
- Ну, загну, коралька будет, - передразнил я её. - Так знаешь или нет?
- Знаю.
- А как мне её найти?
- Я только-что ее... - И, вдруг, дурнинушкой визгливо закричала: Оксана! Паршина!
От этого крика все остановились, недоуменно и удивленно уставились на нас. Я даже смутился.
- Ну, ты, блин, даешь! Чего орешь-то?
Но в это время открылась какая-то дверь справа, из неё вышла девица лет двадцати пяти и, глядя на мою собеседницу, точь в точь повторила мой вопрос:
- Чего опрешь-то?
- Это к тебе, - ответила та и, вжав голову в плечи, прошмыгнула мимо меня.
Поршина медленно подошла ко мне. Она была рослой и плотной. Не в смысле - полной, а в смысле - сильной, тренированной. Такая прижмет - век будешь помнить. Определенно. Лицо её - глазастое и курносое, можно было бы назвать миловидным, если бы нагловатый взгляд да тяжелый подборок. По этому взгляду и этому подбородку можно было понять, что характера она нордического, а порочащих связей имела не меряно. Словом, она очень даже подходила тому персонажу, которого я играл. Она смерила меня с головы до ног, а затем ещё в обратном направлении, строгим взглядом, спросила:
- Чего надо?
- А ты ничего, подходящая! - ухмыльнулся я, будто мартовский кот.
Но она была настроена на серьезный лад.
- Чего, спрашиваю, надо? - спросила сердито, даже угрожающе.
- Ой, боюсь, боюсь! - закривлялся я. - Пойдем, поговорить надо.
Она пожала плечами и направилась к выходу. Видно, в своей жизни она насмотрелась на всяких хануриков.
Мы сели на скамейку недалеко от входа. Я достал пачку "Явы", предложил ей сигарету. Она не отказалась. Закурили.
- А у Буряка губа была не дура, - проговорил я и бесцеремонно ткнул пальцем в "птичку". "Птичка" спряталась в глубокое "гнездышко". Но стоило мне отпустить палец - стремительно вылетела наружу.
- Какого ещё Буряка? - вильнула она взглядом, не обратив внимание на мои действия.
- Ну чего ты, в натуре, гонишь?! - возмутился я. - Скажешь, что не знала Серегу Безбородова - кореша моего?
- Ах, Серегу... Так бы сразу и сказал. А как ты на меня вышел?
- Я только-что с зоны слинял. Ломанулся к браткам. А они сказали, что Буряка грохнули. Сказали, что он последнее время у тебя кантовался. Вот я и приканал, чтобы узнать что к чему и что почем. Кто его?
- А я откуда знаю. Хмырь какой-то. - А глаза у неё стали настолько лживые, насколько и противные. И я понял, что эта чукча знает все. Уверен, что это она и подставила Серегу Безбородова с симпатичной кличкой Буряк. Знала она и тех парней, кто с ним был в то роковое для него утро. Моя задача состояла в том, чтобы вытянуть из неё эти знания.
- А за что его?
- Не знаю, - пожала она плечами.
- Этого козла взяли?
- Откуда.
- Вот, блин! Буряк вот такой вот друган был! Мы с ним такие дела делали! Он тебе ничего обо мне не рассказывал?
- А кто ты такой?
- Ходок я. Кликуха у меня такая. Неужели не рассказывал?
- Возможно, - ответила она нерешительно. - Он много чего рассказывал. Разве все упомнишь.
- Врешь ты все, коза, - нехорошо усмехнулся я. - "Бабки" его прикарманила, вот и гонишь мне тут тюльку. А ведь там половина моих.
Лицо её мгновенно налилось красным, глаза стали страшными и непредсказуемыми.
- А ну пошел вон, козел! Будет он мне тут еще... права качать! Видела я таких дешевых фраеров! Я те покажу "бабки"! Ты у меня быстро забудешь, что это такое!
- Ладно, ладно, остынь. Чего раскипятилась, как электрочайник, сказал я, примирительно улыбаясь. - Хрен с ними, с "бабками". Может быть они уже давно того, накрылись. Столько всяких реформ было. Но у Сереги был мой ствол. Ты мне ствол верни. Он вот как нужен.
Взгляд её стал цепким, изучающим. Я понял, что заинтересовал её.
- А зачем он тебе нужен?
Я воровато зыркнул по сторонам, наклонившись к её уху, прошептал:
- Дело есть на миллион, а то и больше. Но без ствола никак нельзя.
- Так уж и на миллион, - фальшиво рассмеялась она.
- Ты над кем, мочалка, лыбишься?! - вновь завозникал я. - Я тебе ни какой-нибудь мелкий шушера, гопник, чтобы надо мной... Поняла?
- Никакого ствола после него не осталось, - сказала она равнодушно.
- Гонишь?
- Больно надо.
- Вот, блин! Где же мне достать "пушку"? Может быть у тебя есть кореша, кто мог бы продать?
- Откуда. Я с такими не вожусь, - ответила она неуверенно.
- Да, плохи мои дела! - сокрушенно вздохнул я и будто случайно положил ей руку на бедро. Она сделал вид, что не заметила этого. Бедро было твердое, будто панцирь черепахи. Рука моя, окончательно обнаглев, стала массировать ей ляжку. Оксана усмехнулась и сказала одобрительно:
- А ты шустрый панишка!
- Будешь тут, когда столько лет живой бабы не видел. А ты такая крутая. что аж слюнки текут, в натуре. Ты где квасишь?
- В каком смысле?
- В самом прямом. Где культурно отдыхаешь? В смыле - оттянуться и забыться. Душа жаждет праздника! Поняла?