Лунные бабочки - Александр Экштейн

— Кромешное время пришло, Кабнг Омпа. Все, что было в прошлом до этого момента, потеряло смысл. Не думаю, что мы будем скучать по времени.

Талгату Волину не надо было объяснять значение этой фразы. Кромешное время в Тибете означает почти то же самое, что вне его означает «Конец света», только в тибетской транскрипции это слышится как «Конец времени», ибо свет бесконечен.

…Новость, конечно, была грандиозной, и поэтому операцию по транспортировке Радецкого и Кузькова осуществили с элементами поспешности, что вполне закономерно отразилось на качестве. Для начала их усыпили. Затем Талгат Волин вошел в пещеру и… Первым был Радецкий, вторым Кузьков. Медитативно-молитвенный поток Талгата Волина — Кобнг Омпа был зафиксирован «Сестрорецком-8», а закончилось все тем, что в Службе космического слежения называют «несвоевременной утерей чемодана», а если проще — «эффектом фактора». Грубая фактура соприкоснувшегося с земным временем чуда в корне отличается от чуда в чистом виде. Прибор «Ласточка» системно-аномального действия на «Сестрорецке-8», сфокусированный на медитативно-информационном потоке великого палача Тибета, словно бы синтезирует образ бесплотья с реально-чувственным пространством заданного квадрата на территории Москвы, где заранее установлены руно-шоковые стабилизаторы, генерирующие из микроаннигиляционных плюс-частиц стабильный фактор осуществления. То есть современная научная мысль уже могла «взять» контейнер в Тибете и «поставить» в России. Могла взять и в Англии, и где угодно, но ламы плохо вербовались, точнее, никак не вербовались, а самим ламой высокомедитативной культуры был один лишь Талгат Волин, и он не мог мотаться по свету и медитировать там, где требовалось начальству, хотя, конечно… До Волина в Тибете и Индии работал только один российский разведчик такого уровня — Рихтер, но тогда еще не было «Сестрорецка-8» и даже фантасты не предполагали появления прибора «Ласточка»… В общем, эксперимент прошел в целом очень удачно, шероховатости были не в счет. Радецкий «вывалился» в плавнях под Нахапетовом, а Кузьков — в центре Москвы, в цивильном подъезде, из-за того что «Сестрорецк» был сбит с толку тау-излучением в первом случае и галлюцинаторной энергией в часах Кузькова во втором. Ничего не помогло, даже то, что Талгат Волин снял с «очемоданенного» Кузькова всю одежду, дабы не волновать внешними раздражителями контейнер в часах.

Кузькова ОМ сразу же забрал к себе, оставив Радецкого на попечение его же конторы — ГРУ, которое решило, что для адаптации к России ему пока лучше посидеть в тюрьме.

— Тем более возле моря, — проворчал генерал-полковник Дождь. — Я бы и сам при случае там отдохнул.

…— Дело в том, парень, — ворчливо произнес, сияя выбритой лысиной, человек из компьютера, — что ты, не подумав, осложнил себе жизнь до полного безобразия.

— Да? — пока еще не мог отойти от шока Толик Лаперуза и поинтересовался: — А если я по компу молотком жахну?

— Мыслишь правильно, — одобрил его парадоксальный собеседник, — но бесполезно. В данный момент это ни к чему не приведет, жахать нужно по всей технотронной цивилизации, да так, чтобы перья во все стороны полетели. Думаю, кто-нибудь в ближайшие десятилетия озадачится этой мыслью.

— Вы кто? — решил познакомиться Толик с компьютерным ламой. — Я, например, Толик, фамилия Лаперуза, а отчество как бы пока и не надо для общения.

— А я для тебя — все, — решил смягчить свою позицию человек из монитора, — в том числе и отчество. Дело в том, что с этого момента ты хозяин и одновременно раб всех электронно-цифровых средств связи, включая и самые специальные, правительственные и шпионские. Ты можешь черпать информацию из всех источников. Можешь стирать эту информацию, изменять, брать у одних и отдавать другим, и тебя никто не сможет вычислить. Одним словом, ты суперхакер, а другим словом, тебе не повезло… Что, Фима? — Забыв о Толике, лама стал пререкаться с кем-то за кадром. — Я его не пугаю, Фима, я его воспитываю…

«Вот и все, — устало подумал Толик, — это галлюцинация, я заболел. Теперь дорога одна — психушка или петля».

— Я уверен, — говорил кто-то за кадром, — он считает себя шизофреником. Усыпи его, Петр, ради Бога, пусть мальчик поспит, а ты во сне надиктуй ему правила игры и правила техники безопасности.

— По технике безопасности его надо содержать на глубине полутора метров в деревянном ящике…

Заявление ламы возмутило Толика, и он постучал по монитору:

— Простите, что вы имеете в виду?

— Спи, — повернул к нему лицо лама и, подмигнув, уточнил: — Деточка…

Нет, Ксюша Мармик была не из тех девушек, которые после слов «извините», «позвоните попозже» не предпринимает никаких действий. Через пять минут после разговора ее юркая «хендайка» вишневого цвета уже мчалась по московским улицам в сторону дома Толика Лаперузы, игнорируя шоссейно-мужской шовинизм отсылаемых ей вслед факов. Дабы вернее нейтрализовать террористов, захвативших ее возлюбленного, она взяла с собой и нового репортера Сашу Углокамушкина.

— Кошмар! — сообщила Ксюша Саше, подрезая очень серьезный джип и на секунду закрывая глаза от страха. — Его захватили и, по всей видимости, надолго.

Она открыла глаза и пошла на обгон синего «глока», но возмущенный «глок» не дал ей никакого шанса, и Ксюша стала в ряд.

— Ужас, — повторила она, — мы должны их нейтрализовать.

Подрезанный джип поравнялся с «хендайкой» и поплыл рядом. Впереди сидел седой мужчина с печатью мстительного высокомерия на лице и сверху вниз смотрел на Ксюшу. Увидев качество и пол водителя, он избавил свое лицо от мстительности, махнул рукой водителю, и джип рванулся на обгон.

Через двадцать минут «хендайка» остановилась у подъезда. Саша Углокамушкин, еще не адаптированный к проявлению столичной экспансивности в молодых девушках тележурналистской ориентации, был вполне адаптирован к девушкам вообще. Он вышел из «хендайки», оглядел многоэтажный дом и коротко спросил у Ксюши:

— Где?

— Там. — Юная телеведущая схватила его за руку и потащила к подъезду. — Возможно, его уже убили.

В лифте Ксюша вытащила из кармана кожаного пиджака ключи и объяснила Саше:

— Это от его квартиры. Я открываю, ты заскакиваешь и кричишь, чтобы все ложились на пол лицом и не двигались.

— Ладно, — пообещал Саша, — заскочим…

…Степанида Грунина после целого ряда консультативно-организаторских действий привела Сашу Углокамушки-на в очень незаметное здание под неброской вывеской «Регистрационно-полиграфическое бюро учета Мосводока-нала» на заднем дворе Главпочтамта. Внутри здания, на входе, сидела за конторкой классическая бабушка и вязала что-то сиреневошерстяное и длинное.

— Ого, — подняла в изумлении брови бабушка, мельком взглянув на Сашу, — экземпляр а-ля фасе, Степанида, клянусь своей былой невинностью. Это же классика, дар пророчества плюс фотоясновидение с авантюрным подтекстом и дозированно-уместный наив хаотично проявляющегося мужества, регулярно перемежающегося всплесками инстинктивного испуга. — О чем-то вспомнив, бабуля мечтательно вздохнула и, строго взглянув на Степаниду, тоном приказа посоветовала: — Это индивидуал, натаскивай его на стресс-ведьму, не подпускай к нашим и уж тем более к обыкновенному мясу — испортишь.

— Слушаюсь. — К удивлению Саши, Степанида Грунина подошла к бабушке, взяла протянутую ей руку и поцеловала один за другим все пальцы. — Я пойду?

— Иди, дорогая, — улыбнулась бабушка. — Иди и не забывай, что в Москве сейчас повелитель Лисоокой Ундины, наш царь.

На выходе Саша оглянулся и увидел, что бабушка совсем не бабушка, а нечто другое, непонятное и таинственное.

— Кто это? — спросил он у Степаниды, когда они отъехали от здания.

— Актонидия. Ведьма, которой не удалось умереть. Бывшая балерина, — объяснила Степанида Саше Углокамушки-ну. — Моя зазеркальная мама…

…— Ксения, тебе не кажется, что ты слегка с придурью? — вежливо спросил Саша.

— Потом поговорим. — Ксюша повернула в замке ключ, рывком распахнула двери и, крикнув Саше «Давай!», завизжала громко и вдохновенно.

— Всем лежать на месте! — Саша забегал по четырехкомнатной квартире Лаперузов, в каждой комнате заявляя: — Лежать, а не то застрелю!

— Ну ты даешь, — удивилась Ксюша, входя в квартиру и закрывая за собой дверь. — Прям-таки как сайгак по квартире прыгаешь, я думала, ты серьезней. Ну что, пусто?

Саша промолчал, прижимая палец к губам и показывая на закрытую дверь в одну из комнат, откуда раздавался чей-то голос. Ксюша и Саша прислушались.

— Фима, ты ничего не хочешь добавить этому впавшему в могущество ребенку?

— Нет, к тому, что ты сообщил ему, уже ничего добавить нельзя, пусть спит. Но это твоя ошибка, палач Тибета, мальчик ни при чем. Тебе-следует стать его покровителем, если не хочешь, чтобы за ним начали охоту.