Привет с того света - Андрей Щупов

— Это одна правда, но есть и другая.

— Какая еще другая?

— А такая. Ты отвечаешь за людей, но ты отвечаешь и за результат. Разве не так? Ради этого результата ты и гонишь бойцов в огонь.

Макс хмуро уставился на Дювуа.

— К чему ты клонишь?

— К тому, мой лейтенант, что бедному Кутузову приходилось отвечать не только за армию. Оставляя Москву и отказываясь от сражения, он пекся, вероятно, о чем-то большем. И, отступая от взорванного и сожженного Рущука, он тоже желал не сиюминутной победы, а мира — прочного и выгодного для русской стороны. Этого мира он тогда и добился.

— Это было или еще будет?

— Э-э-э… Будет. Через шесть лет. — Дювуа невесело усмехнулся. — Как ни странно, но это действительно еще будет, хотя уже и было. Давным-давно… Уму непостижимо, правда?

Встряхнув плечами, он покосился в окно, на пробегающую мимо дорогу.

— А сколько еще разных бед впереди! Сколько человеческой крови уйдет в землю!.. Видит Бог, история ничему не учит людей. Все повторяется, и с одним и тем же исходом. Бородино — и сто десять тысяч трупов, знаменитая Лейпцигская битва — начало конца, Ватерлоо, в котором зеркально отразится Маренго, но только с обратным результатом… Там Блюхер, тут — Дезе… Все в жизни двояко, и шанс вознестись или низвергнуться — тоже, по всей видимости, предоставляется дважды.

Поплотнее запахнувшись в тулуп, лейтенант недовольно пробурчал:

— И все-таки он должен был что-то делать. Спорить, доказывать, убеждать…

— Возможно. Кое-кто действительно набирался смелости и спорил. А после попадал в опалу. Тот же Суворов засылал в австрийскую армию русских офицеров, дабы научить неумех воевать, а над приказами гофкригсрата откровенно смеялся. Бесстрашный был вояка. Издеваясь над союзными генералами, запросто пререкался с царствующими особами, а в результате побеждал, за что его и прощали. Но умер в глуши и в полном одиночестве. Талантливых не любят, а Суворов был безусловно талантлив… Как ни крути — ни единого поражения. И, как знать, будь он жив и дождись Наполеона в Италии, неизвестно, чем бы все кончилось.

Макс с подозрением покосился на Дювуа.

— А ведь ты, похоже, фаталист?

— Я и не скрываю. Тот, кто увлекается историей, рано или поздно становится фаталистом. Потому как все наше прошлое есть гигантский невостребованный опыт, и, копаясь во всем этом, поневоле тщишься угадать тропку, по которой все мы движемся.

— И что же?

— Да ничего. Нет ее, этой тропки. У тебя, у меня, у каждого из нас — своя маленькая дорожка, а у всех вместе — ничего. Такой вот парадокс. И у того же Кутузова — свой витиеватый и не самый счастливый путь, со своими загадками и чудесами. Десятки раз мог погибнуть, а не погиб. И ранения у него были действительно уникальные.

— Это… что-то с рукой, кажется?

Дювуа посмотрел на лейтенанта так, словно увидел впервые.

— Не с рукой, мсье Дюрпан. Не с рукой… В тысяча семьсот семьдесят четвертом году под Алуштой турецкая пуля пробила голову молодого офицера от виска до виска. Думаю, нетрудно представить, что это такое. Словом, по всем статьям ранение было смертельным. Но вопреки прогнозам Кутузов выжил. Спустя тринадцать лет, уже при осаде Очаковской крепости, пуля пробивает его голову навылет и, что удивительно, — почти в том же самом месте. — Дювуа пальцем показал, куда вошла пуля и откуда вышла.

— И что?

— Ничего. После этого он ослеп на правый глаз. Хотя опять же должен был трижды и четырежды умереть. Вот тебе и фатум!

Немного помолчав, Дювуа добавил:

— И всю жизнь, он отступал. Отступал, принося победы — победы неубедительные, вызывавшие насмешки и нарекания, — и все-таки победы.

— Как на ринге…

— Что?

— Как на ринге, говорю. Там тоже один работает первым номером и атакует, другой — вторым номером и отступает. Но кто сильнее — неизвестно.

— Вот-вот! Кутузов — это вечно второй номер. Рущук, Бородино, Малоярославец, Вена — везде отступления, но нигде он не проигрывал. А в общем… Какой из него вышел полководец, судить трудно, но офицером он слыл отважным.

— У него были дети?

— Пятеро… Пятеро дочек.

Карета, обшитая кевларом, покачиваясь и вздрагивая на камнях, катила по дороге. Путешественники больше не говорили, думая каждый о своем, а может быть, об одном и том же.

Глава 15

Собрать схему передатчика было не столь уж сложно, но не хватало радиодеталей. Пришлось раскатать по винтикам стереофоническую радиоигрушку Микаэля, частично разобрать преобразователи напряжения. В качестве антенны Кассиус использовал один из сегментов «чаши». В комнату к нему уже дважды стучались, но оба раза техник бурчал невразумительное, и стук (а стучали, по-видимому, горничные) прекращался. С подсчетами характеристик предстоящего переброса было покончено. Выводы не слишком утешали, но о них Кассиус старался не думать. Монтаж он проводил по сокращенному варианту, отказавшись от множественных фильтров и предусилителей. Качественного частотного модулятора из того, что у него имелось, он знал, все равно не получится. Следовательно, оставался простейший путь — использовать в качестве информационной строки не человеческую речь, а полузабытую азбуку Морзе. Это существенно облегчало задачу, и голову пришлось поломать только над последним силовым трактом, мощность которого должна была быть весьма солидной. Требовались детали, коих не было и в помине, и Кассиус шел на сознательный риск, разместив электронные ключи на неком подобии радиаторов, надеясь, что в импульсном режиме они выдержат нагрузку, не расплавившись прежде времени.

Засев за работу днем, он оторвался от нее лишь поздно вечером. Но шесть часов непрерывной работы не прошли даром. Он сделал то, что задумал, и, с волнением подключая питание, не сразу решился на прямое включение, постоял в стороне, разминая затекшие плечи, устало глядя на платы передатчика.

Нехитрую стратегию он продумал заранее. Три или четыре двойных импульса — чтобы привлечь внимание, и только потом информационная строка. Снова три-четыре импульса, и спустя пару минут — сообщение. Портативные приемники диверсантов постоянно находились в ждущем режиме. На рабочую частоту, если, конечно, она дойдет до них на таком расстоянии, они, безусловно, откликнутся. Словом… следовало надеяться на лучшее.

Решившись, Кассиус приблизился к столу, рука его легла на импровизированную рукоятку ключа.

Первую серию радиоимпульсов они не услышали. Слабый зуммер карманной радиостанции не сравнить с треском автоматной очереди. Чем-то это напоминало давнее нападение шуанов, но задумано все было куда прозорливее. В Аррасе, небольшом городке, все по тем же подложным документам императорских курьеров они без труда поменяли лошадей и не мешкая пустились в путь. Неладное случилось, когда они проехали уже километра четыре по дороге и спустились в болотистую низину, из которой тянуло сыростью и холодом. Первым споткнулся конь Кромпа. С галопа он перешел на вялый шаг и стал бессильно кивать головой. Та же история повторилась с лошадью капрала.