Тринадцатая редакция. Напиток богов - Ольга Лукас

— Давай я тебя тут сфотографирую, — напомнил Денис, указывая на телефонную будку.

— Да ну, я передумала, — махнула рукой Дереза.

Возле светофора на Австрийской площади стоял высокий молодой человек демонической внешности и играл на фаготе. Деньги ему были не нужны — казалось, музыкант любуется собой, и для этого нарочно встал напротив зеркальной витрины, чтобы видеть своё отражение. Он, так и быть, позволял окружающим глядеть и любоваться тоже. Дереза замерла в восхищении.

«Какая готичная няшечка! Мне бы такого! — подумала она. — Хочу научиться играть на какой-нибудь флейте. Хочу домашнего лимонада».

Денис вздрогнул. Вот, значит, какие парни ей нравятся? Ну, конечно. Она ведь яркая. И ей нужен кто-то яркий.

Дереза уже успела подумать о том, что она хочет собственный вертолёт с пилотом, хочет прямо сейчас покататься на коньках, хочет пройтись на ходулях по узкой средневековой улочке.

Денис потуже обмотал поводок вокруг руки, сжал кулак. Кисть побелела. Ануцыц рванулся в сторону, поводок оцарапал кожу. Денис ослабил натяжение, осмотрел свежие ссадины на руке. Пусть, пусть.

Дереза ничего не заметила, зато, проходя мимо витрины, захотела платье в клетку и до пола, посмотреть новую серию чего-то непроизносимого и чтобы Олька написала ей фанфик.

Они миновали площадь, нарцисс-музыкант остался далеко позади, Дереза подбрасывала монетку и ловила, а потом попыталась подстрелить её из водяного пистолета, но ничего не вышло. Денис молча шагал рядом и чувствовал себя обманутым, преданным, брошенным и осмеянным.

— Кстати, — сказал он, — у меня ведь тоже есть для тебя подарок.

Дереза застыла посреди тротуара, зажмурила глаза и протянула вперёд обе руки.

— Нематериальный, — ответил Денис, не сбавляя шаг и свернул на Кронверкский.

Дереза разочарованно отмерла и побежала за ним.

Мимо прогрохотал трамвай.

— Ты ведь хочешь сняться в кино, правда? — спросил Денис, когда вокруг стало потише.

— Да-а-а-а-а-а! — закричала Дереза так пронзительно, что в Александровском парке вороны сорвались с деревьев и с тревожным карканьем полетели в сторону Чёрной речки.

— Тогда слушай…

Он подробно рассказал ей, где и когда надо быть. Не удовлетворившись этим, достал из сумки блокнот и нарисовал схему. Потом подумал ещё и предложил встретиться утром и отвести её за руку на нужное место.

— Ты думаешь, я совсем дурочка, если веду себя, как совсем дурочка? — засмеялась Дереза. — Лучше скажи, что тебе тоже охота в кино сняться.

— Мне? Нет. У меня нет таланта.

— У тебя есть талант быть собой!

К сожалению, этого недостаточно. Никому не интересен просто человек. Надо, чтобы у него был демонический пронзительный взгляд, продуманный костюм с лёгким намёком на готику, длинные волосы и необычный музыкальный инструмент.

Да, он решился. Пусть она пойдёт на встречу с третьей ступенью и станет обыкновенной. Обыкновенное тянется к обыкновенному. Может быть, тогда она увидит, оценит его? А он — он её не бросит. Даже если она перестанет ему нравиться. Он всегда будет рядом.

— Тарантино сделал обманный ход и уже нападает на тебя! — выросла перед ним Дереза. Водяной пистолетик уткнулся ему прямо в лоб. Но воды не осталось. Только одна капля сползла по щеке. Денис отодвинул руку с пистолетом, резко провёл по лицу ладонью, стирая влажный след.

— Наверное, пора идти домой. Твои родители будут волноваться, — сказал он.

Ануцыц тревожно поглядел на него, затем отпрыгнул в сторону и прижался к ногам своей хозяйки.

Весь день Дмитрий Олегович просидел взаперти. По собственной воле, а не потому, что Эрикссон велел. Эрикссон, кстати, велел ему совсем другое — вырвать Анну-Лизу из лап Хозяина Места, но вот об этом шемобор как раз не думал.

Он выбрался в магазин, щурясь от ненавистного солнца, купил какой-то снеди (спасибо Джорджу за то, что ссудил ему пару тысяч рублей) и вернулся обратно под сумрачные своды старого питерского дома. Принял прохладный душ. Прошелся по квартире в одних трусах, размахивая руками. Нашел в книжном шкафу собрание сочинений Козьмы Пруткова — в детстве у него была точно такая же книга. Расстелил на полу на кухне — как в самом прохладном помещении — широкую махровую простыню, которую хозяйка бережно хранила в шкафу. Налил в кувшин холодной газированной воды, выдавил туда лимон, швырнул упаковку льда. Повалился на махровую простыню и, прихлёбывая, стал перелистывать страницы.

Очнулся, когда почувствовал, что замерзает. Отложил книгу. Вскочил на ноги, потянулся, хрустнув суставами. Поставил на кухонный стол давно опустевший кувшин. Посмотрел на часы и покачал головой: день прошел, а он и не заметил. И ещё бы день так провести. И ещё. И целый месяц, или даже год. Чтобы еда была какая-никакая, и прохлада, и сумерки, и книги не иссякали, и никто не появлялся без предупреждения в углу и не требовал пойти и придумать очередному бессмысленному нарушителю очередное бессмысленное наказание.

Хотелось есть, но разогревать магазинные полуфабрикаты было лень. Тем более что хозяйка квартиры не озаботилась покупкой микроволновой печи, а газовая плита не внушала доверия, да и старые чугунные сковороды, не знакомые с таким явлением прогресса, как тефлоновое покрытие, слегка смущали. Подгорит ведь всё к чёртовой матери, снаружи подгорит, а внутри не разогреется.

Дмитрий Олегович вошел в комнату, служившую ему спальней. Нагретый солнцем воздух (опять не задёрнул занавески!) неприятно контрастировал с прохладной сыростью кухни. Шемобор натянул джинсы и рубашку, вздрогнув от прикосновения горячей шершавой ткани к прохладной коже.

Перед тем, как выйти из квартиры, он посмотрел в глазок — наверняка хозяйка всегда так поступала. А может быть, она периодически глядела в глазок просто так, без всякой цели, в надежде увидеть что-нибудь интересное.

Изображение, слегка скруглённое по бокам, представляло собой часть лестничной площадки и дверь в квартиру напротив. Дверь открылась. Вышел Джордж, поправляя руками влажные, словно только что вымытые волосы. Следом за ним выпорхнула Алиса Владимирская. Он закрыл дверь, что-то сказал ей. Она улыбнулась и помотала головой. Он улыбнулся в ответ. Наклонился и прикоснулся губами к её губам. А потом — словно между ними пролегла трещина. Они направились к лестнице, и каждый был теперь сам по себе, хотя можно было поклясться, что когда они вышли из квартиры, их словно окружал невидимый кокон. А может быть, всё дело в том, что глазок так устроен и скругляет углы изображения.

«Если хочешь быть красивым, поступи в гусары», — зачем-то вспомнил афоризм Пруткова слегка ошарашенный увиденным шемобор.

Хлопнула внизу дверь. Дмитрий Олегович отпрянул от глазка. Поскорее бежать из этой квартиры, а то как бы у него не возник старушечий чепец на голове, хлопчатобумажные гетры на ногах, ревматизм в пояснице, прострел в коленке и воспоминания о восьмидесяти трёх давно минувших годах на сладкое.

Он спустился вниз, добежал до «Феи-кофеи», прячась от солнечных лучей в тени дома. Алисы нигде не было. Джордж стоял к нему спиной, облокотившись о стойку, и о чём-то разговаривал с барменом.

— Ужин и на пару слов, — бросил шемобор, проходя мимо, и направился к своему любимому столику. Народу было не очень много: вечерние завсегдатаи ещё не подошли, случайные дневные посетители уже уходили.

Джордж подошел через некоторое время. От него пахло шампунем, каким-то одеколоном и чёрт знает ещё чем — удовольствием, что ли?

— Скоро принесут ужин. Ты ведь не откажешься от лазаньи? — спросил он, усаживаясь за стол.

— Ты слыхал когда-нибудь о такой вещи, как дверной глазок? — напрямик спросил у друга шемобор.

— Без загадок, если можно.

— А если без загадок, то имей в виду, что твоя дверь отлично просматривается из квартиры, в которой ты меня разместил. И старушка-соседка, может статься, ведёт счёт твоим победам.

— Неправда. Сегодня — особенный случай! — вскинулся Джордж.

Помолчали.

— Очень смешно наблюдать за влюблённым, — возобновил разговор Дмитрий Олегович.

— Мы не влюблённые, — встряхнул волосами Джордж, — просто… проводили вместе время.

— Я не о вас. Я о себе. За вами было не особенно интересно наблюдать. Такие отношения мне наскучили ещё десять лет назад.

Дмитрий Олегович в самом деле наблюдал за собой — со стороны и изнутри. Было тепло, тревожно и весело. В нём звучала гамма прежде незнакомых чувств. Как будто Алиса была ключом, а он сам — дверью, которая долго-долго была на замке, и вот наконец открылась, из помещения выветрился затхлый пыльный воздух, и его овевает свежий морской бриз, ну, и так далее.

Джордж внимательно посмотрел на своего друга — он как будто снял трагическую маску, которую носил с первого дня их знакомства, а может быть, и раньше: уголки губ, вечно опущенные вниз, разгладились, отчего презрительно-насмешливая ухмылка исчезла, уступив место какой-то удивлённой гримасе. Выражением лица Димка очень напоминал похмельного Вустера в исполнении Хью Лори, впервые познакомившегося со своим великолепным дворецким Дживсом.