Звезды в ладонях - Олег Авраменко

Пока Рита говорила, я смотрел на неё со всё возрастающим изумлением.

— Ну, знаешь... Я бы не удивился, услышав такой анализ от твоего отца. Но ты... ты же никогда не была специалистом по войне, по чужакам, ты сама мне говорила, что раньше почти не задумывалась обо всём происходящем за пределами Махаварши.

— Зато потом задумалась. Когда вы с Рашелью явились к нам и перевернули всю нашу жизнь, мне волей-неволей пришлось думать и о войне, и о чужаках.

— И за это короткое время ты так быстро разобралась во всём?

Рита пожала плечами:

— А в чём, собственно, было разбираться? Я же, в конце концов, врач. Пусть и не психолог, но определённую подготовку имею. И мне не составило труда поставить диагноз Рашели и всем её соотечественникам.

— А давно ты его поставила?

— Ну, первые намётки появились сразу после нашего прибытия на корабль, когда мистер Раман попытался захватить его. Тогда меня поразила болезненная реакция Рашели на рассуждения отца об «искупленцах».

— Да, я тоже обратил на это внимание. Но потом решил, что это из-за той давней истории, когда на Терре-Галлии существовали элементы расовой сегрегации.

— Из-за этого тоже. Но не только. Тогда я отметила, что Рашель особо настаивала на том, что галлийцы никогда не обижали Иных. Это было вроде как оправдание — мы, мол, не первые начали, раньше мы были хорошими и любили чужаков. А ещё она была буквально потрясена тем, что мистер Раман сотрудничал с Иными по убеждению. Помнишь, что она сказала? «Это хуже, чем продаваться за деньги». Хотя с нашей точки зрения — твоей, моей, всех остальных жителей Махаварши, — продажность есть более тяжкий грех, а искренность убеждений рассматривается как смягчающее вину обстоятельство. Для Рашели же всё наоборот. Но, повторяю, это не душевное расстройство, а просто воспитание. Во всём остальном, что не касается чужаков, Рашель очень милая, добрая, чуткая и нежная девочка.

— Да, — охотно согласился я. — Она просто прелесть. Она... — Тут я осёкся. — Кстати, мы же так и не сообщили руководству, что у нас на борту предатель и чужак. А это нужно было сделать сразу.

Я поставил на поднос пустую чашку из-под чая, поднялся и направился к двери каюты, чтобы пройти в рубку и связаться с командованием станции. Но, взявшись за ручку, замер в нерешительности.

— Они ведь сразу расстреляют их...

Рита кивнула:

— Если мой диагноз верный, то так оно и будет.

— А ещё, чего доброго, — добавил я, — заставят меня присутствовать при казни. — Я с мольбой посмотрел на девушку: — Что мне делать, дорогая?

Она подступила ко мне и обняла меня.

— Даже не знаю, Стас. Не знаю, что посоветовать.

Я отошёл от двери к рабочему столу и вывел на экран картинку из шестой каюты. Альв Шелестов лежал на одной из двух коек, повернувшись мордой к стене, и, кажется, спал. Ахмад, как обычно, сидел перед терминалом с надетым на голову ментошлемом: по данным бортового компьютера, в последние дни он большую часть свободного от сна времени проводил в различных виртуальностях, пытаясь убежать от реальной жизни, которая не сулила ему ничего, кроме скорой смерти.

Я погасил экран и вновь повернулся к Рите:

— Выдам их перед самым отлётом. Это малодушно... но иначе я не могу.

— Я тебя понимаю, — ласково ответила она.

Той ночью у нас не было сил, чтобы заняться любовью, поэтому мы просто легли вместе в постель и сразу же заснули, крепко прижавшись друг к другу.

5

Я проснулся уставший и разбитый, чувствуя во всём теле неприятную слабость. Настенные часы в каюте показывали четверть второго ночи по станционному времени — следовательно, я проспал лишь неполных четыре часа.

Риты рядом со мной не было, а её место в постели уже успело остыть. Я с трудом подтянулся и принял сидячее положение. Тотчас у меня закружилась голова, а в мозгу заворочалась ленивая мысль:

«Чёрт побери! Это чертовски похоже на то, как если бы в меня шваркнули из парализатора...»

На тумбочке рядом с койкой я увидел пять разноцветных капсул, а рядом с ними стоял стакан сока и лежала записка: «Выпей это, полегчает». Я механически сунул в рот все пять капсул, запил их глотком сока и лишь потом сообразил, что почерк на записке не Ритин. Хотя он был хорошо знаком мне...

О Боже!!!

Лекарства подействовали мгновенно, в голове моей прояснилось, а слабость в теле исчезла. Я вскочил с койки и, даже не позаботившись об обуви, опрометью бросился к выходу из каюты.

Однако дверь не открывалась ни поворотом ручки, ни голосовым приказом. Бессильно поколотив в неё кулаками, я, преисполненный дурных предчувствий, метнулся к терминалу. Но не успел я включить его, как экран сам ожил, и оттуда на меня посмотрело смуглое лицо Ахмада.

— Привет, Стас, — произнёс он с немного глумливой ухмылкой. — Кажется, мы поменялись местами.

Он сидел в моём капитанском кресле, постукивая пальцами правой руки по подлокотнику. В левой руке он сжимал пару проводов, которые тянулись куда-то в сторону, за пределы обзора камеры.

— Компьютер! — чётким командным голосом произнёс я. — Бунт на корабле. Захват в плен капитана.

Никакой реакции со стороны бортового компьютера не последовало. А Ахмад громко захохотал:

— Ну что, убедился? Ты, дружище, так привык быть здесь хозяином, что совершенно выпустил из внимания одну элементарную вещь: компьютер, даже самый совершенный, это всего лишь куча металлолома. Он делает только то, что заложено в его программу, а её всегда можно изменить. Да, в самом начале я сглупил, у меня совсем вылетело из головы, что на кораблях такого класса стоят высокоинтеллектуальные компьютеры. Зато потом уже ты свалял дурака, когда не отключил терминал в моей каюте. В отличие от тебя, я не баловался в виртуальностях космическими полётами; в свободное время я серьёзно занимался кибернетическими системами, всё ждал того момента, когда меня допустят к секретной инфосети Сопротивления. Я собирался... Впрочем, это не важно. Главное то, что я сделал здесь, на корабле. Я запутал ваш компьютер логическими парадоксами, нашёл лазейку в защищённую область памяти и отключил его блок идентификации. Теперь он просто подчиняется тому, кто в данный момент сидит в капитанском кресле.

От досады и чувства обречённости я застонал.

— И что дальше? — спросил я, стараясь изобразить полную невозмутимость. — Чего ты добиваешься? Ты опоздал, Ахмад, сейчас ты в ловушке.

— Ничего, попробую выбраться. Попытка, как говорится, не пытка, тем более что мне всё равно нечего терять. Но чтобы ты не учудил какую-нибудь глупость, обрати внимание на вот эту штуку. — Ахмад сделал паузу, и камера сместилась в сторону, продемонстрировав лежащий на полу предмет конической формы, высотой сантиметров десять и примерно столько же в диаметре. От него тянулось два провода — те самые, которые сжимал в левой руке Ахмад. — Это боеголовка от заряда десантной базуки, которую я нашёл в оружейном складе корабля. Силы её взрыва будет достаточно, чтобы разнести, к чёртовой матери всю рубку управления. Боеголовка активирована, но пока я держу контакты соединёнными, она не взорвётся. Но если я выпущу их из руки — например, после выстрела из парализатора или лучевика, — взрыв случится в ту же секунду. И от него пострадаю не только я.

Камера отошла ещё левее, и я увидел лежащих на полу Рашель и Риту. Они были в бессознательном состоянии, с накрепко связанными руками и ногами. Боеголовка от базуки находилась всего в каком-то метре от Рашели, и не было ни малейшего шанса, что при взрыве девочка сможет уцелеть.

— Остальные твои товарищи парализованы и замкнуты в своих каютах, — продолжал Ахмад. — Все средства связи я предусмотрительно отключил. Эти люди не представляют для меня интереса — хотя ты к ним привязан, но без проблем принесёшь их в жертву. Я полагаю, что ты готов даже пожертвовать девицей, — он указал на Риту, — даром, что спишь с ней. Зато эту малышку ты в обиду не дашь. Ни за что, ни при каких условиях. Мы знакомы с тобой много лет, и мне хорошо известно, как ты мечтал о дочери...

— Что тебе нужно?! — не сдержавшись, прорычал я.

— Спокойно, Стас, спокойно. Всему своё время. Я тут ознакомился с бортовыми записями — через четыре часа ваша бригада в составе всей Девятнадцатой эскадры отправляется к Марсу. Мы стартуем, как ни в чём не бывало, а где-то между орбитами Сатурна и Юпитера изменим курс и уйдём в глубокий космос. Преследовать нас не станут, да и не смогут — как разведывательно-диверсионное судно, «Заря Свободы» обладает более высокими скоростными и манёвренными качествами, чем другие крейсера такого класса. Когда мы оторвёмся и окажемся в безопасности, я посажу вас всех в катер, а сам попытаюсь прорваться в дром-зону.

— Ты не... — начал было я, но вовремя прикусил язык. Ахмаду совсем ни к чему было знать, что каналы не просто сжаты в небольшой области пространства, но и практически закупорены. — И куда же ты отправишься?