Максим не выходит на связь - Овидий Горчаков

По всем адресам разослал я письма, но шли недели, а родные Леонида Черняховского, Василия Быковского и других участников группы «Максим» не отвечали. Ведь прошло двадцать лет, многие из близких моих героев умерли, другие давно сменили местожительство. По-прежнему над заросшей степным ковылем безымянной могилой под Орловской мели черные вьюги…

Наконец — первая ласточка. Письмо из Баку. Удалось связаться с родственницей снайпера-подрывника, бывшего бакинского рабочего-вагоноремонтника Вани Клепова Пелагеей Прокофьевной Егоровой, проживающей в Баку. «Писем племянника, — пишет Пелагея Прокофьевна, — у меня не сохранилось, да и были эти письма из трех строк… В 1922 году заболела мать, и его, как самого меньшого, я забрала к себе в Баку. Здесь он поступил в 22-ю школу, окончил семь классов, потом пошел работать слесарем на Бакинский вагоноремонтный завод. Оттуда он в первый год войны был призван в Красную Армию… Проездом — он забегал домой, сказал, что направили его в Астрахань на учебу в школу, а в какую школу — я не знаю. Через месяц он написал уже с дороги на фронт, чтобы писем я пока не писала. В этом письме он писал, что на своей территории будет месяца через три, если будет жив, — сообщит сам. Больше мне о нем ничего не известно. Извещения никакого не было. Все мои старания навести справки о его судьбе были безрезультатны. Отец его сейчас проживает в Саратовской области…»

Я напечатал небольшой очерк о героях группы «Максим» в журнале «Новый мир», рассказал о своем поиске по телевидению, по радио. О беспримерном подвиге под Орловской узнали миллионы советских людей. Это очень помогло поиску.

Литсотрудник газеты «Молодежь Азербайджана» Вячеслав Сидоренко отыскал в Бакинском архиве управления железной дороги личное дело Вани Клепова, встретился с Пелагеей Егоровой. Через нее он связался с двоюродными братьями, бывшими соседями, товарищами по Октябрьскому райкому комсомола и друзьями по работе на вагоноремонтном заводе. Много интересного узнал он об этом скромном, неприметном пареньке. В день сорокапятилетия комсомола молодежная газета писала о нем как об одном из самых славных героев комсомола Азербайджана.

«В Баку на улице Гоголя есть дом 99. Старый, одноэтажный, — писал в своем очерке Вячеслав Сидоренко. — Разбежалась по фасаду сетка трещинок. Скоро снесут и его. Все старые дома рано или поздно должны быть сломаны. Так было всегда, сколько он себя помнит, этот дом. А помнит он несколько поколений. Одни доживали здесь до глубокой старости, другие уходили со двора молодыми и больше никогда уже не возвращались сюда. Он помнит мальчишеские драки, шумные свадьбы, первые робкие поцелуи у своих ворот…

До сих пор дворник никак не заштукатурит выцарапанные в стене пять имен. А может быть, дом сам не хочет стирать из своей памяти этих пятерых друзей.

Они вместе ходили в школу сначала днем, а потом, когда пошли работать, вечером, вместе отправлялись гулять, спускаясь вниз к Морскому бульвару. В один день им принесли повестки на фронт.

На следующий день никто из "них уже не пошел на работу. Во дворе стояла какая-то праздничная торжественность, но веселья не было. Покатилось было «Яблочко», да, споткнувшись на чьем-то материнском вздохе, умолкла гармонь. Кто-то упорно гонял на патефоне одну и ту же пластинку. И до позднего вечера светились во дворе пять папиросных огоньков, пятеро под гитару пели свою любимую: «Тучи над городом встали, в воздухе пахнет грозой…» Была осень 1941 года. Целоваться они так и не успели научиться. У меня хранится фотография, первая и последняя фотография пятерых друзей. Одним из них был Ваня Клепов.

Давно отгремела война. Но пятеро не вернулись. Принесли четыре «похоронных», о пятом ничего не было известно.

И только совсем недавно в дом 99 по улице Гоголя пришло письмо с московским штемпелем… Письмо о пятом солдате. И снова вошла война в этот маленький дворик, раздвинув тяжелым солдатским плечом завесу двадцати лет, всколыхнув память, разбередив незаживающие раны.

— Живой, быстрый, — рассказывает его сестра Пелагея Егорова, — прибежит с работы и тут же собирается в школу вечернюю.

…Так и остался навечно солдатом в памяти родных и знакомых Ваня Клепов. У его сверстников уже засеребрились виски, многие, с кем он работал на вагоноремонтном заводе имени Октябрьской революции, стали бригадирами, начальниками цехов…»

Так по крупицам, по мелким штрихам, усилиями многих искателей воссоздавались образы членов группы «Максим».

Почта принесла письма и от матери медицинской сестры группы «Максим» Вали Заикиной — Марии Павловны Заикиной — и ее сестры Елизаветы Ивановны Степановой.

Валя родилась в 1923 году в крестьянской семье в селе Владимировка Владимирского района Астраханской области. Родители работали в колхозе.

«Была Валя живая, верткая, боевая, к людям относилась хорошо, — писала ее сестра Елизавета Ивановна. — В школе училась средне. Была хорошей физкультурницей, участвовала в парадах. Много читала книг. В комсомоле была с пятнадцати лет. С раннего детства узнала труд — родители работали, и Вале приходилось готовить всей семье и ухаживать за хозяйством и маленькими сестрами».

Война застала Валю в десятом классе средней школы № 1. Валя купила целую груду новеньких учебников 10-го класса, но ей так и не удалось заниматься по ним. Валя стремилась всеми силами помочь фронту. Когда комсомол призвал юношей и девушек встать на место призванных в армию астраханских рыбаков, Валя была среди первых комсомольцев, откликнувшихся на этот призыв.

«Моя дочка Валя, — пишет шестидесятилетняя ее мать, работающая сейчас няней в районной больнице в Ахтубинске, — поехала работать из села нашего Владимировки в Астрахань на рыбный промысел и отбыла там навигацию три месяца, а после этого она прислала нам письмо, что ее посылают рыть окопы в Сталинград. Потом она, как комсомолка, ушла в армию. И больше писем от нее не было. Потом вызвали меня в райвоенкомат и сказали, что моя дочь в партизанах, а адрес вам дать не можем…

Письма ее никакие не сохранились…»

Валя Заикина… Это ты вместе со своей подругой, семнадцатилетней Нонной Шарыгиной, бросилась с голыми руками на эсэсовцев, на палачей, которые напрасно пытались сломить тебя, казнив страшной казнью у тебя на глазах твоих товарищей. Это произошло в ночь на 3 декабря 1942 года.

Спустя двадцать лет о тебе, Валя, заговорило все твое родное село.

«Известие было таким неожиданным и волнующим, — писал корреспондент «Волги» А. Попов, — что оно с быстротой молнии облетело город Ахтубинск. За «Волгой» от девятнадцатого сентября просто охотились и в буквальном смысле слова зачитывали до дыр. Ведь в группе партизан, совершивших зимой 1942 года героический подвиг, была и наша ахтубинская Валентина Заикина.

Прочитав статью и узнав о подвиге партизан, люди долго еще не выпускали из рук газету. Вновь вчитывались в строки, посвященные девушкам-партизанкам. И шептали:

— Это какая же из них Валя-то? Ну конечно, та, что ранена была и в последний момент, перед смертью, расцарапала морду фашисту. Она ведь боевая, смелая девушка была…

Ее считали без вести пропавшей… Мария Павловна, мать Вали, писала туда, где работала дочь, просила сообщить, где она, что с ней. Но в то тревожное время — фашисты подступали к Волге — наверное, недосуг было людям ответить матери.

В том же 1942 году Марию Павловну вызвали в райвоенкомат. Сказали по секрету, что ее дочь Валентина Ивановна — впервые матери ее дочь называли по имени-отчеству — находится в партизанском отряде. И она, мать, теперь будет получать деньги по аттестату дочери.

За три месяца получила. А потом почему-то перестали выдавать. Встревожилась: не погибла ли? Пошла в военкомат. Но там сами не знали.

Все ждала весточку от самой Вали. Каждый вечер встречала почтальона на улице. И каждый день слышала одно и то же: нет ничего.

И так до самого окончания войны.

А потом Марию Павловну вызвали в военкомат и вручили небольшой желтый листок. Все знают, что значило получить такой листок. Нет, мать не упала в обморок. Мужественно встретила известие о смерти дочери. Только вот слезы. Никак нельзя было удержать их.

Из-за них никак не могла прочесть, что было написано на листке. Буквы уползали куда-то вверх или разрастались до огромных размеров. И все-таки Мария Павловна читала: «…Заикина Валентина Павловна… погибла в бою…»

«Но почему «Павловна»? — мелькнуло в сознании, — Ведь «Павловна» — это она сама. А дочь — Валентина Ивановна. Отец-то у нее Иван Александрович».

Мать подошла к военкому.

— Возьмите назад извещение. Это не о моей дочери. Моя дочь — Валентина Ивановна. А тут «Павловна»…

И снова долго не было никаких известий. Только в январе 1946 года Заикиным принесли извещение.