11/22/63 - Стивен Кинг

Я посидел, глядя на старую фотографию – Теркотт улыбался, гордо поставив ногу на бампер седана конца сороковых годов, из уголка рта свисала сигарета – и барабаня пальцами по бедру. Смертельный удар Даннингу нанесли не в грудь, а в спину, и не охотничьим ножом, а штыком. И никакого охотничьего ножа на ремне Даннинга не висело. Он пришел в дом с одним оружием – кувалдой, превратившейся в молоток. Полиция упустила столь бросающиеся в глаза подробности? Такое возможно, при условии, что тамошние копы слепы, как Рэй Чарлз. И однако, для Дерри, каким я его узнал, статья выглядела очень логично.

Думаю, я улыбался. Эта лживая статья не могла не восхищать. Все свободные концы надежно связаны. Обезумевший от выпитого муж, перепуганная, объятая ужасом семья, героический прохожий (никаких упоминаний о том, откуда, куда и зачем он шел). Что еще нужно читателю? И ни слова о Таинственном незнакомце, присутствовавшем на месте преступления. Да, Дерри во всей красе.

Я порылся в холодильнике, нашел остатки шоколадного пудинга, съел, стоя у столешницы и глядя во двор. Поднял Элмора и гладил, пока он не начал рваться на свободу. Вернулся к компьютеру, нажал клавишу, убирая заставку, вновь посмотрел на фотографию Теркотта. Героя, спасшего семью и получившего за свои труды инфаркт.

Наконец подошел к телефону и набрал номер справочной.

В телефонной справочной Дерри не нашли ни Дорис, ни Троя, ни Гарольда Даннингов. От отчаяния я попытался найти Эллен, не рассчитывая на успех: если она и осталась в городе, то наверняка взяла фамилию мужа. Но иногда безнадежные варианты вдруг срабатывают (наглядный тому пример – Ли Харви Освальд). Я до такой степени этого не ожидал, что даже не держал в руке карандаш, когда робот прокашлял мне номер. Вместо того чтобы перезванивать в справочную, нажал клавишу с единицей, чтобы меня соединили с запрошенным номером. Имей я возможность подумать, вряд ли бы позвонил. Иногда мы не хотим ничего знать. Иногда мы боимся узнать. Доходим до какой-то черты, а потом поворачиваем назад. Но я храбро прижимал трубку к уху, слушая, как телефон в Дерри звонит раз, другой, третий. Автоответчик скорее всего включился бы после следующего звонка, и я уже решил, что сообщения оставлять не буду. Понятия не имел, что могу сказать.

Но на четвертом гудке мне ответил женский голос:

– Алло?

– Это Эллен Даннинг?

– Все зависит от того, кто звонит. – В прокуренном, чуть вкрадчивом голосе слышались настороженность и удивление. Если бы я не знал, с кем имею дело, решил бы, что женщине за тридцать, но никак не шестьдесят. Это голос человека, который использует его в работе, подумал я. Певицы? Актрисы? Может, комика (комикессы), в конце концов? С Дерри эти профессии никак не вязались.

– Меня зовут Джордж Амберсон. В далеком прошлом я знал вашего брата Гарри. Сейчас вернулся в Мэн и хочу вновь связаться с ним.

– Гарри? – В голосе послышалось изумление. – Господи! В армии?

В армии? Я быстро прикинул, что к чему, и решил, что это не вариант. Слишком много потенциальных ловушек.

– Нет, нет, в Дерри. Когда мы были детьми. – Тут меня осенило. – Мы играли в оздоровительном центре. В одних командах. Отлично проводили время.

– Сожалею, что приходится говорить об этом, мистер Амберсон, но Гарри мертв.

На мгновение меня словно оглушили. Только по телефону этого не видно, так? Поэтому я выдавил из себя:

– Боже, примите соболезнования.

– Это случилось давно. Во Вьетнаме. Во время Тетского наступления в шестьдесят восьмом году.

Я сел, чувствуя, как засосало под ложечкой. Я спас его от хромоты и умственной отсталости для того, чтобы укоротить ему жизнь на сорок с лишним лет? Потрясающе. Операция прошла успешно, но пациент умер.

Тем временем шоу продолжалось.

– А как Трой? И вы, что у вас? Тогда вы были совсем маленькой девочкой, катались на велосипеде с дополнительными колесиками. И пели. Вы всегда пели. – Я изобразил смешок. – Боже, просто выводили нас из себя.

– Теперь я пою только на вечерах караоке в «Беннигэнс паб», но говорю без устали. Я диджей на Дабл-ю-кей-ай-ти в Бангоре. Вы понимаете, диск-жокей.

– Да-да. А Трой?

– Живет la vida loca[73] в Палм-Спрингс. Он теперь в нашей семье самый богатый. Нажил состояние в компьютерном бизнесе. Занимался этим с самого начала, еще в семидесятых. Ходит на ленч со Стивом Джобсом и остальными. – Эллен рассмеялась. Смеялась она удивительно. Готов спорить, в восточном Мэне люди специально настраивались на волну Дабл-ю-кей-ай-ти, чтобы услышать этот смех. Но потом она заговорила более тихим голосом и без намека на юмор. Солнечный свет сменился тенью, очень резко. – Кто вы, мистер Амберсон?

– О чем вы?

– По выходным я веду передачи «звоните – отвечаем». В субботу это шоу «Распродажа». «У меня есть мотоблок, Эллен, практически новый, но я не могу расплатиться по кредиту и приму наибольшее предложение от пятидесяти долларов». Что-то в этом роде. В воскресенье – политика. Люди звонят, чтобы обругать последними словами Раша Лимбо или поговорить о том, что Гленну Беку пора баллотироваться в президенты. Я разбираюсь в голосах. Если вы дружили с Гарри в те дни, когда работал центр, сейчас вам должно быть за шестьдесят, а вы моложе. По голосу вам никак не больше тридцати пяти.

Господи, в яблочко.

– Мне часто говорят, что у меня очень молодой голос. Готов спорить, вам тоже.

– Попытка засчитана, – бесстрастно ответила она, и ее голос разом стал старше. – Я упражнялась долгие годы, чтобы голос оставался молодым. А вы?

Я не нашелся с ответом, поэтому промолчал.

– Опять же, никто не звонит, чтобы узнать о друге из начальной школы. Только не через пятьдесят лет.

Пожалуй, можно класть трубку, подумал я. Я узнал то, что хотел, и даже больше. Я просто положу трубку. Но она словно прилипла к моему уху. Не уверен, что смог бы бросить ее, даже если бы увидел, что в гостиной вспыхнули шторы.

Когда Эллен заговорила вновь, ее голос дрожал:

– Вы – это он?

– Не понимаю, о чем вы...

– В тот вечер в доме был кто-то еще. Гарри его видел, и я тоже. Вы – это он?

– В какой вечер? – У меня получилось «вешер», потому что губы онемели. Словно кто-то надел мне на лицо маску. Ледяную.

– Гарри говорил, что это его добрый ангел. Я думаю, вы – это он. Так где вы были?

Теперь ее голос звучал нечетко, потому что она заплакала.

– Мэм... Эллен... что вы такое говори...

– Я отвозила его в аэропорт, когда увольнительная закончилась и он получил новый приказ. Он улетал во Вьетнам, и я посоветовала ему поберечься. Он ответил: «Не волнуйся, сестричка, за мной приглядывает ангел-хранитель, помнишь?» Так где вы были шестого февраля тысяча девятьсот шестьдесят восьмого года, мистер Ангел? Где вы были, когда мой брат погиб в Кхе-Сани[74]? Где ты тогда был, сукин ты сын?

Она сказала что-то еще, но слов я не разобрал. Она уже плакала навзрыд. Я положил трубку. Пошел в ванную комнату. Сел в душевой, задернул занавеску, опустил голову между колен. Уставился на резиновый коврик с желтыми маргаритками. Потом взвыл. Раз. Другой. Третий. И вот что самое худшее: я сожалел не о том, что Эл рассказал мне об этой чертовой «кроличьей норе». Я сожалел, что он не умер до того, как его звонок застал меня в учительской.

Дурное предчувствие появилось, когда я свернул на подъездную дорожку и увидел, что в доме темно. Оно усилилось, когда я обнаружил, что входная дверь не заперта.

– Эл?

Тишина.

Я нашарил выключатель, нажал. В гостиной царила стерильная чистота, как в комнатах, где регулярно прибираются, но которыми редко пользуются. На стенах висели фотографии в рамках. Я практически никого не знал – решил, что это родственники Эла, – но одна, над диваном, запечатлела знакомую мне пару: Джона и Жаклин Кеннеди. На морском берегу. Вероятно, в Хианнис-Порт. Они стояли обнявшись. В воздухе чувствовался аромат «Глейд», но он не полностью маскировал запах больничной палаты, идущий откуда-то из глубины дома. Где-то очень тихо «Темптейшнс» играли «Мою девушку». Про солнечный свет в хмурый день и все такое.

– Эл? Ты здесь?

А где же еще? На «Студии-9» в Портленде, танцует диско и пытается снять студентку? Я высказал пожелание, а пожелания иной раз исполняются.

Я поискал выключатель на кухне, нажал, и помещение залил флуоресцентный свет, достаточно яркий, чтобы проводить операцию по удалению аппендикса. На столе стоял пластмассовый контейнер для лекарств, в какие кладут недельный запас таблеток. Обычно они маленькие, помещаются в кармане или в сумочке, но этот размерами не уступал энциклопедии. Рядом белел вырванный из блокнота листок с надписью: Если забудете принять таблетки в восемь часов, Я ВАС УБЬЮ!!!! Дорис.

«Моя девушка» закончилась, началась «Всего лишь мое воображение». Я пошел на музыку в запах больничной палаты. Эл лежал на кровати. Он выглядел умиротворенным. В последний момент из уголка каждого закрытого глаза скатилось по слезе. Полоски еще блестели. На ночном столике слева от него стоял мультидисковый проигрыватель. Компанию ему составляла записка, прижатая пузырьком из-под таблеток. Он бы не удержал листок и при легком ветерке, потому что пустой весил совсем ничего. Я посмотрел на этикетку: «Оксиконтин, двадцать миллиграммов». Потом взял записку: