Девятнадцать стражей (сборник) - Пратчетт Терри Дэвид Джон

– Хорошо вам говорить, – повторил. – И сколько ж из Ключа пойдет?

Кузнец опустил молот, молчал.

– Вот и я так думал, – сказал колесник. – Никто не пойдет.

– Ключ – малое сельцо. Стоило бы вам поузнавать в Пороге да в Качане.

– Так узнавал. Говорил же вам, как дела обстоят. Без воинов из Майены люди и шагу не сделают. Некоторые так говорят: что нам эти все, враны, боболаки[13], их мы на вилы в три счета возьмем, но что делать, когда на нас кощей пойдет? В лес бежать. А дома, добро? На спину не закинем. А с кощеем мы не справимся, это вы знаете.

– Откуда мне знать?! Видел его кто?! – крикнул кузнец. – Может, и нет вообще никакого кощея? А просто запугать вас, кметов, до усрачки хотят? Видел его кто?

– Не болтайте, Микула, почем зря, – Радим склонил голову. – Сами знаете: с купцами в охране не абы какие забияки ходили, железом обвешанные, истинные душегубы. А хоть кто-то вернулся с перевала? Ни один. Нет, Микула. Ждать надо, говорю ж вам. Даст комес из Майены помощи, тогда и дело по-другому обернется.

Микула отложил молот, снова сунул прут в угли.

– Не придет войско из Майены, – сказал он мрачно. – Бьются там господа один с другим. Майена с Разваном.

– За что?

– Да поди пойми, за что и для чего вельможные бьются?! Как по мне, так от скуки, дурни они распоследние! – крикнул кузнец. – Видали, каков он, комес-то! За что только ему, гаду, мы дань платим?

Он вырвал прут из углей, аж искры посыпались, крутанул им в воздухе. Чоп отскочил. Микула схватил молот, ударил раз, другой, третий.

– Как комес парня моего погнал, я его в Круг тамошний послал, подмоги просить. К друидам.

– К колдунам? – спросил колесник с недоверием. – Микула?

– К ним. Но парень еще не вернулся.

Радим покачал головой, встал, подтянул штаны.

– Не знаю, Микула, не знаю. Не для моей то головы. Но все равно то же выходит. Ждать надо. Кончите работу, сразу в путь, надобно мне…

Перед кузней, во дворе, заржал конь.

Кузнец замер с молотом, вскинутым над наковальней. Колесник застучал зубами, побледнел. Микула заметил, как трясутся его руки, машинально вытер их об кожаный фартук. Не помогло. Он сглотнул и двинулся к выходу, где отчетливо видны были фигуры всадников. Радим и Чоп пошли за ним, шаг в шаг, сзади. Выходя, кузнец прислонил прут к столпу у дверей.

Он видел шестерых, все верхом, в стеганках, обшитых железными пластинами, в кольчугах, кожаных шлемах со стальными наносниками, что входили прямой железной полосой прямо между огромными, рубиново-красными глазами, занимавшими половину лица. Сидели они на лошадях неподвижно, словно небрежно. Микула, перебегая взглядом от одного к другому, видел их оружие – короткие сулицы с широким острием. Мечи со странно кованной гардой. Бердыши. Крючковатые гвизармы.

Прямо у входа в кузницу стояли двое. Высокий вран на сивке под зеленой попоной, со знаком солнца на шлеме. И второй…

– Мамочки… – прошептал Чоп за спиной у кузнеца. И всхлипнул.

Второй всадник был человеком. Был на нем вранский темно-зеленый плащ, но из-под клювастого шлема смотрели на них бледные, голубые – не красные – глаза. И в глазах тех скрывалось столько холодной, равнодушной жестокости, что Микулу прошил ужасный страх, ввинчивающийся холодом в кишки, обморочный, стекающий мурашками к ягодицам. Все еще было тихо. Кузнец слышал жужжание мух, которые роились над кучей навоза под тыном.

Человек в клювастом шлеме заговорил первым.

– Кто из вас – кузнец?

Вопрос был бессмысленным: кожаный фартук и фигура Микулы выдавали его с первого взгляда. Кузнец молчал. Заметил короткий жест, который холодноглазый послал одному из вранов. Вран склонился в седле и наотмашь махнул гвизармой, которую держал за середину древка. Микула сжался, непроизвольно втянув голову в плечи. Но удар не был предназначен ему. Оружие ударило Чопа в шею и рубануло наискось, глубоко, через щеку и хребет. Парень грохнулся спиной о стену кузницы, зацепился о столп около дверей и свалился на землю у самого входа.

– Я спросил, – напомнил человек в клювастом шлеме, не сводя с Микулы глаз. Рука в рукавице касалась топора, свисавшего с седла. Двое вранов, стоя поодаль, высекали огонь, зажигали смолистые лучины, раздавали прочим. Спокойно, неспешно, шагом окружали кузницу, прикладывали огонь к стрехе.

Радим не выдержал. Закрыл лицо ладонями, зарыдал и бросился вперед, между двумя лошадьми. Когда поравнялся с высоким враном, тот с размаху воткнул ему сулицу в живот. Колесник завыл, упал, дважды поджал и выпрямил ноги. Замер.

– Ну и что, Микула или как там тебя, – сказал бледноглазый. – Остался ты один. И зачем тебе все это было нужно? Людей бунтовать, за помощью куда-то там посылать? Думал, мы не узнаем? Ты дурак. Есть по селам и такие, что донесут, только бы нам понравиться.

Стреха на кузнице трещала, стонала, взрывалась грязным желтоватым дымом, наконец грохнула, рыкнула огнем, сыпанула искрами, икнула мощным дыханием жара.

– Твоего помощника мы поймали, он напел нам все о том, куда ты его посылал. Того, который из Майены должен прийти, мы тоже ждем, – продолжал человек с клювом. – Да, Микула. Сунул ты свой паршивый нос, куда совать его не следовало. Поэтому сейчас случится с тобой серьезная неприятность. Думаю, стоило бы тебя на кол посадить. Найдется у тебя в хозяйстве какой-нибудь приличный кол? Или еще лучше: подвесим тебя за ноги на дверях сарая и спустим с тебя кожу, как с угря.

– Ладно, хватит этой болтовни, – сказал высокий вран с солнцем на шлеме, бросая свой факел в открытые двери кузницы. – Сейчас сюда все село сбежится. Покончим с ним по-быстрому, заберем лошадей из конюшни – и уезжаем. Откуда это берется в вас, людях, – любовь к пыткам, к тому, чтобы причинять муки? Вдобавок – ненужные? Давай, кончай с ним.

Бледноглазый и не глянул на врана. Склонился в седле, наехал конем на кузнеца.

– Влезай, – сказал. В его бледных глазах тлела радость убийцы. – Внутрь. У меня нет времени, чтобы помучить тебя как следует. Но, по крайней мере, могу я тебя поджарить.

Микула сделал шаг назад. Спиной он чувствовал жар пылающей кузницы, гудящей обваливающимися стропилами. Еще шаг. Споткнулся о тело Чопа и о прут, который парень сбил, падая.

Прут.

Кузнец молниеносно наклонился, ухватил тяжелое железо и не выпрямляясь, снизу, изо всех сил, которые высвободила в нем ненависть, метнул прут прямо в грудь бледноглазого. Долотообразное острие пробило кольчугу. Микула не стал ждать, пока человек свалится с коня. Бросился вперед, наискось через подворье. За спиной крики и топот. Он добежал до дровяного сарая, вцепился в окованную дубину, прислоненную к стене, и сразу, с полуоборота, вслепую – ударил. Удар пришелся по морде сивки в зеленой попоне. Конь встал на дыбы, роняя в пыль двора врана с солнцем на шлеме. Микула увернулся, короткое копье ударило в стену сарая, задрожало. Второй вран, вынимая меч, натянул узду, уходя от свистнувшего удара дубины. Еще трое неслись вскачь, вопя и размахивая оружием. Микула застонал, окружив себя вращением жуткой дубины. Во что-то попал – снова в коня, тот заржал, затанцевал на задних ногах. Вран удержался в седле.

Над плетнем, со стороны леса, пролетел конь, вытянувшись в прыжке, столкнувшись с сивкой в зеленой попоне. Сивка испугался, дернул поводья, опрокидывая высокого врана, что пытался влезть в седло. Микула, не веря собственным глазам, заметил, как новый всадник раздваивается – на карлика в капюшоне, склоненного над конской шеей, и на светловолосого мужчину с мечом, что сидел позади.

Длинный узкий клинок меча описал два полукруга, две молнии. Двоих вранов смело с седел, они рухнули на землю в облаках пыли. Третий, загнанный под самый сарай, развернулся к странной парочке и получил укол под подбородок, над самым стальным нагрудником. Острие меча лоснилось, на миг высунувшись у основания черепа. Светловолосый соскользнул с коня и побежал через подворье, отрезая высокого врана от его лошади. Вран достал меч.