Его величество Человек - Рахмат Файзи

—Войдем.

По коридору все время сновали люди: железнодорожники, милиционеры, военные, штатские. Никто, конечно, не обращал внимания на детей: они не походили на бездомных, не шумели, только перешептывались. Дзидра нетерпеливо вертелась у двери, за которой теперь скрылся и Коля. Но вот наконец старший брат вернулся.

—Тихо. Сейчас нас вызовут.

Не прошло и минуты, как из комнаты вышла дежурная и, широко раскрыв дверь, пригласила:

—Входите, пожалуйста.

За столом сидела женщина в форме лейтенанта милиции. На скамейке напротив, сбившись на один край, уныло примостились Ренат и его товарищи. Ребята дружно поздоровались с женщиной и по ее улыбке поняли, что это ей понравилось.

—Как твоя фамилия? — спросила она у Коли.

—Николай Махкамов.

—А твоя? — Она посмотрела на Сарсанбая.

—Сарсанбай Махкамов.

Лейтенант вопросительно разглядывала каждого и слышала в ответ:

—Дзидра Махкамова.

—Виктор Махкамов.

—Абрам Махкамов.

—Остап Махкамов.

—Леша Махкамов.

—Саша Махкамов.

Женщина вдруг грозно поднялась.

—Может быть, и его фамилия Махкамов? — Она кивнула на взъерошенного Рената.

—И он тоже Махкамов,— ответила Дзидра.

—Ишь сговорились! Эти тоже Махкамовы? — иронически усмехнулась женщина-лейтенант, указывая на чумазых ребятишек, сидевших рядом с Ренатом на скамейке.

—Этих не знаем, хола,— сказал Коля,— но дома еще есть Махкамовы, младшие.

—Младшие? Сколько же вас?

—Тринадцать.— Коля говорил спокойно, словно не замечая раздражения женщины.

—Тринадцать? — сердито повторила строгая женщина и вдруг что-то вспомнила, прикусила губу и встала. Изменилось выражение ее лица, и в голосе послышались теплые нотки.— Где работает ваш отец?

—Уехал на фронт. А работал кузнецом.

—Махкам-ака?!

—Это наш папа! — загалдели дети.

Женщина подошла к ребятишкам. Дзидру погладила по голове, поправила Абраму волосы, потрепала по плечу Остапа. Чувствовалось, что она хочет как-то сгладить неловкость.

—Отпустите Рената, джан хола,— заглядывая в глаза женщине, робко попросила Дзидра.

—Отпущу, если больше не будет шататься по улицам. Ты понял, Ренат? Обещаешь?

Ренат закивал головой, вскочил и кинулся к своим. Те встретили его бурной радостью.

—Из-за тебя мама заболела,— буркнул Витя Ренату.

—Ой, что с ней?

—Температура очень высокая.

Ренат опустил голову, отвел глаза. Ему было и стыдно и приятно, и он готов был расплакаться снова.

—Ну и ну, Махкамовы! Оказывается, какие вы дружные! Что ж, до свидания, передавайте привет маме!— Женщина старалась говорить как можно приветливее.

—Спасибо,— сдержанно поблагодарил Коля.

Выйдя на площадь, ребята принялись расспрашивать Рената о том, как он провел эти три дня. Перепоручив временно детей Остапу, Коля отправился в эвакопункт.

—Расскажи подробно, как вы живете,— сказал «тот самый» молодой человек, едва Коля переступил порог.

Коля рассказал обо всем по порядку: как уехал отец, как на другой день пропал Ренат, как сам он устроился на работу, как заболела мать. Под конец Коля сообщил, что дома у них был Кадырходжа, он-то и привез их на вокзал.

—Ну что ж, спасибо, Коля. Обо всем, что ты рассказал, я доложу Ахунбабаеву. Если я завтра не зайду к вам днем, то вечером сам забеги ко мне. Когда ты освобождаешься?

—В шесть.

—Приходи к семи. Знаешь, где я работаю?

—Нет.

—На Красной площади.[68] Войдешь с правого крыла.

Я закажу пропуск, договорились?

—Договорились.— Коля встал.

В условленном месте ждали ребятишки. Там же стояла и машина — Кадырходжа остался на заводе, но прислал автомобиль.

Весело разговаривая, дети уселись в машину. Город уже погружался в сумерки.

К вечеру температура у Мехринисы поднялась еще выше, она вся горела, не могла открыть глаза, вымолвить хоть слово. Не помог и укол. Ляна увела маленьких в другую комнату, а сама не отходила от Мехринисы. Во дворе наконец послышались знакомые голоса. Ляна выскочила на айван, увидела Рената и вдруг заплакала, зло всхлипывая сквозь слезы:

—Зачем пришел? Это все ты натворил! Смотри, в каком состоянии мама, бессовестный!

Ренат стоял, понурив голову. Никто не произнес ни слова в его защиту, даже Коля не остановил Ляну. За дни бродяжничества Ренат не без удивления понял, что без Мехринисы, без братишек и сестренок жить очень плохо.

—Прости меня, Ляна! Простите, ребята,— тихо сказал Ренат.— Можно мне зайти к маме?

Коля повел Рената в комнату матери. Остальные бесшумно прошли в соседнюю.

—Ойиджан, я больше никогда не буду.— Ренат опустился на колени возле постели.

—Слава аллаху, ты жив! — еле слышно проговорила Мехриниса. Она хотела погладить Рената по голове, но ослабевшая рука не слушалась.

Коля велел Ренату выйти. Он приложил ладонь к пылающему лбу матери и испугался. Но Мехриниса еле слышно проговорила:

—Уже лучше, сынок... Ляна плакала или мне почудилось?.. Ты не ругай ее.

—Не волнуйтесь, ойи, я ее вовсе не ругал. Ойи, помните помощника Ахунбабаева? Я случайно встретился с ним. Он вам кланяется.

—Спасибо ему, сынок,— с трудом прошептала Мехриниса.

Ляна принесла пиалушку чая, накапала микстуру и склонилась над Мехринисой. Коле показалось, что девочка за один день как-то повзрослела. Удивительно точные слова сказала она Ренату...

—Чем-нибудь помочь тебе? — спросил Коля сестру.

—Приподними чуть-чуть голову маме.

Мехриниса приняла лекарство и в изнеможении откинулась на подушки.

Поздним вечером пришел Исмаилджан.

—Не обессудьте, апа, запоздалого гостя. Ведь иду к вам, как к себе домой,— улыбнулся он Мехринисе.

—Зря вы беспокоились, мне уже лучше. Ренат нашелся.— Мехринисе действительно немного полегчало после лекарства, и она открыла глаза.

—И прекрасно!.. Я на минутку, сейчас уйду.

Исмаилджан отвел Колю в сторонку, мальчик рассказал ему о событиях дня.

—Досталось тебе, сынок,— пожалел его Исмаилджан.— Завтра на работу можешь не приходить. Присмотришь за матерью.

—Здесь будет Ляна. Я по пути только зайду в школу, скажу учительнице, что Ляна пропустит несколько дней.

Прощаясь у калитки с Колей, Исмаилджан поймал себя на мысли, что так спокойно он покидал этот дом только в ту пору, когда его провожал сам Махкам-ака.

—Всего доброго, уста,— с улыбкой сказал он мальчику.

Закрывая калитку на цепочку, Коля все время слышал эти слова. «Уста»! Сердце мальчика сильно билось. Хотелось помечтать, подумать. События последних пяти дней — с отъезда отца (как крепко обнимал его отец на вокзале!) до той лунной прохладной ночи — тесно сплелись в его сознании. Надо было восстановить их в памяти, не торопясь осмыслить все по порядку. Лишь бы никто не помешал, не охладил чистых порывов, лишь бы никто не упрекнул, что он нашел для своих размышлений неподходящее время,..

В темном углу двора сонно вздохнула корова. Коля вздрогнул, но тут же рассмеялся. Паутина мыслей порвалась. Он почувствовал, что стало холодно. А небо было ясным, высоким. Проследив глазами путь падающей звезды, Коля вдруг вспомнил страшное, полузабытое. Вот так же беззвучно в темной ночи чертили небо ракеты, и люди замирали в страхе. Ракеты предвещали начало артналета, а вслед за ними слышался гул моторов, с визгом взрывались бомбы, и, казалось, горела земля под ногами. До сих пор Коля удивлялся, как ему удалось выйти живым и невредимым из этого ада. Более месяца он ехал в разных поездах. Поезда бомбили, пылали вагоны. Не раз на глазах мальчика погибали люди. Он голодал, замерзал, страдал от духоты и жары. Однажды его чуть не раздавила толпа бежавших куда-то в паническом страхе женщин... Коля не мог вспомнить, как он оказался на ташкентском вокзале. Какой-то железнодорожник взял его за руку и повел в эвакопункт, забитый малышами. Коле показалось, что люди, раздававшие детям пищу, смотрели на него с недоумением: такой большой мальчик, а, словно младенец, тянет руку за куском хлеба. Он ушел с эвакопункта, скитался по улицам чужого города, не зная, сколько будет так ходить, где найдет пристанище, что станет делать. Он не особенно-то и задумывался над этим, воспринимая бродячую жизнь как нечто неизбежное. Куда мог деться мальчик, оставшийся без родителей, никому не известный, никому не нужный? В городе, хоть до него не докатилась война, жизнь шла трудная, неспокойная — это Коля видел и понимал. А вообще-то он почти ко всему был безразличен. Ни журчание воды, ни трамвайный скрежет, ни звуки музыки — ничто не интересовало его. Он бродил словно по пустырю. Проголодавшись, шел на базар или на трамвайную остановку, помогал одному-другому донести до дому тяжелую ношу и, если давали деньги, покупал что-нибудь съестное. Ему не раз советовали пойти в детдом, но Коля не верил, что тамошняя жизнь лучше той, которую он вел. Несколько дней он проработал в какой-то столовой. Повар с огромными усами на румяной физиономии сжалился над ним и взял его таскать воду и выливать помои. Там же, в столовой, Коля оставался и на ночлег, но повара забрали в армию, а женщина, заменившая его, и близко не подпускала Колю к работе. Тогда и услышал мальчик о кузнеце Махкаме-ака. Как-то в чайхане вслух читал газетную статью о его семье пожилой рабочий с перевязанной рукой. Коля подумал, подумал и разузнал адрес Махкама-ака.