ГИТЛЕР, Inc. - Гвидо Препарата

Но несмотря на то что всё это было хорошо известно, банки так и не были реформированы, и никогда не переставали существовать традиционные банки; вместо этого они ветвились, причём очень быстро. Собственно, по-иному и не могло быть, так как деньги однажды превращённые в товар, то есть в золото, и присвоенные, давали в руки исконную силу, отличную от всех прочих — непосредственное проявление этой силы есть процентная ставка.

Этот простой процент, который стал управлять жизнью империй, — что это? Страховой взнос, комиссионные? Это и ни то и ни другое — так как и то и другое банки собирают с клиентов отдельно. Процентная ставка — это совсем другая история. Это цена золотых денег, это выражение того особого свойства, каким обладает золото и какое его владелец обыкновенно использует для того, чтобы поставить ближнего в затруднительное положение. Власть банкиров заключается в том, что они «продают» в кавычках средство, которое не погибает (деньги) для того, чтобы к своей выгоде воспользоваться остальной частью экономики, состоящей из производителей, которых заставляют наперегонки предлагать на продажу те товары, которые портятся, — от овощей до домов и машин.

После этого суть дела свелась к тому, чтобы скупить золото и монополизировать денежное обращение. Тот, кто контролирует деньги, контролирует всю государственную систему: её деятельность, её политику, её искусство и её науку. Короче говоря, всё. И тут начинается бешеная гонка, которая происходит одновременно с построением «решётки», банковской сети. Решетка обладает набором узлов, расположенных в сердце экономической активности. В этих узлах — скрытными сторожами, банкирами — производятся расчёты, результаты которых рассылаются по ветвям сети с нарочными.

Золото по большей части исчезает из обращения; теперь его прячут в подвалы резервных банков, которые вместо него выдают экономически активным субъектам бумажные купюры. Великий круговорот свершился: золото вернулось туда, откуда вышло, — под землю, а деньги приняли ту форму, какую они должны были иметь всегда, форму, обусловленную самой их природой: они стали неосязаемым символом. Деньги стали перемещаться в форме рядов чисел на номерных счётах, в то время как золото, плотное, тяжёлое и громоздкое, надлежащим образом хранилось в глубоких подземельях. Но эти деньги, эти балансы на номерных банковских счётах никогда не были общественными или государственными деньгами. Деньги были присвоены с самого начала. Их можно видеть только за экраном: но для того, чтобы завладеть наличностью, необходимо разрешение банкира. Если такое разрешение человеку дано, то этот счастливец получает возможность пользоваться красивой чековой книжкой, служившей пропуском для путешествия по тому лабиринту, в который в девятнадцатом веке превратились коммерческие взаимоотношения. Следовательно, процентная ставка представляла (и представляет до сих пор) собой цену, которую платят (1) за пользование неуничтожимыми средствами, в то время как деньги, как и всё материальное, имеют вполне определённый и ограниченный срок годности, и (2) за доступ к принадлежащей банкирам «решётке».

Но это было только начало. Затем банкиры принялись накапливать золото, печатать и распространять банкноты — в названиях которых отражались весовые части банковского золотого запаса — под ростовщический процент, навязывая тем самым свою частную, корпоративную монополию гражданам своих стран.

Каким образом банкирская решётка взаимодействует с экономическим организмом? Основополагающий принцип прост: тот, кто хочет получить доступ к решётке, — то есть тот, кто нуждаётся в наличных деньгах, — в письменной форме представляет банкиру обещание, лист бумаги, то есть долговое обязательство, в котором он отказывается от своей свободы в степени, зависящей от количества взятых у банка долларов плюс процентная ставка. Таковыми были коммерческие векселя производителей, долги, обеспеченные капиталом производителей (помещение, орудия труда, земля, будущие доходы и т. д.), и даже векселя государственного казначейства, долговые обязательства, обеспеченные правом государства собирать налоги с граждан — если всё сообщество в целом становилось клиентом банкирской решётки; граждане и государство должны были платить, если хотели получать деньги на своё ежедневное пропитание. Банкиры вкладывали деньги в экономику, беря в залог саму жизнь и достояние экономики — дело обстояло таким образом, что банки, захватив в свои руки редкое, неуничтожимое средство обмена, стали ростовщиками граждан и государства.

Долговые обязательства и векселя сторон, государственных, общественных и частных, признанные надёжными и достойными доверия, аккуратно складывали в портфель, называемый активами банка. Выполняемую банкиром операцию назвали дисконтом; например, банкир принимает вексель или долговое обязательство на 100 каких-то денежных единиц, дисконтирует их на 10 процентов и выдаёт клиенту 90 денежных единиц (удерживая себе 10 процентов). Денежный рынок есть нечто иное, как общая сумма потребности банкирской решётки в ценных бумагах экономических субъектов: частных или государственных акциях, краткосрочных или долгосрочных долговых обязательствах, облигациях государственных и частных компаний самого разнообразного типа. Чем больше бумажных обязательств покупал банк у частных лиц и муниципалитетов через дисконт, тем более оптимистичными становились ожидания банкира на экономический подъём и тем дешевле начинал банк продавать деньги: происходило снижение процентной ставки.

Снижение ставки в сочетании с устойчивыми вливаниями банковских наличных денег запускало экономический бум, бум же сопровождался ростом цен: происходило то, что называют кредитной инфляцией. Если бум был значительным, то текущая процентная ставка начинала расти, чтобы соответствовать повышению цен; всё это называлось французским словом hausse, повышением курса: это автоматический механизм, изобретённый банками для того, чтобы получать свою долю прибыли от разбухающего водопада денег, а также для того, чтобы удерживать цены под разумным контролем. Кроме того, повышение курса приостанавливалось из-за отказа от кредитования наименеё прибыльных концернов (5). Бум продолжался до тех пор, пока труд заёмщика покрывал процентную ставку; но когда благодаря избытку предложения цены, в конце концов, начинали падать, эта разница (норма прибыли минус процентная ставка) быстро съёживалась. Экономическим субъектам живо напоминали о том, что деньги, которыми они распоряжаются, были даны им в долг.

Когда производители теряют способность оплачивать процентную ставку, наступает конец: банки говорят «хватит!» и требуют возвращения займа, концерны становятся банкротами, рабочих увольняют, а наличность по соответствующим каналам возвращается в банкирскую решётку. Кризис, нищета, удушение общества.

Такой тип повсеместного рецидивирующего паралича стал определяющей чертой современной финансовой системы после того, как несколько банкирских олигархий, контролировавших каждая свой собственный узел в решётке, пришли к выводу о необходимости создания представительного учреждения — центрального банка — призванного следить за золотом и фиксировать процентную ставку (то есть контролировать цену денег); в деятельности такого банка частные концерны принимали участие в форме держания акций; в совет директоров банка концерны направляли консультантов для совместного решения деликатных вопросов взаимодействия между решёткой, государством и экономикой.

В результате великие общества Запада начали — одно за другим — падать жертвами этой системы: к концу девятнадцатого века каждая страна страдала от гнёта своей решётки, которая выросла в центральный орган, управляющий кредитными структурами, устроенными в виде перевёрнутой пирамиды. В находившейся внизу вершине пирамиды помещался золотой запас. Над золотым запасом (то есть над «золотым покрытием») наряду с заложенной собственностью мира громоздились резервы дочерних банков, державшихся на депозитах материнского учреждения, а выше этой оболочки дочерние банки занимались своим грабительским промыслом. Деньги крупных банков обеспечивали потребности меньших банков, и такое ступенчатое использование кредита с увеличением массы чековых денег достигало, в конце концов, периферических филиалов, которые и определяли границы основания пирамиды, на краешке основания которой в весьма неудобной позе сидела экономика страны.

Так тонкая жила жёлтого металла привела к созданию монументальной конструкции.

Ко второй половине девятнадцатого века, в условиях пресловутого золотого стандарта, во всех промышленно развитых странах валютный курс стали выражать в золоте — было объявлено, что марка, франк или фунт стоят столько-то граммов золота, а банкноты были законодательно объявлены конвертируемыми в золото в каком-то данном соотношении, названном паритетом. Национальные валюты были привязаны к золоту, а паритеты нескольких валют были связаны перекрёстными соотношениями. Например, в Британии, по условиям золотого стандарта, который был установлен до Великой войны, 77 шиллингов и 10,5 пенсов были эквивалентны стандартной унции (1111/12 грамм чистого золота)*,