Сожженные мосты - Александр Афанасьев

Американец шутливо погрозил пальцем:

— Знаем мы вас… все прибедняетесь…

— Клянусь, клюшку в руки не брал год, не меньше.

Американский контрагент сэра Джеффри был из числа незаметных, но преданных и компетентных сторонников президента Джека Меллона-младшего, бывшего алкоголика и бывшего директора крупной нефтеперерабатывающей компании, которую за время директорства он успешно разорил. Джон Уайт происходил из низов — если судить мерками британской аристократии, но был человеком жестким, непреклонным и умным, из тех, что добиваются всего сами и добиваются кулаками. Он возвышался по службе, меняя посты в разведке и правоохранительных органах на посты в дипломатической службе. В поле внимания британской разведки он попал, когда занимал пост посла в Никарагуа. Потом во время государственного переворота в Мексике и бегства президента Суареса с частью национальной казны он почти в одиночку предотвратил революционный взрыв, на какой-то момент перехватив управление страной и обеспечив порядок силами морской пехоты САСШ. Страшно было подумать, что могло произойти тогда. Мексика была заражена левачеством, равно как и большинство стран Центральной и Латинской Америки, и вполне могла случиться троцкистско-коммунистическая революция. То, что творится сейчас, — цветочки, по сравнению с тем, что могли натворить коммунисты со страной с населением сто двадцать миллионов человек.

Джон Уайт входил в число неоконсерваторов. Так с недавних пор стали называть людей, что сочетали в своих политических пристрастиях консервативные взгляды и убеждения с троцкистскими методами достижения цели. Это были выпускники университетов шестидесятых-семидесятых годов, прошедшие через массовые молодежные протесты и выступления, там нахватавшиеся троцкистских, коммунистических и анархистских идей и познавшие силу действия. Не разговора, не убеждения, а именно действия, жесткого и однозначного. В их понимании — разбитое камнем стекло и подожженная машина более убедительны, чем целый час выступлений на телевидении. И в чем-то — вот что самое страшное — они правы! Это была группа единомышленников, они начинали с самых нижних ступеней государственной лестницы, продвигались вверх, помогая друг другу, медленно и неотвратимо. Потенциал для продвижения у них был, и немалый — в Вашингтоне ощущался дефицит людей, которые не боятся действовать и умеют переводить те или иные политические решения в категории конкретных действий, подчас весьма жестких. В команде Фолсома они еще были на вторых ролях — помощник министра обороны, заместитель государственного секретаря. Но их заметили — выделили, благодаря лютой ненависти, которую они испытывали к России и к готовности перекраивать мир по своему усмотрению. Президент Меллон-старший тоже был таким, и он остро нуждался в людях, готовых испачкаться, в том числе и кровью.

Потом, после ухода Фолсома, они укрылись в тень — бывший вице-президент опасался их, он был директором СРС и знал, к чему могут привести геополитические игры. Знал он и истинную мощь Российской империи. Это хорошо показывать по телевизору ролик с медведем[123] в лесу, и совсем другое — если медведь придет на порог твоего дома в виде авианосной группировки на самом краю двенадцатимильной зоны[124]. Лишь под конец первого срока президентства «не вынесла душа поэта», вляпался президент в гнусное и опасное дело, творимое британцами, — и поплатился за это. Первый президентский срок оказался и последним.

Тогда-то они и вышли на сына президента, алкоголика, излечившегося от алкоголизма. Уже тогда умные люди могли видеть, что у Джека Меллона-младшего проблемы, и большие. Официально ему помог излечиться местный пастор своей душеспасительной беседой, на деле же он вступил в непонятную секту и какое-то время находился на лечении в специальной клинике. После излечения в его речи начали проскакивать опасные слова — он спокойно, без малейшей экзальтации, говорил, что видел Бога и общался с ним. Возле сына бывшего президента и собралась группировка неоконов.

Во время президентства Платтена им и вовсе нечего было ловить. Но властная система Северо-Американских Соединенных Штатов уникальна тем, что уход из власти вовсе не означает невозможности триумфального возвращения. В САСШ существует огромное количество университетов, на которых имеются факультеты политологии (политология в САСШ вообще предмет, распространенный более чем где бы то ни было), разные фонды и общества с непонятными целями и задачами, спонсируемые непонятно кем. Именно в таких вот фондах, на таких вот факультетах отсиживались неоконы долгие восемь лет демократического президентства.

Теперь же настало время выйти из тени. Начать резать и кроить. По живому.

— Хорошо… — Уайт повернулся к продавцу: — Думаю, сэр, вы ведь хотите взять инвентарь напрокат?

— Пожалуй, это будет лучшим решением.

— Тогда… Отлично подойдут клюшки «Большая Берта». Все номера. И вуды[125]… той же фирмы. Ну и… ти[126] как обычно… Паттер предпочитаете прямой?

— Прямой.

Клуб работал идеально, поэтому сэра Джеффри укомплектовали очень быстро. Одежда его, пусть и не специальная для гольфа, тем не менее для игры подходила. В гардероб пришлось добавить лишь кепку с козырьком и с символикой Лэнгстона — ее сэру Джеффри подарил мистер Уайт.

— Возьмем карт? — спросил Уайт.

Картом называлась электрическая тележка с тентом для передвижения по игровому полю. Ею пользовались немощные старики.

— Не стоит…

Вместе вышли к началу поля, к первой лунке. Сейчас был не уик-энд и не конец рабочего дня, поэтому народа здесь почти не было, а лунка была свободной. По правую руку, в нескольких сотнях метров от игроков, скрытый кустами струился Потомак.

— Разыграем? — Джон Уайт достал бумажник, а из бумажника золотистую монету: — Прошу!

— Что это? — удивился сэр Джеффри.

— Это сентенарио[127]. Настоящий, из Мексики.

— Откуда он у вас?

— Оттуда. Из Мексики. Я снял его с одного парня. Видите, слева небольшая кайма, темная такая. Тот парень не хотел мне его отдавать. Я ношу теперь эту монету всегда с собой — как напоминание о том, о чем забывать не стоит.

Сэр Джеффри покачал головой. Про Джона Уайта разговоры ходили самые разные, и невозможно было понять — правда это или нет. Но старик не стал бы ставить ни пенса на то, что сказанное Уайтом — ложь.

— Ваша?

— Орел.

Сэр Джеффри бросил, монета упала в траву. Уайт нагнулся за ней.

— Решка, — констатировал он с кислой миной, — вам везет…

Британский разведчик знал, что североамериканцы ненавидят проигрывать — даже в таких мелочах, как право нанести первым удар в гольфе.

Сэр Джеффри установил ти, неспешно поставил на него белый, почти невесомый шарик. Затем достал из кармана старинную складную подзорную трубу, разложил ее и начал оглядывать поле перед собой.

— Эй, это жульничество! — шутливо запротестовал североамериканец.

— Насчет этого есть что-нибудь в правилах? — осведомился сэр Джеффри.

— Нет, но…

— Значит, это не жульничество.

Сэр Джеффри и в самом деле давно не играл в гольф, но в молодости играл, как и все питомцы британских университетов «высшей лиги», и даже, как это принято говорить, «подавал надежды». Уяснив конфигурацию поля, сэр Джеффри решил не рисковать и идти медленно, но верно.

Первая лунка. Около двухсот пятидесяти ярдов, пар три[128].

Первый удар он сделал пятым номером — не слишком далеко, но он и не пытался загнать мяч в лунку первым же ударом. Влетит в ловушку или в бункер[129] — придется повторно вводить мяч в игру, а это — гарантированный проигрыш.

Уайт приложил руку к козырьку.

— Не рискуете?

— Риск — дело неблагородное. Я не знаю поля.

Уайт попытался ударить дальше, долго целился и, наконец, ударил. Мяч со звонким щелчком сорвался с места, разведчики взглядом проводили его полет. Судя по выражению лица Уайта, получилось не то, на что он рассчитывал.

— Скверно, — озвучил он свои мысли, — пойдемте…

Взяв за ручки тележки, напоминающие туристические чемоданы на колесиках, два разведчика неспешно побрели по зеленому полю. Выглядели вместе они весьма комично: Уайт был большим, почти баскетбольного роста, а сэр Джеффри, наоборот, сухоньким и невысоким.

— Как обстоят дела у вас? — спросил Уайт, только чтобы начать разговор. — Я слышал, Керлинг собирается уходить?

— С чего бы ему уходить? — недоуменно спросил сэр Джеффри. — Получает неплохое жалованье и ни за что не отвечает. Всем бы так «работать».

В разные времена в Британской секретной службе существовало различное разделение полномочий между официальным и неофициальным директорами. Все зависело от личных и деловых качеств находящихся на этих постах людей. В отличие от Священной Римской и Российской империи, в Британской гораздо меньше уделяли внимания официальным полномочиям и гораздо больше — неофициальной расстановке сил. В настоящее время в Британской секретной разведывательной службе полностью руководил неофициальный директор, сэр Джеффри Ровен.