Проклятие Синь-камня: книжка о потерянной любви - Олег Шамонаев

так, что не успел короноваться и позабыл в Варшаве регалии высшей власти. Ведь русский корпус неуклонно приближался, а биться с ним Станислав не хотел, несмотря на огромное численное превосходство польской армии, с учётом шляхты.

Когда замученные непогодой передовые отряды Лассия всё-таки прибыли к Висле, мост через реку оказался разрушен. С другого берега по ним стреляли из пушек, но русло было очень широким, и ядра до цели почти не долетали. Звуки той канонады сопровождали новый сейм деревне Грохов. Там под сенью русских штыков, собрались несколько тысяч шляхтичей, не поддерживавших Лещинского. «Кого желаете в короли?», — спросили у них. «Да здравствует Фридрих Август Саксонский!» — отвечали избиратели.

Вскоре корпус Лассия на паромах переправился на левую сторону реки и без боя занял Варшаву. Войско польское в панике отступило — в основном к Кракову. Однако это стало лишь прологом военной кампании. Емператрица Анна Иоанновна требовала навсегда покончить с изменником Станиславом, и взять Данциг приступом. И, несмотря на наступившую зиму, русским полкам пришлось выдвигаться в сторону моря (и совсем не на отдых). До крепости они добрались только к 8 февраля 734 года.

Засев в неприступной балтийской цитадели, Станислав рассчитывал дождаться помощи Франции (а она обещала не меньше 10 тысяч солдат), а также вовлечь в антирусскую коалицию Турцию, Пруссию и Швецию. Но Турция как раз была занята войной с Персией, Пруссия в принципе не хотела ни с кем воевать, а Швеция ещё не пришла в себя от разорительных войн Карла XII. Впрочем, шведы всё равно отправили полякам в помощь более сотни офицеров-добровольцев, оружие и снаряжение.

Гарнизон Данцига вместе с отрядом Лещинского и иноземцами составлял не меньше 30 тысяч бойцов. Русских поначалу было в три раза меньше. С какой численностью осадного корпуса можно было даже не думать о том, чтобы блокировать побережье и заморить осаждённых голодом. К тому же в распоряжении Лассия к началу осады находились всего четыре пушки и две гаубицы. Обстрелы из них разве что пугали паночек, но не причиняли большого урона городским укреплениям.

Так что нашим полкам (в том числе и Великолуцкому) оставалась только одна тактика — отражать удары панов в спину и медленно шаг за шагом, словно намывная коса на море, выгрызать у противника предместья крепости. Ну и молиться, чтобы Лещинскому не надоело сидеть за толстыми стенами, и он не предпринял прорыва. Потому что, когда на дюны обрушивается шторм, в море смывается слишком много песчинок76.

* * *

К началу марта государыню утомила медлительность Лассия, и она соизволила назначить нового командующего осадой — из Питербурха к стенам Данцига прибыл генерал-фельдмаршал Христофор Антонович Миних77. Лассий остался при войсковом штабе, но теперь окончательные решения принимал не он. Слишком долго прозябать в устье Вислы русским действительно было нельзя — к полякам вот-вот должны были прибыть на выручку французы. А першпективы получить собственные подкрепления казались туманными.

Вырвавшись из дворцовых интриг, Миних бордо взялся за дело — устроил солдатам выволочку за небритые бороды и порванное обмундирование, но в целом тактики не поменял. Главной целью русских по-прежнему оставались деревни и предместья Данцига. А для улучшения диспозиции, как только сошёл снег и оттаяла почва, наши солдаты (причем не только инженеры, а вообще все, кто мог поднять лопаты — их, в отличие от ядер можно были реквизировать у местных крестьян) принялись с утра до вечера рыть повсюду траншеи, строить редуты и ретраншементы78.

— Мы словно к-к-кроты — в земле с утра до вечера, — жаловался полковому священнику Иван Елецкой. — Вы вообще можете мне объяснить, что мы здесь делаем? И ради чего умираем?

— Мы волей Господа и Её величества делаем Россию важной европейской державой, — отвечал отец Савелий.

— Бросьте, они никогда нас не примут, — снова завел свою антипетровскую песню бывший капитан. — Даже если сделают вид, что полагают нас равными, всё равно втайне п-п-продолжат считать русских опасными варварами-азиатами.

— То есть вы не верите, что науки и устройство их жизни — главнейшие изобретения, которые нам следует копировать, словно прилежным ученикам?

— Наука — величина непостоянная. Прежде Европа училась у греков и у Китая, в будущем — станет учиться ещё у кого-нибудь. Но почему это повод менять российский уклад? Ради с-с-сиюминутного отказываться от собственной сути.

— Даже если эта суть — глупость, невежество и казнокрадство? И вообще, разве изучение чужого опыта не делает любого умнее и духовнее — хоть отдельного человека, хоть целый народ?

— Да, но при условии, если народ не отвергает собственный опыт. Ведь проще всего объявить наши устои следствием глупости и дремучести, а не климата, веры, нравов и представления о мире. Любому очевидно: нам никогда не принять закона немцев — ни Божьего, ни мирского. Ведь в их понимании один поступок обязательно должен следовать за другим. За преступлением — наказание, за благочестием — воздаяние, за т-т-трудолюбием — достаток. А ежели этого не случается, то сие есть ересь и безобразие. Поступай как все — и будешь счастлив.

— Но, с другой стороны, если мы начнём считать себя особенными, избранными Богом — это тоже грех.

— Не в этом дело, а в праве любого человека и любого народа жить своим умом. Помните, ваш любимый государь Пётр Великий издавал указы как крестьянам жать хлеб и чем обмазывать потолки в избах? В его понимании как природного немца наш тёмный народ не мог сам до этого додуматься. На деле же у русского человека в любой ситуации — множество выходов. Хаос — наша стихия. Вытащи нас из хаоса — и нам погибель.

— Кажется, здесь с вами согласен даже наш фельдмаршал, — улыбнулся Святоша. — Вроде бы Миних кому-то сказал: «Россия против других государств управляется самим Богом, а иначе давно бы пропала, ибо никакого прямого в ней порядка не сыскать»79.

— Сыскать то его можно. Но вот з-з-зачем? Какой смысл заставлять луну светить, словно солнце, а солнце — походить на луну.

* * *

Отчаявшись и в осаде обнаружить «прямой порядок», командующий русского корпуса решил возвести русский авось в абсолют, предложив атаковать неприятельские укрепления вокруг крепости по ночам. Это давало возможность отнять у поляков преимущество в артиллерии, ведь в тёмное время суток из пушек можно стрелять только наугад. С другой стороны — ночные штурмы полагались исключительно на удачу и смекалку бойцов. Ведь план боя уже нельзя было менять. Наши штабные, как и вражеские пушкари, не видели происходящего по причине темноты.

Огневое превосходство поляков оставалось