Режиссерские уроки К. С. Станиславского - Николай Горчаков

— Замечали, Константин Сергеевич, — ответила за всех Степанова, — но сколько я ни старалась остановить свои мысли, язык, слова не повиновались мне… Это оттого, что стихи хочется всегда говорить быстрее, чем прозу…

— С этим «хочется» надо бороться, — отвечал ей К. С. — Стихотворная речь, разумеется, более сжата, насыщенна, динамична, чем прозаическая, но тем большей выразительности она требует от актера. И не всегда быстрое произношение слов в стихотворной речи способствует ее выразительности. Хорошо, если одну основную мысль поэт выразил в семи-восьми строчках… Помните, у Пушкина Самозванец клянется Марине:

…Клянусь тебе, что сердца моегоТы вымучить одна могла признанье.Клянусь тебе, что никогда, нигде,Ни в пиршестве за чашею безумства.Ни в дружеском, заветном разговоре,Ни под ножом, ни в муках истязанийСих тяжких тайн не выдаст мой язык.

Это один порыв, одно обещание, одна клятва, выраженная в ряде строк, в целом периоде. Недаром в нем только одна точка и восемь запятых. Говорите его на одном дыхании, если сможете. Но далеко не всегда стихотворная речь бывает так построена. Да, в ней должен все время чувствоваться ритм, вернее, в ней все время происходит смена ритмов, в зависимости от тех событий, которые она описывает, от тех мыслей и чувств, которыми живут персонажи пьесы. Она наполнена всегда внутренним ритмом, но не одним и тем же. У Грибоедова же смена ритмов внутри одной сцены, одного явления бывает очень явственна.

Вот Лиза просыпается — один ритм. Увидела, что уже поздно, что «всё в доме поднялось» — другой ритм; попалась с «проказами» барину — третий ритм; старается избежать его ухаживаний — четвертый. «…Ушел…» — пятый. И так далее на протяжении всей пьесы, всей роли. Вы же все пока что действуете большей частью в одном «стихотворном» ритме. Как артист, выходящий в концерте читать именно «стихи», а не прозу.

Но нельзя нарочито механически замедлять чтение стихов или нарочито замедленно говорить в роли, написанной в стихах.

Как же органически найти в себе ритм, которого требует то или иное событие пьесы, написанной в стихах?

Прежде всего, как и в пьесе, написанной в прозе, необходимо установить логику событий, «течение дня» для всей пьесы и для каждого персонажа. Думаю, что этот этап работы над ролью вы уже проделали. Я не заметил нелогичностей в ваших поступках и отношениях, в вашем поведении на сцене, в тех физических действиях, которые вы совершали по сюжету первого акта.

Ю. А. Завадский. Нам очень помог в этом тот день и та репетиция, или, вернее сказать, тот большой этюд, который вы нам предложили проделать, когда мы «обставляли» комнату Софьи, дом Фамусова…

К. С. Охотно верю этому. Конкретное физическое действие — вы выбирали, покупали мебель и различные вещи для домашнего обихода — наилучший проводник к вере актера в реальность сюжета пьесы, своего собственного существования на сцене в данной роли, вере в отношения, которыми автор связал между собой всех действующих лиц своей пьесы.

— Но мысли, образы, слова Грибоедова вам еще мешают, — продолжал Константин Сергеевич. — Это не ваши слова, не рожденные вашей фантазией видения, не результат ваших мыслей.

Как помочь себе актеру в таком случае?

Вы ведь отлично знаете, во что обходится поэту его работа. Сколько времени работал Пушкин над «Борисом Годуновым», Грибоедов — над «Горем от ума!» Сколько черновиков «Ревизора» было у Гоголя! Вы же получили уже готовый, великолепно отшлифованный текст. Чтобы сделать его своим, вам нужно каждому по своей роли сделать себе все «черновики», которые привели Пушкина, Гоголя, Грибоедова к совершенству мыслей, образов и языка в их произведениях.

Конечно, им необходимы были и талант и вдохновение, но в равной мере необходим был и труд, огромный труд, чтобы довести свои замыслы до той степени совершенства, которой мы все восторгаемся.

Воздадим же им должное за их талант и вдохновение и приложим свой труд, чтобы понять путь, которым они шли, облекая свои мысли именно в данные видения и слова. Попрошу всех приготовить мне сейчас два-три варианта рассказа, как бы «черновика» Грибоедова, к одному из больших кусков текста в своей роли. Ангелина Осиповна может подумать над «черновиками» — вариациями «сна», Юрий Александрович — над перечнем приятелей и знакомых Фамусова, Лиза — над характеристикой Скалозуба, Молчалин…

A. Д. Козловский. У Молчалина не может и не должно быть никаких «фантазий». Он не имеет права позволить себе думать иначе, чем принято, по любому вопросу или событию.

К. С. Не отлынивайте от очень нужного упражнения. Расскажите мне, каким еще подарком, кроме ваших «трех вещиц», вы собираетесь купить расположение Лизы.

B. Д. Бендина. А «черновики» вам надо рассказывать в стихах, Константин Сергеевич?

Пауза, последовавшая после этого вопроса, была вызвана, с одной стороны, смущением остальных исполнителей: вдруг К. С. действительно потребует импровизировать «черновики» грибоедовского текста в стихах! С другой стороны, и Константин Сергеевич был изумлен вопросом В. Д. Бендиной.

— Вера Дмитриевна у нас пишет стихи, — сказал Ю. А. Завадский негромко, со своей обычной манерой говорить серьезно и о важных вещах и о пустяках, — ей легко, а нам это будет не по силам!

Пауза разрешилась общим смехом, Бендина смутилась. Смеялся и Константин Сергеевич.

— На «черновики» в стихах, — сказал он, — я, разумеется, не претендую, а вот прозой давайте займемся. Кто самый храбрый сочинитель? Я хотел бы прослушать, не останавливаясь, сначала всех четверых, чтобы иметь возможность сравнить ваши «черновики», сделать общие замечания и слушать новые. Нам необходимо сегодня сочинить по крайней мере по три-четыре «черновика» каждому. Прошу начинать.

А. О. Степанова. Позвольте мне, Константин Сергеевич…

— Пожалуйста. — К. С. вооружился карандашом, чтобы записывать свои замечания.

А. О. Степанова (в образе Софьи). С чего бы, батюшка, мне начать? Представьте, что сначала мне снилось, будто я по озеру плыву. Вокруг такая тишина, какая бывает только на рассвете, когда еще не встало солнце. Я собираю водяные лилии, хочу из Них сплести венок… Вы спросите, кому? Тому, кто на корме сидит со мною в лодке. Кто правит ею. Мне кажется, что с ним я так могла бы плыть, куда угодно. Ему я верю. Его я знаю — быть может, он не знатен, не красив и не богат, но с ним…

К. С. (целиком в образе Фамусова).

Ах! матушка, не довершай удара!Кто беден, тот тебе не пара.

A. О. Степанова (также от лица Софьи). Вдруг ужасный гул раздался. И озеро все закипело. Из глубины его появились чудища, русалки, рыбы с звериными головами, а с ними главный водяной — вы, батюшка, зеленый, скользкий, мокрый! Тут кинулись все к нашей лодке. Вы тащите меня к себе под воду, другие набросились на милого мне рулевого. Я хочу к нему — вы тащите с собой… Нас провожает стон, рев, хохот, свист чудовищ! Он вслед кричит! — Проснулась. — Кто-то говорит… Простите, Константин Сергеевич, — прервала свой рассказ А. О. Степанова, — это, кажется, уже по Грибоедову…

К. С. (смеется). Значит, ваш «черновик» в этом месте совпал целиком с окончательным текстом Грибоедова. Готовьте следующий вариант «сна». Кто продолжит упражнение?

B. Д. Бендина. У меня готов «черновик» о Скалозубе.

К. С. В стихах? (Смеется.) Прошу вас.

В. Д. Бендина. Хотел бы батюшка вас знатной видеть дамой, графиней или княгиней. Но не всегда у нашей знати звенит в карманах злато. А для того чтобы веселиться, закатывать суаре вечера, нужны большие средства. Так вот наш Скалозуб, хотя еще не граф, но уж богат. Хоть не умен, но говорлив, хоть не храбер, а будет адмиралом! Все.

К. С. Во-первых, это все-таки почти стихи. А во-вторых, почему адмиралом?

В. Д. Бендина. Я не хотела повторять Грибоедова. Может быть, Скалозуба переведут на корабль, командовать крейсером.

Ответы В. Д. Бендиной вызывают веселое оживление присутствующих на репетиции актеров. Константин Сергеевич тоже улыбается, Но очень серьезно замечает:

— Наше упражнение не преследует цель во что бы то ни стало отойти от окончательной редакции текста Грибоедова: из генерала сделать адмирала. Это слишком примитивный для Грибоедова «черновик». Я рассчитываю на большее: вы должны в своих импровизациях дойти до «корня», до основной мысли Грибоедова, до той мысли, которая заставила его написать данный кусок текста. Юрий Александрович, не хотите ли вы попробовать найти эту мысль Грибоедова в вашем монологе о «членах Английского клоба» и облечь ее в образную форму.