Проклятый горн - Алексей Пехов

Здесь всегда царили сумерки, было сыро и грязно. Запах тоже не предполагал приятного времяпровождения, особенно если учесть, что в соседнем квартале находились красильни, в которых обрабатывали свиные, лошадиные и бычьи кожи. Ветер то и дело доносил тошнотворные ароматы из чанов, где выдерживались шкуры, а по сточной канаве тек разноцветный ручеек из краски.

Проповедник скалился, словно Пугало. Он, в отличие от меня, был избавлен от вони. И не переставая радовался, что шторм не поглотил корабль, что наконец-то наступило лето, что история с инквизитором закончилась для меня хорошо. Старый пеликан был настроен до того благодушно, что я даже начал думать, что его подменили.

Внутренняя часть города была огорожена дополнительной, очень старой и низкой стеной. Имелись и ворота – две арки, одна из которых служила для входа, другая для выхода. Двое стражников взяли положенную мзду за проезд и, не задав мне никаких вопросов, отпустили.

Внешне улицы здесь мало чем отличались от тех, по которым я ехал несколько минут назад, – такие же темные, узкие, хаотично расположенные. Но, к счастью, не воняли красильней, и от этого из глаз не текли слезы.

Мне несколько раз пришлось крикнуть, чтобы дали дорогу. И раз двадцать прижаться к лошадиной шее, дабы не разбить голову о низкие выступы, балконы и щиты с гербами ремесленных кланов да названиями постоялых дворов. Дорога оказалась мощена широким, плоским камнем, и эхо от ударов конских копыт, металось вокруг меня, отражаясь от сдвинутых друг к другу стен.

Главная улица, заканчивающаяся ратушей с часовой башней и чумным столбом, посвященным Деве Марии, была отдана под ярмарку. Тут торговали в основном фруктами, мешками с зерном и солью, которую привозили с юга.

Контора «Фабьен Клеменз и сыновья» располагалась в башне, возвышающейся над другими домами этого района на целых два этажа.

– Странные постройки. – Проповедник, задрав голову, оценил увиденное.

– Сто лет назад прибрежные поселения страдали от пиратов, и если разбойники брали внешний периметр укреплений, то жители прятались здесь.

– Но времена изменились. Теперь это уже не крепости. Я вижу, что прорубили окна и разобрали стены во многих местах.

Я передал лошадь на попечение слуги, вошел внутрь. Почти сразу же появился предупредительный клерк с совершенно незапоминающимся лицом. Взял ивовый прутик, изучил данные с моей руки.

– Господин ван Нормайенн, рады видеть вас в нашем заведении.

– Есть для меня корреспонденция?

– Одну минуту. Я проверю.

Ждать пришлось не минуту. И не две. Но он вернулся, вручая мне несколько конвертов и перетянутый бечевкой небольшой сверток. Три письма были от Гертруды, одно от Львенка. Я отложил их на потом.

– Вы позволите? – спросил я у клерка, кивая на сверток.

– Для наших клиентов все что угодно.

Я сел в кресло, кинжалом разрезал веревку, развернул вощеную, все еще холодную после магии пересылки бумагу. Книга в темно-зеленой обложке и записка: «Выполняю свое обещание».

Я прочитал тисненные на телячьей коже буквы:

Яков Тинд «О поздней империи и создании княжеств».

Чувствуя, что Проповедник заглядывает мне через плечо, открыл шестую страницу и посмотрел на рисунок, где был изображен портрет темного кузнеца.

Этот человек чем-то походил на меня. Судя по всему, высокий и сильный, светловолосый, с густой бородой, синеглазый. Вот только смотрел он прямо и грозно. Я опустил глаза вниз и прочитал всего лишь два слова: Император Константин.

История четвертая

Проклятый горн

Несмотря на сильный дождь, густой запах сосновой смолы витал в воздухе. Я шел через намокший бор, закинув сумку с закрепленным на ней палашом себе за спину, и влажная мягкая хвоя глушила мои шаги. Какую-то птаху не смущала непогода, и она, не заботясь о воде, льющейся с неба, пыталась петь.

Было жарко, и я парился в плаще, затем и вовсе снял его, рассудив, что нет разницы, каким способом стать мокрым. Проповедник отсутствовал. Вчера мы с ним крепко поспорили по теологическим вопросам, в частности о пребывании человека в аду, его возвращении и чем это грозит его душе. Когда после долгой дискуссии я привел вполне разумный аргумент, что мне, как стражу, этот факт биографии абсолютно ничем не может грозить, он вспылил и «хлопнул» дверью. Теперь небось остывает да накапливает новую порцию брюзжания.

Так что я шел в полном одиночестве, ни о чем особо не думая и поглядывая по сторонам. За редкими можжевеловыми кустами заметил шалаш, пристроенный к золотистому стволу столетней сосны. Он был весь усыпан старыми, пожелтевшими иглами и казался давно заброшенными. Что и не удивительно. Места тут довольно безлюдные.

Я заглянул в него, ощущая тяжелый, пряный запах, и увидел под потолком сушащиеся вязанки трав.

– Могу помочь? – спросил голос у меня за спиной.

Я неспешно повернулся для того, чтобы столкнуться с совершенно голым лиршем. Он стоял, уперев руки в бока, и глядел мрачно. Ростом с меня, весь покрыт золотистой чешуей, издали ничем не отличимой от коры сосен, с темными ореховыми глазами, прямой линией рта и зелеными волнистыми кудрями, находящимися в совершенном беспорядке.

– Возможно. Я ищу заброшенную деревню, на берегу реки.

– Про помочь это была ирония. Вроде так у вас, людей, говорят, – буркнул тот. – Хотя ты не человек. Впервые вижу такого.

Он чувствовал Темнолесье в моей крови, но, в отличие от других иных существ, не понимал, что это такое.

– Я страж.

– К чему тебе эта деревня? – помолчав, спросил он. – Одни замшелые развалины.

– Два года назад там было наводнение, река подмыла берег и обнажила могилы. После этого недалеко от поселения погибли несколько охотников. Город попросил меня проверить это место.

– Город? То есть приор. Он та еще шельма и любитель промискуитета[9]. Охота тебе на него работать?!

– Смотрю, ты довольно много знаешь о нем.

– Приходилось сталкиваться с этой паскудой. Он меня из городского парка выгнал, нечистью назвал и адской курвою. Я ему, твари похотливой, за это все овощи на монастырских грядках сгноил. Теперь из-за него, чтобы с травниками встречаться, надо лишних два часа идти. Вино у тебя есть? – неожиданно спросил он.

– Нет у меня вина.

– Ну тогда проваливай. – Он махнул ветвеобразной рукой. – Там твоя деревня. Только душ никаких нет. Визаган твоих охотников прикончил. Я своими глазами видел.

Он потеснил меня и забрался в шалаш, показывая, что беседа завершена.

Я пошел своей дорогой, добрался до речного берега. Высокого, обрывистого и песчаного, в котором было множество стрижиных гнезд. Из-за дождя над неспокойной водой летало лишь несколько птиц, то и дело пронзительно кричавших «сквииииир».

Двигаясь вдоль реки, я думал о том, что задерживаюсь уже на сутки, хотя давно должен был быть в Билеско, где меня ждет Гертруда. Но и проигнорировать сообщение о темных душах тоже не мог, оставляя незаконченное дело на другого стража, который, возможно, окажется в этой дыре через год, а то и два.

Заброшенная деревня, а точнее, то, что в северных княжествах называлось хутором, была сильно поглощена молодым лесом. Двенадцать изб с провалившимися крышами, одичавшие огороды, замшелые бревна. Люди давно оставили это место.

Кладбище тоже оказалось скромным. Я с трудом различил среди дикого шиповника с десяток могил. Раньше их было больше, но подмытый после половодья берег рухнул вниз, увлекая за собой останки.

Я расчистил кинжалом место для работы, убрав высокие заросли и подготовив площадку для фигуры. Нарисовав ее, увидел, что ни одна из граней не загорелась. И это подтверждало слова лирша. Темных душ здесь не было, но все же я не спешил уходить.

За фундаментами сараев нашел более-менее подходящий спуск к реке. По счастью, почва здесь песчаная, так что мне не грозило поскользнуться и свернуть себе шею.

От воды пахло свежей рыбой, от земли – едва уловимо тленом. Я прошел по сухой полоске до кладбища, осмотрел фрагменты темных костей, которые пока еще не утащило на дно. Задрав голову, изучил берег, увидел «срез» кладбища – ниши могил, наполовину висящие над обрывом гробы. Три целых, четыре раздавленных, с торчащими из них черными останками.

Зловещее место. Темная душа здесь вряд ли зародится, все сроки уже прошли, а вот злобный одушевленный спустя пару десятков лет запросто. И не важно, что кладбищу осталось просуществовать не больше года, до следующего разлива реки, которая заберет в себя уцелевшие захоронения. Они все равно будут здесь, пусть и скрытые водой. Работу я закончил быстро: резервная фигура для проверки на наличие темных душ и еще пара рисунков, блокирующих любую вероятность, что здесь заведется нечто злобное и опасное для человека.

Поднявшись обратно, я увидел на краю, перед обрывом, огромные следы кабаньих копыт. Вне всякого сомнения обитающий неподалеку визаган наблюдал за мной, пока я работал, и уехал так же незаметно, как и появился. Печать Софии, живущая в моей крови, остановила его от желания попробовать мое мясо.