Арктический мост - Александр Казанцев

— Ай-ай! Какая красота! Пароход, как кабардинский жеребец, на дыбы встает!

Моряк осуждающе покачал головой.

— А что? Опасно так, носом кверху? — заглянул к нему в глаза Сурен.

Вместо ответа моряк кивнул на горизонт.

На его дуге виднелось судно с тонкой наклонной назад трубой и двумя мачтами. С первого взгляда оно могло вызвать тревогу: бушприт корабля был задран вверх, корма почти касалась воды. Весь пароход словно на самом деле пытался встать на дыбы. Что-то длинное, спускавшееся с кормы, продолжая линию палубы, сразу за кораблем исчезало в волнах.

— Я так полагаю, — сказал моряк. — Трубы — не кабель. Нельзя их таким способом спускать.

— Слушай, и я так думаю, — доверительно сказал Сурен, понизив голос.

Моряк удивился:

— Я считал вас в числе первых энтузиастов строительства.

— Правильно считал! Очень правильно! Знаешь зачем я еду?

— По морю не ездят, а плавают, — поправил моряк.

— А мы ездить хотим! В самой морской глубине ездить станем на колесах! И я хочу весь туннель в глубине сделать, наверх и носу не казать! Жаль только такой красоты не будет видно. Эх, моряк! — и Сурен потряс кулаками. — Что я придумал, аи, что я придумал! Андрейка как рад будет! Обязательно меня задушит. Мне подпорки под ребра нужны. Очень требуются…

Моряк смеялся. Веселый попался пассажир!

Док-корабль был уже близко.

Сурен снова сорвал шлем и размахивал им:

— Ай, море! Великое море! Вечное как движение! А мы для тебя такое движение придумали, что тебе и не снилось! Что? Потемнело, нахмурилось? Слушай, придется тебе смириться. Потому что человек… это еще больше, еще красивее, еще сильнее, чем море!

Море больше не улыбалось, насупилось, морщилось сердито валами. Откуда-то наползли тучи, забелели барашки, в лицо Сурену ветер бросал брызги. Не замечая ничего, Сурен продолжал махать шлемом.

Андрей Корнев стоял на капитанском мостике плавучего дока и смотрел в бинокль. Кто же другой, кроме Сурена, мог так неистово жестикулировать?

Андрей обернулся к стоявшему позади него еще молодому коренастому моряку с обветренным спокойным лицом, грубоватым, суровым, но с милой ямкой на подбородке. Это был знаменитый полярный капитан Терехов, построивший на гидромониторе Мол Северный. Он взялся командовать плавучим доком в Черном море, чтобы потом, если это окажется возможным, спустить плавающий туннель под льды Арктики.

— Федор Иванович, дорогой! Пошлите за ним катер, видите как ему не терпится, — попросил Андрей.

Моряк кивнул головой:

— Успели вовремя.

— Ах, да, да! — вспомнил Андрей. — Значит, сегодня будет настоящее испытание? Ну что ж, “будет буря, мы поспорим”! Я даже рад этому.

Андрей говорил отрывисто, он волновался, но не из-за прогноза погоды, сделавшего строгими глаза Федора Ивановича, а из-за радиограммы о Сурене, который вез важное сообщение.

Какая борьба позади! Чего стоило добиться начала опытного строительства плавающего туннеля из Ялты в Сочи. Андрей настаивал строить его из Мурманска на Новую Землю, но Алексей Сергеевич Карцев по совету Николая Николаевича Волкова предложил Корневу черноморскую трассу. Это прошло в Совете Министров, поддержал Волков. Строительство началось, но оно считалось опытным и почти обреченным. Мало кто надеялся на его завершение. Противники Андрея не сложили оружия и сейчас, когда сорока километрам уже спущенного туннеля грозила ежеминутная опасность, снова повели наступление. Степан воевал с ними в Москве. Они настаивали на прекращении дорогостоящих опытов, которые в ледовых условиях даже не повторить. Что-то везет Сурен? Зря не помчится по морю перед самым штормом.

Приложив к глазам бинокль, Андрей увидел, как пассажир пересел с глиссера на катер. Время текло поразительно медленно. Казалось, что катер никак не развернется.

Следить за ним в бинокль было мучительно. Андрею не верилось, что катер движется, а не просто подпрыгивает на волнах.

Наконец, с парохода сбросили веревочный трап. Андрей поспешно начал спускаться с капитанского мостика, чтобы встретить друга у борта, но Сурен — веселый, озорной Сурен — уже стоял перед ним, пробуя ногой прочность палубы.

— Ва! Андрейка, какой ты всеми ветрами проветренный! — воскликнул Сурен, сжимая Андрея в объятиях. — И соленый, совсем соленый! — Он то отстранял друга, то снова привлекал его к себе.

— Ну, Сурен, что такое? Мне Степан дал радиограмму. Опять возражения против нашего метода строительства?

— Верно. Затем я и приехал, чтобы поспорить о методе. Понимаешь, с новым проектом.

— С проектом… — разочарованно пожал плечами Андрей. — Едва ли целесообразно сейчас пересматривать…

— Э, брат, этим проектом мы с тобой всем скептикам носы утрем.

— Денис, слушай, Денис! Смотри, вот горец кахетинский, о котором я тебе так много рассказывал. Знакомься, Сурен. Это Дионисий Алексеевич Денисюк, парторг нашего строительства, с Мола Северного к нам пришел.

— Добре, добре, здоровеньки будем! — Денис Денисюк пожал руку Сурена, пытливо смотря на него хитроватыми глазами. — Что привез?

— Проект привез…

— Это потом, — отозвался Андрей. — Я не знаю, Денис… всякое изменение вызовет в Москве неприятный отклик…

— Письмо привез.

— Письмо? — обрадовался Андрей. — Так давай его скорей!

— Скоро только ласточки летают.

— Сурен!.. — нахмурился Андрей.

— Разве вот партийному руководителю, — и Сурен церемонно передал письмо Денисюку.

Тот посмотрел на адрес и ухмыльнулся:

— Не возьму, то личное, — и отдал письмо Андрею.

— Сегодня утром в Москве из ее собственных рук! — провозгласил Сурен.

— Добрый хлопец. — Денис положил руку на плечо Сурену. — Так ты с каким проектом прилетел? Поведай.

Андрей распечатал письмо и, отойдя в сторону, начал читать, то хмурясь, то улыбаясь.

— Док мне ваш не нравится — вот какой проект… Слушай, зачем пароход?

— “Слушай, слушай…” Что ж ты, по морю без парохода плавать будешь? Недаром горцем кахетинским прозвали! Пойдем, отдохни с дороги.

Но Сурен вовсе не был настроен отдыхать, он желал осмотреть на плавающем доке все.

Андрей читал:

“…опять тебя нет со мной. После нашей невозвратимой потери твое отсутствие для меня еще мучительнее. Но самое страшное в том, что я не могу больше бывать в больнице… Когда я вспоминаю там нашего мальчика и беспомощность всех врачей, таких же, как я, то я не в силах обманывать больных… Я не верю, понимаешь, не верю больше в медицину… Я ушла из больницы… Ты смеялся над моей реактивной техникой… Теперь я посвящаю себя только ей… Мой дипломный проект… Ты когда-нибудь похвалишь меня за него… Я посвящаю его памяти нашего мальчика и тебе… Я знаю, ты опять морщишься… Зачем твоему плавающему туннелю реактивная техника?.. А зачем тебе неумелый врач? Андрюша, милый… Я сейчас на даче у папы, занята только проектом, все время думаю о тебе… ведь наш мальчик должен был походить на тебя, он был такой же настойчивый, он уже мечтал о чем-то… Не могу писать… Приезжай хоть на денек… Степан Григорьевич говорит о каких-то затруднениях. Папа ворчит, не верит в успех вашего дела. Теперь ведь он отвечает за него… Он передает тебе привет. Ах, если бы ты был здесь…”