Русский рукопашный бой по системе выживания - Алексей Кадочников

Нельзя понимать искусство выживания так примитивно, как это делают некоторые люди. Отдавая дань моде, отправляются в леса, на необитаемые острова и «выживают» там, питаясь подножным кормом и ночуя на деревьях. Это скорее похоже на романтическую страсть к приключениям.

Нынче и в цивилизованных условиях всем нам вполне хватает борьбы за выживание. Чего стоят поездки в переполненном городском транспорте, бесконечные очереди в опустевших магазинах. Нужно уметь самому избавляться от стрессов, — воспринимая нашу повседневную действительность спокойно, как неизбежность. И помогать тем, кто рядом.

Экстремальных ситуаций в нашей жизни более чем достаточно. Например, муж развелся с женой — выжить в такой период тоже непросто: кто-то кончает жизнь самоубийством, другой ищет спасение в пьянке, третий становится преступником. Безысходность губительна, нужно помочь человеку выжить…

Не просто сберечь здоровье и не покатиться по наклонной плоскости, но сохранить нормальную психику, остаться дееспособным человеком.

Познать себя, определить свои возможности и место в жизни — с этого надо начинать. А рукопашный бой — это только одна сторона искусства выживания. Столь грозное оружие можно доверять лишь человеку с нормальной психикой и чистыми помыслами. Поэтому прежде чем дадим ему в руки наше «невидимое оружие», необходимо узнать, заслуживает ли он того.

— Приходилось ли слышать о краснодарской, свердловской «Школах выживания»? Интересно, много ли у А.А.Кадочникова последователей? Ученики приходят к вам сами или вы ищите людей, близких по духу?

— Благодаря публикациям в центральной печати и показательным выступлениям, русским стилем рукопашного боя заинтересовались многие. В нынешнем году в Алуште и Сочи состоялись семинары для инструкторов по стилю Кадочникова.

На них обучались бойцы со всех уголков страны, среди них были специалисты по боевым и состязательным единоборствам различных видов. Конечно же, невозможно даже подготовленному человеку за 10 дней постигнуть все тонкости такой комплексной, всеобъемлющей системы, какой является «Школа выживания». Это было лишь первое знакомство. Как я уже заметил, невозможно за короткий срок овладеть каким-либо стилем борьбы. Поэтому основная наша цель — пропаганда русского стиля рукопашного боя — поиск людей, способных не просто преподавать наш стиль, но и совершенствовать его.

— Семинары — временное явление, а в «Школах выживания», насколько я поняла, вы обучаете тех, кто занимается прежде всего для себя: кого-то интересует самооборона, кого-то спорт. Входит ли в ваши планы создание какого-либо центра, где вы будете растить профессионалов, людей, которых в последствии могли бы с гордостью назвать своими учениками?

— У меня есть давняя мечта, которая, вероятно, вскоре станет реальностью: организовать свою школу, где по определенной системе, рассчитанной на несколько лет, проходили бы подготовку не только взрослые люди, но и мальчишки. Выпускники этой школы будут получать документ, подтверждающий их квалификацию. Вот этих ребят я с чистой совестью смогу назвать своими учениками.

Князь начал с неожиданного:

— А умеете ли вы стоять по стойке «смирно»?

Вопрос был задан начальнику Голицынского Института погранвойск (бывшее Высшее училище погранвойск КГБ) генерал-майору Виктору Остаповичу Олефиру; генерал не обиделся, а улыбнулся: попробую, дескать… Его заместители, офицеры, тоже улыбнулись.

Виктор Остапович встал, молодцевато расправил плечи. Все будто бы ладно, но князь сказал:

— Неплохо, неплохо. И все же это еще не стойка-стяг. Казалось бы, мелочь: надо чуть подтянуть ягодицы, ноги вот так, и смотрите, смотрите — совсем другое дело!

Действительно, генерал словно бы выше ростом стал, вся его подтянутая фигура преобразилась.

Представитель древнего княжеского рода Борис Васильевич Голицын и представитель сегодняшнего российского воинства генерал Олефир крепко пожали друг другу руки.

В предыдущем номере журнала «Русский стиль» мы рассказывали о жизни, необычной судьбе Бориса Васильевича, фронтовика, геолога в мирное время. Он храбро, как и его именитые предки, дрался с врагами под Ленинградом, был тяжело ранен, но в любой самой опасной и кровавой схватке ему, молодому тогда человеку, помогали родовые голицынские приемы рукопашного боя. Этот стиль, эти приемы передавались из поколения в поколение. (У княгинь и княжен были свои способы защитить себя, свою честь, своих детей; их учили этому особо).

Многое из боевого древнего наследия хранится в секрете, и князь и сегодня не имеет права рассказывать обо всем. Но какими-то приемами он все же согласился поделиться с будущими пограничниками.

— Тем более институт-то Голицынский, — улыбался он. — Правда, к этому месту я не имею близкого отношения: род наш большой, разветвленный, и это, должно быть, бывшее поместье дальнего родственника.

И еще размышлял и сомневался Борис Васильевич: будут ли полезны его уроки современным подготовленным офицерам, курсантам?

Но после первых же встреч в Голицыне его сомнения рассеялись: в огромном зале не было свободного места, и когда князь сказал: «Ваша служба — особая, вы на страже рубежей Отечества. Значит — всегда готовы к бою, да и теперь часто в бою. Это благородное дело. Вас нельзя называть «товарищи», вы, господа, — «Ваше благородие», — зал отозвался аплодисментами.

Князю Голицыну за семьдесят, но на сцене стоял ладный, юношески подтянутый, легкий в движениях человек с бородкой на живом лице; он ловко освободился от кобуры с «бульдогом», показал револьвер курсантам: — Посмотрите, мы — Голицыны, носили оружие не в обычной кобуре, а на таком вот ремешке. Никаких пряжек, застежек. Одно движение — и револьвер превращается в оружие для рукопашного боя. Раз — этим ремешком легко связать пленного противника, да так, что он никуда не денется.

Конечно, надо знать специальный узел. Таким узлом в старину связывали пленных и отпускали идти под присмотром подростков — развязаться невозможно было…

Голицынский институт — высшее военное учебное заведение с большой историей, богатыми традициями. Тысячи и тысячи его выпускников служили и служат на самых отдаленных заставах, в горячих точках, там, где проходит граница, где чаще, намного чаще, чем в других частях, взрывает покой слово «тревога!». Это особая служба, и люди нужны тут особые. Они должны многое знать, многое уметь, потому что все это может пригодиться завтра или через минуту. Важно защитить рубежи Отечества, победить врага, а самому остаться целым и невредимым. «Вы, господа, должны помнить: вас ждут дома.

И вы обязаны вернуться», — часто говорил в тот день Борис Васильевич.

Вместе с Голицыным и майором Андреем Морушкиным мы заходили в учебные классы, всматривались в макеты застав, где вспыхивали огоньки секретных пограничных коммуникаций. Шли обычные занятия. Во дворе на полосе препятствий тоже занимались курсанты. Бег, броски тренированных тел, автоматы, фанаты, штыковой бой.

Князь подошел поближе и внимательно смотрел на то, что делали эти крепкие ребята. Все было как надо, но — мелочи, опять все те же мелочи…

— Знаете, а ведь от этих «мелочей» зависит ваша жизнь, сможете ли вы дальше вести бои, — заметил Борис Васильевич.

Одна из голицынских «мелочей». Оказалось, все курсанты, преодолевая полосу препятствий, бежали, даже неслись по прямой вперед, не обращая внимания на то, что происходит в метре от их маршрута: Но это же бой, атака, когда сбоку — из-за любого угла, любого дерева, может броситься враг, может вылететь нож, штык, граната, пуля. Нельзя смотреть в одну точку даже на учениях, нужно тренировать боковое зрение, это должно стать привычкой. Князь попросил позволения пробежать по полосе. Ему разрешили. Он побежал, и мы видели, что взгляд его стал плавающим, рассеянным; он видел все впереди и все вокруг, он успел бы достать врага, бросившегося сбоку, откуда угодно. Курсанты пожимали плечами: действуем, мол, по утвержденной инструкции. Но сотнями юных жизней платили мы в Афганистане за то, что инструкции пишутся педантичными чиновниками в мундирах, далекими от боевых действий, в которых убивают по-настоящему.

Или возьмем штыковой бой.

— Вы бьете штыком очень высоко, — продолжил Голицын. — Получается, куда-то в голову. А зачем?

Нужно целиться в грудь. Я смотрел по телевизору, как учат штыковому бою американских солдат. Со зверским лицом, вероятно, призванным устрашить врага, солдаты изо всех сил вонзают штык в чучело и потом что есть мочи тянут его обратно. Ну хорошо, это все же чучело. А в бою… Если вы вонзите весь штык во врага, вы его не вытащите, и противник, падая, увлечет вас. (Простите за подробность, но вы, мужчины, воины, это ваше дело.) Пока вы освободите свое оружие, вас сто раз убьют. Поэтому еще одна «мелочь» — штык входит лишь на десять сантиметров; поворот штыка и — обратно. Все. Это воинская работа, надо ее уметь делать… Голицыны, мои предки, нередко ходили в штыковую как бы втроем, и «работали» в ритме вальса: раз, два, три, раз, два, три… То один бьет, то другой, то третий. А знаете, не зря, думаю, Цветаева написала: «Три сотни побеждало трое…». В старину, как еще врага встречали. Становились в две шеренги. И те, что впереди, и те, что сзади, сжимали правыми руками рукоятку одного большого меча и били враз.