Удар из прошлого (Напролом) - Андрей Троицкий

На автобус, следующий из Углича до Москвы, ещё оставался один не проданный билет. Автобус останавливался в Калязине всего на пять минут и отправлялся в четыре с четвертью утра. Тимонин купил билет и провел ночь на жесткой лавке среди пестрой публики: цыган, колхозников, транзитных пассажиров и мелких воришек. Никто из них, впрочем, не положил глаз на портфель. Рассудили: ну, что возьмешь с пожарника? Разве что килограмм инструкций и предписаний по пожаротушению.

Те из пассажиров, кто не отошел ко сну, с интересом наблюдали за веселым полковником, сыпавшим анекдотами и прибаутками. Тимонин несколько раз поднимался с лавки и отправлялся опрокинуть стаканчик в местную забегаловку, где торговали водкой в разлив. Из закуски была лишь вяленая рыба и сомнительная колбаса, нарезанная толстыми ломтями. Тимонину больше пришлась по вкусу рыба.

К восьми утра он прилично нагрузился, насквозь пропах вяленой рыбой, но был весел и довольно бодр. На своих ногах забрался в автобус и нашел место без посторонней помощи.

Девяткин, не снимая с себя пропитавшуюся кровью и водой куртку, спортивным шагом обошел все палаты на втором этаже. Начал с четырнадцатой. Остановился под светильником, посередине комнаты осмотрелся по сторонам. Да, ещё та картина. На кладбище или в морге куда веселее.

Замотанный бинтами труп. Руки привязаны к перекладине кровати, пальцев не хватает. Под кроватью черная лужа. На светлой крашенной стене брызги крови, волосы с лобка, мелкие кусочки внутренних тканей и кожи. Ноги убитого широко раздвинуты, вместо семейных драгоценностей зияет здоровая кровоточащая дыра. Если бы здесь нашелся хороший игрок в гольф, мог бы запросто вогнать в эту дыру, как в лунку, призовой шар.

Возле подоконника стул, на котором висят старые латаные портки. Не надеясь найти в штанах ничего интересного, Девяткин все же обшарил карманы. В целофановом пакетике водительские права и паспорт на имя… Девяткин даже сморгнул от неожиданности, не поверил своим глазам. Документы на имя Тимонина Леонида Степановича.

Он опустил паспорт и права в пакет, завернул пакет в сухую газету и сунул в карман куртки. Перед тем, как выйти из четырнадцатой палаты Девяткин покосился на пустую, по-солдатски застеленную койку, под которой стояли сшитые из войлока тапочки без задников. Подошел, поднял подушку, пошарил рукой под матрасом. На этот раз действительно мимо денег. Под подушкой пижама в мелкий розовый цветочек, больше ничего.

В коридоре он наклонился над трупом Нумердышева. Документов, естественно, никаких. Ружье, сумка с патронами и всякой мелочью. Девяткин не стал трогать это добро.

Для очистки совести он посетил соседние палаты, чуть не до обморока напугав своим появлением лежачих больных, с головами ушедших под одеяла. Заглянул под койки, за занавески и вернулся на лестницу. Боков стоял на верхней площадке и смолил вторую сигарету подряд, стряхивая пепел на одежду. Он уже вышел из полуобморочного состояния испуга, но очухался ещё не до конца.

– Ну, как дела? – спросил Боков. – Что там было?

Вопрос прозвучал как-то очень легковесно, фальшиво. Боков, почувствовавший фальшь, бросил окурок на пол, раздавил его ботинком.

– Лучше спроси о чем-нибудь другом, – поморщился Девяткин. – Тимонина там нет. Это главное.

– А где, где же он тогда?

– Шут его знает, – Девяткин попросил у Бокова закурить.

– А с кем была перестрелка?

– Если бы я это знал. Одного гада я уложил. Второй ушел, видимо, через подвал. Пошли отсюда.

Попыхивая сигаретой, Девяткин на ходу застегнул «молнию» куртки, чтобы не показывать публике торчащие из-за пояса рукоятки пистолетов.

Самые храбрые больные, чуть не затоптавшие Бокова, стояли на первом этаже. Те, что робкого десятка, высыпали во двор и там проводили дискуссию, что-то высматривая в освещенных окнах своих палат. Больные в полголоса оживленно спорили между собой о том, чего они не видели и не знали.

Девяткин стал спускаться вниз. Группа людей, стоявшая под лестницей, заполнявшая площадку первого этажа, издала единый глубокий вздох и расступилась, насколько позволяло пространство тесного вестибюля.

– Спокойно, граждане, – заявил Девяткин. – Я из милиции.

Люди, не знавшие, как им держаться в такой необычной ситуации, напряженно разглядывали мужчину в спортивном костюме, залитым кровью, и следовавшего за ним на расстоянии шага молодого человека. Напряжение было столь велико, что хлопни в этой тишине бутылка шампанского, все люди, как сваленные ветром снопы соломы, рухнули бы на пол. И больше не встали.

Дежурный врач, хрупкая молодая женщина, прибежавшая сюда из приемного отделения, стояла в первом ряду, перед мужчинами. Она, ещё не решившаяся подняться наверх, сделала робкий шаг вперед, отделилась от группы людей.

– Скажите, там есть раненые?

Девяткин мрачно покачал головой.

– Только трупы.

Из– за спины врача вышел парнишка санитар. От волнения он вжал голову в плечи и стал заикаться.

– Я только что вызвал нашу милицию, – отрапортовал санитар. – Они сказали, что приедут минут через двадцать. Или тридцать.

– Хорошо, – принял рапорт Девяткин и пожал санитару руку. – Молодец.

Затем Девяткин прошел сквозь толпу людей, крутанул турникет, распахнул дверь на улицу. Боков, опустив глаза, шагал следом. В дверях Девяткин обернулся и дал единственное и последнее указание.

– До приезда милиции ничего не трогать, – сказал он. – Ничего. И на этаж не подниматься.

– Слушаюсь – пискнул санитар. – А вы далеко?

– У меня срочные дела, – ответил Девяткин. – Будем держать контакт.

Девяткин вышел на улицу. Несколько мелких групп людей, стоявших у подъезда под фонарем, сбились в одну большую кучу. Девяткин, чтобы успокоить публику, громко объявил, что милиция ожидается с минуты на минуту. Затем он дошагал до «Жигулей».

Переложил в спортивную сумку оружие, милицейское удостоверение в прозрачной пластиковой рубашке, паспорт Тимонина. Сбросив с себя мокрые штаны, куртку и майку, он порылся в сумке и не нашел ничего лучше рубашки с длинными рукавами и пляжных шортов с пальмой на заднем месте. И то ладно.

– Садись за руль, – переодеваясь, скомандовал Девяткин. – Живо.

Боков выполнил указание, завел двигатель. Девяткин, завершив туалет, занял переднее сидение и блаженно потянулся.

– Ну, трогай, – сказал он.

Боков неподдельно удивился.

– А разве вы не хотите дождаться милиции? Ну, дать показания?

– На хрен мне это надо? – вопросом ответил Девяткин. – У меня и так геморрой.

Машина проехала вахту, выкатилась с больничного двора. Темным окраинные улицы, казалось, таили в себе какую-то неосознанную человеком опасность. Чтобы не попасть колесом в открытый колодец или колдобину, Боков сбросил скорость до тридцати километров. На пару секунд фары вырвали из темноты спину шагающего по обочине человека.

Военный, офицер с портфелем в руке. Человек в форме не оглянулся на машину. Мелькнули звездочки на погонах, красный околышек фуражки. Боков не смог разглядеть лица офицера, но его фигура, его походка показались чем-то знакомыми. И, кажется, этот портфель Боков тоже где-то раньше видел.

Тимонин? Что-то есть в этом военном от Тимонина. Но это, разумеется, глупости, быть того не может. Даже теоретически. На ночной улочке незнакомого городка могут встретиться разве что привидения в офицерских кителях и погонах. Боков наморщил лоб, но в его тяжелой голове мысли путались, распадались на фрагменты, бессвязные слова.

Неплохо бы спросить у офицера дорогу. В впотьмах тут ни черта не разобрать. Но возвращаться не хотелось. Уже порядочно отъехали.

«Жигули» покатили дальше. Через минуту Боков забыл об офицере. Хотелось узнать подробности стрельбы, что произошла в четырнадцатой палате, в больничном коридоре. Он повернул голову, чтобы задать Девяткину вопрос, но тот уже сладко дремал в кресле, откинув голову назад и широко распахнув рот.

Когда Девяткин проснулся стояла глубокая ночь, до Москвы оставалось ещё километров сорок. Он сменил Бокова, сев за руль, но не проехал и двадцати километров, остановившись на стоянке возле трехэтажного новенького мотеля, казалось, на нем ещё не высохла краска. Зато Бокова, от переутомления так и не сумевшего заснуть, не пришлось будить.

– Вылезай, – сказал Девяткин. – Мы заночуем здесь.

– Здесь? – Боков выкатил глаза. – До Москвы два шага. Я домой хочу. У меня жена…

– Мы заночуем здесь, – повторил Девяткин. – Все объяснения – утром.

Боков покорно выполз из машины, взял сумку. Понурив голову, зашлепал следом за Девяткиным, тупо созерцая пальму на его шортах. Свеженькая бодрая кастелянша в белом фартучке оформила регистрацию.

Она была так любезна, что, не переставая улыбаться, сама провела гостей на третий этаж, в двухместный номер, выходящий окнами на противоположную от дороги сторону. Девяткин даже подумал, что девушка предложит ему свои услуги по другой, не гостиничной части, но был разочарован. Предложений интимного характера не последовало. Знакомство ограничилось чаевыми.