Гипсовый трубач: дубль два - Юрий Поляков

– А вы разве сомневались в наших возможностях? – нахмурилась Ведмедюк и стала окончательно похожа на сурового индейского вождя, обиженного бледнолицыми невеждами.

– Да… Дмитрий Антонович… вы уж как-то… ну, совсем… – забормотал смущенный Огуревич.

– Нисколько не сомневаюсь! – бодро объявил Жарынин.

– Нет, я вижу: сомневаетесь! – не поверила председательница и распорядилась: – Павел Григорьевич, покажите!

«Начинающий Солженицын» достал из портфеля фотоальбом, раскрыл и предъявил снимок, на котором Ведмедюк и Боледина дружески чокались с пьяненьким Эдуардом Степановичем. На заднем плане, у богатого фуршетного стола, мешая друг другу, насыщались упитанные тени былых политиков. Виднелся и Гавриилов, приладившийся к молочному поросенку.

– Потрясающе! – воскликнул Жарынин. – Неужели в Кремле?

– Х-м-м… – оторвавшись от своего бриллианта, загадочно усмехнулась Боледина.

– Я же говорил, мы спасены! – расцвел Огуревич. – Я же знал… знал…

– Погодите радоваться, вам еще надо раздобыть пятнадцать коробок евроконфет!

– Найду, найду… – пролепетал счастливый директор, явно хвативший на радостях внутреннего алкоголя.

– А что от нас потребуется взамен? – лениво спросил режиссер.

– Ничего особенного, – еще ленивее отозвалась сверхсрочница. – Если мы решаем вашу проблему, вы передаете в собственность Эмопээс десять комнат в вашем доме ветеранов.

– И все?

– И все! – величаво кивнула Ведмедюк.

– А если вы не решаете нашу проблему?

– Ну, Дмитрий Антонович… Ну, вот опять вы… – захныкал Огуревич.

– Это исключено! – Боледина от возмущения даже стукнула колечком по столу, а потом, спохватившись, стала опасливо разглядывать крепление камешка.

– А все-таки? – не унимался Жарынин.

– Тогда мы расходимся по нулям, – с индейской невозмутимостью разъяснила председательница.

– Вот видите! – воскликнул директор. – Очень выгодное предложение!

– Договор подписываем немедленно! Павел Григорьевич! – скомандовала она.

Протосолженицын мгновенно достал из портфеля приготовленные листочки, а Боледина царским движением извлекла из сумки, похожей на хозяйственную, цилиндрический футляр с печатью.

– Почему немедленно? – решился вставить слово и Кокотов.

– Чтобы сегодня же начать действовать. Неужели непонятно? Когда суд? – раздраженно спросила Ведмедюк.

– Скоро! Очень скоро! – загрустил Огуревич, видимо, тайком махнувший еще одну невидимую миру рюмаху.

– Реквизиты вашей стороны можно вписать от руки, – ласково пояснил Гавриилов и подвинул странички директору.

Заместительница тем временем вынула из футляра круглую печать и дыхнула на нее, широко раскрыв неухоженный рот, в который дантист если когда и заглядывал, то лишь для того, чтобы ужаснуться. Огуревич, в свою очередь, механически полез в боковой карман за авторучкой…

– Вот здесь! – еще ласковее подсказал супергном, показывая обкусанным ногтем, где подписывать. – А в качестве бонуса к договору я могу бесплатно прочитать вашим ветеранам цикл лекций…

– Кроме того, мы поможем продать мемориальные скамейки за рубеж. Теперь союзы русских писателей есть в двенадцати странах, даже в Австралии. У нас со всеми договоры о сотрудничестве… – со значением пообещала Ведмедюк.

– Великолепно! – воскликнул повелитель энергетических глистов.

– На какую же тему лекции, если не секрет? – нежно спросил Жарынин, жестко перехватывая директорскую руку с «паркером».

– Ну, например, «Эсхатологический дискурс русской литературы». Или – «Преодоление советского рабства в современной прозе». Или – «ГУЛАГ как архетип русской души». Или…

– Достаточно! – оборвал игровод. – У меня к вам, господа, встречное предложение. Сен-Жон Перс настоятельно советовал: с договором, как и с женщиной, прежде чем расписаться, надо переспать…

– Выбирайте выражения! – вскинулась сверхсрочница.

– Пардон, пардон, мадмуазель! Я не хотел оскорбить ваше целомудрие! Завтра утром мы приезжаем к вам в офис и подписываем контракт. Годится?

– А почему не сегодня? – нахмурилась Ведмедюк.

– А почему не завтра? – вопросом на вопрос ответил режиссер.

– Ну, хорошо…

– Вот и ладно! Значит, завтра с утречка мы приезжаем к вам… – потер руки Жарынин.

– Нет! – хором вскричали «мопсы». – Лучше мы к вам!

– Аркадий Петрович, не возражаете?…

– Я… нет… может, сегодня?…

– Нет, завтра! – отчеканил игровод, встал и галантно поклонился.

«Мопсы» посмотрели на него с ненавистью и строем покинули кабинет. Замыкавший шествие Гавриилов хотел было захватить с собой и листочки договора, но Жарынин предусмотрительно прижал их ладонью к столу.

– А когда? – вдогонку спросил безутешный директор.

– Мы сами вам позвоним, – через плечо ответила Боледина.

– Вы все испортили! – чуть не заплакал Огуревич, когда дверь закрылась. – Они не позвонят, нет, не позвонят!

– Что вы рыдаете, как девственница, которая забыла взять у своего первого мужчины номер телефона!

– Это же серьезные люди!

– А как вы определяете, на глазок или заглядываете в мировое информационное поле?

– Ну, зачем вы так! Мы гибнем! Гибнем!

– Оттого и гибнем, что вы наподписывали кучу дрянных бумажек! Успокойтесь! Во-первых, мы с коллегой только что от Скурятина. Он дал указание нам помочь!

– Не может быть! И вы молчите! – От радости Огуревич схватился за сердце.

– Ладно, только не перейдите от восторга в лучевое состояние! А во-вторых, эти «мопсы» – обыкновенные проходимцы.

– Но они писатели! – со священным трепетом в голосе воскликнул директор.

– Вы полагаете, среди писателей нет проходимцев? Есть. И даже больше, чем среди обычных граждан, исключая, конечно, бизнесменов и экстрасенсов. Не правда ли, мой милый соавтор?

– Увы, – подтвердил Кокотов.

– Ладно, я пока изучу этот договор, а вы, Андрей Львович, просветите нашего простодушного духовидца! – Жарынин достал из кармана и расправил свои китайчатые очки. – И хватит, хватит, Аркадий Петрович, прикладываться к вашей внутренней бутылке! Как сказал Сен-Жон Перс, герой может напиться лишь на могиле врага.

Огуревич смутился, и на его покрасневшем лице появилось выражение, какое бывает у злоупотребляющего мужа, застигнутого бдительной женой.

25. Из истории урюковых революций

Призыв стать одним из пятисот лучших писателей мира пришел к Кокотову по почте в фирменном конверте с эмблемой МОПС, изображавшей земной шар, нанизанный на гусиное перо, как шашлык на шампур. Но автора «Знойного прощания» сразу смутили некоторые обстоятельства. Во-первых, письмо было напечатано на принтере, а имя и отчество адресата неряшливо вписаны в специально оставленный пробел. Во-вторых, послание заканчивалось загадочной фразой: «Подробности этого взаимовыгодного проекта мы сообщим конфиденциально при личной встрече». В-третьих, настораживало месторасположение столь солидной международной организации: 2-й Нижне-трикотажный проезд, дом 8, строение 12, оф. 67. К адресу была пририсована довольно путаная схема, объясняющая, как от станции метро «Краснопролетарская» добраться до цели.

Но, несмотря на эти странности, писодей не устоял. Смущаясь самого себя и посмеиваясь над собственным тщеславием, на следующий день он отправился по указанному адресу. Сверяясь со схемой и сбиваясь с пути, он наконец добрался до того, что лет десять назад называлось «Трикотажной фабрикой имени Гарибальди». Почему погибло предприятие, занимавшее некогда целый квартал, неведомо. Что погубило флагмана легкой промышленности – удорожание хлопка, оставшегося там, в независимой Средней Азии, или лавина дешевого тряпья, хлынувшая из Турции и Китая? Возможно, фабрику специально обанкротили из-за земли, на которой она разместилась в середине ХIХ века на краю тогдашней Москвы. Но теперь это был почти центр! Последнюю гипотезу подтверждали новенькие жилые корпуса пряничной расцветки с растяжками по фасадам: «Продаются квартиры по цене застройщика». Вероятно, та же участь ждала и остальную территорию комбината, но пока еще складские помещения сдавались под хранение товаров самого разнообразного свойства. На ходу писатель успел прихватить метким глазом, как, гортанно переругиваясь, бывшие хлопкоробы грузили в одну фуру пластмассовые трубы, в другую – гигантские авоськи с репчатым луком, в третью – рулоны утеплителя…

В слегка подремонтированном административном корпусе размещались конторы и офисы. К стене у подъезда было прикреплено такое несметное число табличек с названиями фирм, что автору дилогии «Отдаться и умереть» показалось, будто он попал в колумбарий. «Оф. 67» располагался на третьем этаже в чуланчике, где в лучшие времена, видимо, хранился инвентарь уборщицы: ведро, швабра и тряпки. В комнатке едва умещался канцелярский стол, кресло и старенький компьютер с принтером, древним, как печатный станок Гуттенберга. За столом сидела Боледина и разглядывала брильянтик. Завидев посетителя, она поправила парик, приподняла со стола грудь и исказила лицо приветливостью. Писатель смущенно объяснил цель своего визита и показал письмо.