Исторический очерк Церковной унии. Ее происхождение и характер - Константин Зноско
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Неисчислимые притеснения и преследования православных доводили последних до религиозного безразличия и многих из них отторгали от православия в унию и латинство. Однако и при таких ужасных условиях православие все же устояло в Польше.
Главным образом, оно поддерживалось там изумительной стойкостью в вере простого народа и неутомимостью и мужеством в борьбе за него некоторых православных иерархов, среди которых особенно выделилась личность Белорусского архиепископа Георгия Конисского.
Глава XXI
ГЕОРГИЙ КОНИССКИЙ, АРХИЕПИСКОП БЕЛОРУССКИЙ (1717—1795)
Георгий Конисский вступил на Белорусскую епископскую кафедру в то тяжелое для нее время, когда ей грозила опасность потерять свою самостоятельность. Униатский митрополит Флориан Гребницкий задумал присоединить всю Белорусскую православную епархию к Полоцкой униатской и обратить ее в унию, на что имел благословение папы. Предстояла для Конисского тяжелая и упорная борьба, и он благодаря своему уму, преданности православному делу, настойчивости и самоотверженности вышел из нее победителем.
Прибый на свою кафедру в Могилев, Конисский прежде всего обратил внимание на поднятие образования в православном духовенстве. С этой целью он открыл в Могилеве духовную семинарию и при ней духовное училище. Затем основал при архиерейском дворе типографию, в которой, между прочим, издал православный катехизис и, разослав его по приходам, обязал священников научать своих прихожан по этой книге основам православной веры. Позаботился Конисский и об охране церковного имущества своей епархии. Так как униаты и католики очень часто захватывали у православных церковные и монастырские имения на том только основании, что православные якобы не имели на владение документов, а при предъявлении владельцами документов отнимали у них сами документы, Конисский приказал подведомственному ему духовенству разыскивать в церковных архивах документы, относящиеся к имущественным правам церквей и монастырей и пересылать их к нему. Из присланных документов Конисский составил в Могилеве при кафедральном соборе огромный архив, послуживший богатым материалом для защиты имущественных прав церквей и монастырей Белорусской епархии.
Благодаря этому не одна тысяча православных уцелела от совращения в унию и католичество, а также не один десяток церквей был спасен от шляхетских «наездов».
За свою ревность о благе Православной Церкви Конисский очень часто подвергался оскорблениям, а нередко и опасности лишиться жизни, как от униатов, так и от католиков. Так, обозревая в 1759 г. свою епархию, Конисский решил посетить г. Оршу. Узнав о приближении к городу владыки, навстречу ему вышел известный уже нам миссионер-доминиканец Овлачинский с доминиканскими монахами, множеством шляхты и разным сбродом, и лишь только они увидели въезжавшего в город владыку, начали кричать, ругаться и поносить его всевозможными бранными словами; а когда городские цехи вышли с хоругвями для встречи владыки, то их палками, камнями и грязью разогнали в разные стороны. Когда же на следующий день владыка после богослужения в одной из церквей города стал произносить поучение народу, Овлачинский ворвался с теми же лицами, которые накануне поносили владыку, и те, не снимая шапок, стали бегать по церкви и выгонять из нее палками и обнаженными саблями народ, с наглостью крича: «Попе, хлопе, схизматыку!» Владыка спасся от побоев только тем, что успел боковыми дверями уйти незаметным соседний монастырь и там скрыться. Но на этом дело не кончилось. Узнав, что владыка скрывается в монастыре, Овлачинский и его приспешники стали штурмовать монастырь: бить в стены его камнями, бревнами и железными ломами, желая ворваться в него, вытащить оттуда владыку и убить его. Монахи, желая спасти епископа от смертной опасности, положили его на крестьянскую телегу и, прикрывши навозом, незаметно вывезли из монастыря. Когда бушевавшие изуверы вторглись в монастырь и не нашли там епископа, то в злобе разграбили монастырь и пересекли розгами монахов. Владыка, избегая дальнейших покушений на его жизнь, должен был прекратить поездку по епархии и возвратиться в Могилев. Но и там враги не оставляли его в покое. В 1760 г. студенты иезуитской коллегии по наущению ксендза Зеновича напали на архиерейский дом и, наверное, убили бы Конисского, если бы тот не скрылся в потаенный подвал. Тогда они отправились в семинарию, выбили в здании окна, переломали мебель и произвели экзекуцию над воспитанниками семинарии.
О таких бесчинствах Конисский довел до сведения русской императрицы Елизаветы Петровны, но никаких шагов к защите православных не было предпринято, ибо императрица вскоре после этого скончалась. Преемник ее Петр III, которому тоже жаловался Конисский, возмущенный фанатическими преследованиями православных, обратился к польскому правите^ству с требованием принять меры к ослаблению этих преследований, но Петр III скончался, и его заступничество за православных не имело должных успехов. Только при супруге покойного императора Екатерине II Великой ходатайства Конисского за православных оказались более успешными.
Положение православных при короле Станиславе Понятовском и отношение к их участи императрицы Екатерины Великой
При вступлении на престол императрицы Екатерины Великой на ее коронацию прибыл и Георгий Конисский. В пространной и трогательной речи он изобразил перед императрицей бедственное положение православных в Польше, и императрица тогда же решилась положить конец страданиям православных, потребовав через своих посланников, чтобы положение их было облегчено. Но нелегко было этого достигнуть, когда сильная клерикальная партия в Польше только о том и думала, как бы скорее нанести смертельный удар православию. Религиозный фанатизм шляхты и особенно католического духовенства, как увидим далее, не только не утихал, но еще более разгорался.
После вступления на престол Станислава Понятовского послы петербургского и берлинского дворов потребовали от имени своих правительств, чтобы все диссиденты (иноверцы) пользовались в Польше свободой вероисповедания, были допускаемы на государственную службу и чтобы епископы греко-восточного исповедания имели место в сенате, подобно католическим епископам. Понятовский пообещал оказать свое содействие для проведения этого требования на сейме законодательным порядком, но руководящая партия в Польше, узнав об этом, решила эти требования отвергнуть. Тотчас же решено было усилить преследования православных как главных виновников вмешательства чужих правительств в польские дела. С этой целью сенат и клерикальная партия, руководимые иезуитами, стали тайно рассылать циркуляры с призывом, чтобы шляхта соединилась на защиту гибнувшего, по их мнению, отечества и католичества от «схизматиков» и для противодействия требованиям об уравнении православных в правах с католиками. В силу этого призыва по всей Литве, Белоруссии и даже Малороссии начались преследования православных. По всем окраинам Польши, где только пребывали православные, рассеялись католические монахи, пустив в ход все уже ранее испытанные средства, лишь бы только поскорее обратить православных в унию или католичество. В Белоруссии они не встретили сильного сопротивления. Белорусы, по свидетельству современников, «как безответные овцы, подгоняемые дубьем и палкой, шли или в костел для принятия католицизма, или в Униатскую Церковь для объявления себя униатами». Не то было в Малороссии. Малороссийский народ, воспитавшийся на свободных началах казачества, оказал латино-униатской пропаганде сопротивление, и там необходимо было употребить силу. В начале 1766 г. в Малороссию прибыл для обращения православных в унию викарий униатского митрополита Мокрицкий в сопровождении значительного отряда жолнеров под командой полковника Воронича. Свою миссию Мокрицкий начал выполнять с Черкасского округа, народ которого отличался преданностью православию, и воздвигал там такое гонение на православных священников, что их более ста человек бежало за границу. Оставшихся же Мокрицкий и Воронич предали истязаниям и затем искалеченных отправили в Радомысль, где заставили их возить тачками землю, каждый день награждая палочными ударами. Закончив свою безумную миссию в Черкасском округе, Мокрицкий и Воронич направились в м. Жаботин. Там, собрав православных на площади, объявили, что если они через сутки не примут унию, то все будут перерезаны. На следующий день православные, исповедавшись и причастившись Святых Тайн, явились к дому, где остановились Мокрицкий и Воронич, и объявили им, что они готовы умереть за православную веру. «Миссионеры» не решились привести свою угрозу в исполнение, а ограничились только тем, что велели схватить сотника местечка Харко и отрубить ему голову, а остальным пообещали скоро опять к ним явиться и с ними расправиться. Из Жаботина Мокрицкий и Воронич отправились в м. Телешин, где тоже, собрав на площади православных, объявили, что если они не примут унию, то все, не исключая и младенцев, будут казнены. Те им поверили и перешли в унию. Отсюда «миссионеры» отправились на юг, к р. Буг, и на пути своем совершили множество казней православных. Придя затем в м. Мглав, они потребовали к себе на суд местного священника и некоего старика Даниила Кушнера; первого — за то, что тот будто бы удерживал желающих от перехода в унию, а второго — якобы за кощунство над унией и Святыми Дарами. Священника приговорили к тюремному заключению, а старика Кушнера — к смертной казни. Чтобы устрашить народ и тем заставить его скорее перейти в унию, решили казнь произвести на глазах народа. С этой целью согнали на место казни более трех тысяч человек из окрестных деревень, привели туда старика Кушнера, привязали его к столбу, обвили руки паклей, обложили всего соломой и подожгли. Старик от сильной боли застонал и воскликнул: «Господи, Боже мой! Что сие подал ми еси, но воля Твоя святая буди на мне; приими дух мой с миром!» Потом, обращаясь к плачущему народу, сказал: «Православные христиане, не верьте вы униатам, они прокляты и вера их проклята!» Эти слова смутили присутствовавших на казни поляков, и те хотели было освободить страдальца от мучений, но бывший там протопоп Гнышицкий настоял на том, чтобы Кушнеру отрубили голову и прибили ее гвоздями к высокому столбу «для внушения схизматикам страха и ужаса», а тело сожгли.