Рылеев - Анастасия Готовцева

Стихотворение называлось «Польской», под ним значилось имя автора — Петр Ракитин. К названию имелось примечание: «Написанный еще в начале 1814 года и доставленный издателям от друга автора К. Ф. Р<ылее>ва»{383},

Видимо, «Польской» действительно был написан в 1814 году: форма и пафос восходят к опубликованной тогда в журнале «Сын отечества» подборке стихов, посвященной победе над французами. Стихотворение Ракитина непосредственно связано, во-первых, с «Польским» Вяземского:

Упал на дерзкие главыГром мести сильной и правдивой.Знамена, мстители Москвы,Шумят над Сейной горделивой.Восстань, о древний град Царей!И отряси с чела туманы;Да славою твоих детейТвои целятся ныне раны!Хор:Мы празднуем твою здесь месть!Москва! хвала Тебе и честь!Твои развалины священны:Оне гробницей бед вселенны…

Второе стихотворение, на которое ориентируется Ракитин, — опубликованный рядом с «Польским» Вяземского «Хор» Василия Пушкина:

Хвала Тебе, о Царь-Отец!Десницей сильной Ты СвоеюСвершил всем подвигам конец,Конец всемирному злодею!Красуйся, пышная Москва!Се Александр тебя спасает!Парижа гордая главаПред Ним смиренно упадает.В восторге все сердца текутК Тебе, Монарх, Податель мира!Спаситель света! вопиют;Цвети, цвети Твоя порфира!Цвети, Москва! средь стен твоих,Коварством, злобой сокрушенных,России славу видим в них,И дней начало вожделенных!Хвала Тебе, о Царь-Отец!Десницей сильной Ты СвоеюСвершил всем подвигам конец,Конец всемирному злодею!{384}

Александр Тургенев писал Вяземскому: «…восхищался и восхищал других прекрасным твоим “Польским”», — а также отмечал: «Я надеюсь, что, восхищенный подвигами рыцаря-победителя и одобренный успехами в сем новом роде, оставишь старые грехи свои. Ни в Париже, откуда я получаю от брата Николая все оды и брошюры, там выходящие, ни здесь, ни даже у вас в Москве не было еще написано на сей случай ничего приличнее твоих строф»{385}.

Желание воспеть «рыцаря-победителя» «в новом роде» стихотворения (предполагавшем наличие «хора», инструментальной аранжировки и возможность исполнять под нее танец наподобие полонеза), очевидно, обусловило и создание второго «Польского» Ракитиным. Разница между стихотворениями в том, что Вяземский и Пушкин видят победителем Наполеона только царя, Ракитин же — и верно служащих государю русских солдат. В целом все три стихотворения проникнуты вполне закономерной радостью по поводу победы над врагом и возвращения мира в Россию и Европу.

Однако в 1820 году, в момент опубликования, «Польской» Ракитина приобрел иной смысл. Из его текста следует, что русские солдаты, «полнощные колоссы», готовы по приказу императора и «низринуть» Париж, и «потрясти» Царь-град. Получилось, что сатира Рылеева и стихотворение Ракитина составляют единое целое: верным императору солдатам противопоставлен «монарха хитрый льстец и друг неблагодарный». В свете «семеновской истории» это означало, что солдаты ни в чем не виноваты и по-прежнему покорны царю, а лживому временщику не удастся скрыть «причины зла» «от взора общего», его дела всё равно «изобличат» его. Прагматика акции Рылеева—Ракитина — показать, что лишь злая воля Аракчеева обусловила стеснения, претерпеваемые народом и солдатами, он — единственный виновник «семеновской истории».

«Польской» уже давно попал в поле зрения историков литературы. Первым на это стихотворение обратил внимание П. А. Ефремов во время подготовки вместе с дочерью поэта Анастасией Пущиной издания «Сочинений и писем К. Ф. Рылеева» (вышло в 1872 году). Изданию этому предшествовали публикации стихотворных текстов Рылеева в журнале «Русская старина». Републикуя сатиру «К временщику», Ефремов снабдил ее комментарием: «Достаточно замечания, что вслед за сатирою помещен (стр. 29—31), очевидно, в цензурных целях, “Польской”, стихотворение слабое, но звонкое…» Таким образом, Ефремов указал на связь двух текстов. Библиограф отметил также примечание о «друге автора», процитировал несколько строк «Польского» — и на этом остановился{386}.

Дореволюционные исследователи вслед за Ефремовым упоминали о «Польском». В. И. Маслов просто называл имя Ракитина и его стихотворение, а Н. А. Котляревский комментировал это произведение в том смысле, что Рылеев, рекомендовавший его к печати, был «большим патриотом и оставался всегда неравнодушным к славе русского оружия»{387}. Советские же ученые о «Польском» прочно забыли.

Между тем стихотворения за подписью Петр Ракитин, П. Ракитин, Р-нъ, П. Р-нъ постоянно появлялись на страницах «Невского зрителя», пока там публиковался Рылеев. Характерно, что стихотворения Рылеева и Ракитина печатались вперемежку. Но когда Рылеев прекратил сотрудничество с этим журналом, Ракитин тоже перестал там печататься; более того — он вообще нигде больше не печатался, исчез из литературы навсегда. Круг друзей и знакомых Рылеева достаточно тщательно изучен — Ракитина среди них нет.

В «Словаре псевдонимов русских писателей, ученых и общественных деятелей» И. Ф. Масанова прямо указывается, что Ракитин — псевдоним Рылеева{388}.Впрочем, этот вывод никак не мотивирован и, можно сказать, не признан в науке: стихотворения Ракитина не вошли ни в одно из собраний стихотворений Рылеева.

Между тем при сопоставлении произведений Ракитина с опубликованными в тех же номерах «Невского зрителя» стихотворениями Рылеева выясняется, что единое целое составляют не только сатира «К временщику» и «Польской». Несколько других больших стихотворений Рылеева и Ракитина, опубликованных рядом, на соседних страницах, тоже вполне корреспондируются друг с другом.

Интересно в этом аспекте «соседство» стихотворений «Романс» и «К другу», опубликованных в одиннадцатом номере «Невского зрителя» за 1820 год соответственно на страницах 139-140 и 141-142.

Не нам, мой друг, с тобой чуждатьсяУтех и радостей земных,Красою милых не прельщатьсяИ сердцем дорожить для них.Пусть мудрецы все за химеруСчитают блага жизни сей, —Не нам их следовать примеруВ цветущей юности своей.Теперь еще в нас свежи силыИ сердце бьется для любви;Придут дни старости унылы —Угаснет прежний огнь в крови,К утехам чувства онемеют,Кровь медленней польется в нас,Все нервы наши ослабеют…И всё напомнит смерти час!Тогда, тогда уже не времяО милых будет вспоминатьИ сей угрюмой жизни бремяВ объятьях нежных облегчать…Итак, доколе не промчаласьБыстротекущих дней весна,Доколь еще не показаласьНа наших кудрях седина,Доколь любовью полны очиПрелестниц юных нас манятИ под покровом мрачной ночиВосторг и радости сулят —Мой друг, в свой домик безопасныйКогда сну предан Петроград,Спеши с Доридою прекраснойНа лоно пламенных отрад.

Меня любила ты — я жизнью наслаждался,Мой жребий был тогда завиден Небесам,Обителью блаженств мне здешний мир казался,Я в счастии тогда подобен был богам.Меня забыла ты — и я в ужасной долеОтныне осужден в печалях жизнь влачить,Покорствовать судеб неумолимых волеИ с скорбию в душе всечасно слезы лить!Меня любила ты — я в сладком упоеньиПревыше мнил себя и смертных, и богов.День каждый провождал в восторгах, наслажденьи…Верх счастья моего была твоя любовь.Меня забыла ты — оставленный тобою,Я должен лютый час рожденья проклинать,Блаженство на земли считать одной мечтоюИ радостей себе за гробом ожидать!

В данном случае Ракитин предается традиционному романтическому унынию в связи с разрывом с возлюбленной. Рылеев же, напротив, проповедует «утехи и радости земные». Расположенные по соседству стихотворения дополняют друг друга. Стоит отметить, что Ракитин здесь подражает не французскому образцу, но опубликованному в журнале «Благонамеренный» стихотворению О. М. Сомова: