Закон сохранения любви - Евгений Шишкин

— Замуж — дело заманчивое, — отозвалась Жанна. — Мне вот пока никто не предлагал…

— С языками у меня туго. Так только: вери матч да мерси. Зато он богатенький, свою фирму имеет. Правда, чуть староват для меня и… — Ирина поморщилась: — И любви у меня к нему нет. Совсем без любви как-то не по-человечески выйдет.

— Чего ты, подруга моя, несешь? Любовь? — оживилась Жанна. — Ты мужчин оскорбительно как называешь?

— Козлы, уроды. Зачем тебе?

— Еще!

— Скоты, остолопы, жлобы… пидоры, — Ирина рассмеялась.

— Матерными словами ругаешься?

— Иногда ругаюсь, сама знаешь.

— Так вот, — словно диагноз поставила Жанна, — настоящая любовь тебе уже не грозит. Поезжай в Бельгию к своему богачу и наслаждайся жизнью.

— Почему же мне не грозит?

— Если ты так называешь мужчин, то в тебе уже нет к ним почитания. Ты их насквозь видишь. Любви без почитания и без тайны не бывает. А сквернословие к тому же вытравляет в женщине гормоны любви, — как учительница, подчеркнула Жанна.

— Откуда ты знаешь?

— Книжек начиталась и на собственной шкуре проверила, — ответила она. — Выходи, подруга, замуж за бельгийца и вали за границу. Как женщина ты уже состоялась. У тебя двое детей от первого брака. Они получат там европейское образование, ты — достаток. Чего еще женщине надо!

Они помолчали. Вероятно, каждая в эту минуту препиралась о чем-то сама с собой.

— Мне опять из Никольска эта дамочка звонила, — сказала Ирина.

— С которой Роман на юге кувыркался?

— Ну да. Он наказал, чтобы я с ней была «предельно вежлива». Про тюрьму — ни гу-гу. Похоже, у него с ней серьезные шуры-муры, влюбился.

— Ему можно. Он женский пол матюгами не кроет. К нему прислониться любой бабе захочется.

В лице Жанны появилась мрачная сосредоточенность. За стеклами кофейни сверкали вывески престижных марок, брендов, повсюду в витринах позировали модницы и модники-манекены, толстые гирлянды из воздушных шаров, словно пестрые гигантские удавы, обвивали арочные своды торгового комплекса.

— Романа я так просто не отдам. Никому не отдам! Ни Соне, ни этой провинциалке, — твердо сказала Жанна. — Он в моей жизни — светлое пятно. Неспроста я его к себе приваживала. Если его в Сибирь сошлют, я за ним, как декабристка, пойду… Мне сейчас Вадима сломать надо, в пасть ему чего-нибудь сунуть.

— Ох, Жанка, не связывалась бы ты!

— Тебе легко говорить. У тебя дети есть, иностранец замуж зовет. Мне тоже хочется счастья, живого, человеческого. Не в этих же шмотках вся радость и весь смысл! — Она кивнула на расфуфыренные ряды презентованного пассажа.

Жанна отчасти знала, отчасти догадывалась, что ее отец, простой пильщик с дребезгучей пилой «Дружба» в руках на лесосеке — летом покусанный комарьем и паутами, зимой прокаленный стужами тайги, — и стоит в начале цепи обогащения каретниковского семейства. В пору расхвата советской собственности, подогретого аферизмом ваучерных операций и залоговых аукционов, Василь Палыч, будучи начальником главка, протянул свою короткопалую, но цепкую длань к бумажным заводам. Он и прежде цедил из них мзду. Бывало, по всем официальным документам завод стоял на капремонте, — на самом деле ни на час не прекращал выпуск левой бумаги, которая, перекочевав на оптовые склады, ждала руководителей типографий; те шуровали на этой неучтёнке заказы заказчиков, которые, в свою очередь, тоже что-то выфинчивали и рассчитывались черной наличкой.

Путей обогащения, обмана, подкупов и откупов было и при Советах достаточно, но в перестроечную мутную пору и ельцинский период начался истинный бум хапужьего дела и преуспеяния людей из структур каретниковского холдинга. В начале же пути к их богатству по-прежнему стоял работяга с лесосеки, который получал столько, чтобы кой-как хватило на еду себе и домочадцам и на выпивку, без которой тот же отец Жанны не мыслил уже ни дня.

Жанна не любила отца, но столичных богачей она скрытно ненавидела. Смерть банкира, инфаркт крупного чиновника, киллерская пуля в затылок бизнесмена — такие сведения из московской хроники не вызывали у нее ничего, кроме легкого минутного неудобства в душе. Даже смерть Барина, который немало повлиял и кое-когда кроил ее жизнь, колыхнула Жанну толчком скорбных и злорадных чувств. Но вскоре оставила в равновесии. Теперь ей нужно было расправиться с Вадимом. Это он, Вадим, старший сын Барина, самый неподступный и темный человек из каретниковского племени, устроил брату Роману небо в клетку.

«Всяк человек относится к своей когорте, — рассуждал однажды Василь Палыч за выпивкой с друзьями. — Больше всего на земле фантазеров. Таких, как мой Роман. Они всё мечтают, прожекты строят. Ничего у них не выходит — и они начинают искать виноватых. Власть, законы, климат, народ, гороскоп, жена. Но это тоже фантазии. Другая масть людей — ловкачи. Это вроде меня. Таких на земле намного меньше, чем фантазеров. Ловкач может далеко пойти, если ему подфартит. Если фарта не будет, может и башку сломать на ровном месте. А самая крепкая порода — это Вадим. Он хищник. — Тут Василь Палыч слегка отуманился задумчивостью. Расшифровки этой породе он не дал, но и в незнании слушателей не оставил, откупился метафорическим примером. — Вот сидит на углу нищий, перед ним шапка для подаяний. Фантазер пройдет: если заметит нищего, бросит в шапку монетку. Ловкач пройдет: бросит в шапку не монетку, а бумажку. Да еще подумает: как бы самому не оказаться на месте этого нищего. Зато уж хищник пройдет — в шапку-то нищего ничего не бросит, но туда заглянет да тут же прикинет: деньги-то зря пропадают, на них разжиться можно, нищий-то и так подохнет, проку нет. К тому же и нищий-то — дубина: на том углу бы сидел, ему бы больше сыпали». — Василь Палыч зло засмеялся.

С Жанной встретиться Вадим не захотел. Она несколько раз звонила его помощнику, просила, чтобы тот «соединил, передал, перезвонил», но всё понапрасну. После смерти отца Вадим, казалось, убрал Жанну из своего сознания.

«Ничего, я все равно тебя достану, — мстительно целилась она, глядя из машины на зеркальную дверь особняка, из которой должен появиться Вадим. — Все равно залезу к тебе в душу. Пусть ты хоть трижды будешь хищником! Я сама из такого же теста!»

Она припарковала свой «мерседес» у чугунной ограды, на тротуаре, поближе к черному, сияющему на солнце «хаммеру» Вадима. Расчет был прост. Обслуга Вадима не подпустит Жанну «к шефу» в его конторе. Ну и пусть! Она поймает его здесь, на выходе. Он невольно пойдет мимо ее машины к своему джипу. Надо вовремя засечь его, выскочить из машины и крикнуть: «Вадим Васильевич! У меня письмо вашего отца!» Охранник, в сопровождении которого пойдет Вадим, вряд ли начнет препятствовать. Жанна и в самом деле приготовила давнюю записку Василь Палыча. Записка совсем пустяковая, там пара слов о Романе и Вадиме. Но все же крючочек! А если он ответит: «Оставьте моему помощнику», — и был таков? Нет, этого допустить нельзя. Главное — задержать его внимание, насесть, чтобы не улизнул.