Степан Бандера. «Икона» украинского национализма - Олег Смыслов

— Это в каких годах?

— 1941-й, 1942 год… А весной 1944-го состоялась битва под Гурбами…Когда я там оказался, никого из руководства, кроме меня, не было. Проводник и командир УПА-Север остался на немецкой территории. Другие — тоже.

Фронт, остановившийся на линии Луцк — Коваль, Луцк — Броды, Тернополь, нас разделил. И из командования остался только я. Сформировал провод из людей, находившихся там, и командовал боем под Гурбами. Я хотел все наши отделы перекинуть на восток, то есть не хотел, чтобы битва произошла именно под Гурбами. Нас оттеснили под фронт. Собрались почти пять тысяч наших людей. А советских войск — более 20 тысяч. Они нас окружили. Это были не только военные части, но и самолёты, танки. Они планировали нас полностью уничтожить… 24 апреля после почти недели боёв я увидел, что людей нечем кормить. К тому же было немало раненых. И тогда мы прорвали фронт и вышли из окружения. Ну, а когда выдрались, на наше место пришли большевики, обнаружившие в тайных убежищах и убившие много местных людей.

— Я слышал, что во многих убежищах настоящих воинов УПА не было. Люди просто прятались. И только время от времени совершали какие-то акции против большевиков. У этих людей почти отсутствовала военная подготовка.

— Они просто не хотели идти в войско, в Красную Армию. Прятались от призыва. Что это был за призыв? Их, не обмундированных, не вышколенных, почти не вооружённых, бросали в бой против вооружённых до зубов немцев… Очень многие погибли. Так они себе говорили: «Лучше погибну у себя в хате, чем должен погибнуть где-то на фронте».

— Меня очень интересует такая вещь: правда ли, были серьёзные бои с немцами? А то некоторые люди говорят, что таких боёв не было…

— Были. И немало. Один из самых больших вспыхнул под Загором. Там есть монастырь — Загоровский. Бой продолжался несколько дней. Немцы неоднократно хотели нас уничтожить. Мы тоже организовывали на них нападения. И там, где мы это делали, почти всюду побеждали.

— Тем более что они этого не ожидали…

— И ещё потому, что не могли против нас бросить много своих сил при наличии фронта против Советов. Но они грабили население, вывозили людей. И они, в частности, молодёжь, больше всего шли в УПА. Мы создавали офицерские школы, в которых готовили свои командирские кадры. Кроме этого, к нам перешли много офицеров-украинцев из Советской Армии. Это были одни из самых лучших учителей военного дела. У нас достаточно много людей прошли советскую школу.

— Удивительное дело: в группе я встретил двух евреев, татар, даже одного грузина… Как это произошло? Очевидно, убегали от немцев, шатались по лесам. Не было, куда приткнуться…

— Нет, там было другое: немцы сформировали из пленных несколько отрядов для борьбы против украинских повстанцев — грузинский, армянский, азербайджанский. Были ещё узбеки из Средней Азии. Но мы послали к ним своих людей с листовками, и эти отряды перешли на нашу сторону, на сторону УПА. Поэтому в 1943 году возникла потребность созывать конгресс порабощенных Москвой народов. Мы созвали такой конгресс из ряда представителей разных народов. Его работа базировалась на основах, что каждая нация на территории Украины имеет право на свою самобытность.

— Я читал постановление 3-го Большого сбора… У меня этот текст есть.

— Не думаю, что даже сейчас люди могут что-то сказать против постановлений тех собраний. Ничего там не было шовинистического.

— Даже было что-то социалистическое…

— Когда мы говорили о бесклассовом обществе, то под этим понимали, что у большевиков существует классовое общество, что там есть класс большевистских вельмож, которому и принадлежит полная власть. У народа власти нет. А для нас каждый человек ценен. Мы вообще считаем, что формировать какую-то политику по классовым признакам вредно. Мы ещё написали брошюру по-русски «Кто такие бандеровцы и за что они воюют» и в ней поместили перевод материалов 3-го Большого сбора. Но потом эта программа стала причиной конфликта между людьми, сидевшими в немецких тюрьмах и не принимавшими участия в борьбе на востоке, воевавшими на родине. Они не понимали нашей программы. Потому что всё нужно пережить, и только тогда, когда всё переживёшь, непосредственно столкнёшься с реальными потребностями людей, — что-то можешь вносить в свои программы.

— Пан Васыль, у вас было много встреч со Степаном Бандерой?

— Да.

— Сейчас о нём сочинено столько разных легенд. С одной стороны, вырисовывается какой-то сверхчеловек, гипнотическая личность. С другой, наоборот, это якобы был никудышный человек (как недавно писал Олесь Бузина), за которого всю работу выполняли другие люди… Каким же он был на самом деле?

— Я был в его проводе после того, как Мельник провёл в 1939 году свой съезд, где постановили не воевать, а сохранять кадры. Мы же, в свою очередь, говорили (когда Советский Союз входил в Галичину), что существует исключительная возможность расширить Организацию на всю Украину, потому что с востока во Львов стали приезжать много людей. Среди них были студенты, молодёжь, с помощью которых мы могли совершать множество дел, втягивать людей в свою орбиту, в Организацию. В общем, пытались влиять на людей с востока и расширять Организацию. А мельниковцы этого не хотели. И поэтому вспыхнул конфликт с Мельником. Это даже был не конфликт Бандеры с Мельником, как конфликт людей, которые находились на родине, хотели действовать дальше и расширять Организацию, и тех, кто был за границей, хотел сохранить силы и больше полагался на немецкую помощь. Мы не возражали, что нужно использовать немцев, прежде всего — для подготовки наших военных кадров. И поэтому создали те для легиона — «Нахтигаль» и «Роланд», в которых проходили военную подготовку наши люди. Но когда немцы отнеслись к нашей независимости враждебно, мы сразу же от них отошли. И немцы сразу же ликвидировали те войска.

— Так всё же, был Бандера выдающейся личностью?

— Бандеру я знал ещё со студенческих лет. Он часто выступал среди студентов, и я на тех собраниях бывал. Он уже знал, чем я занимаюсь, потому что референты Краевого провода — и Стецько, и другие — были со мной знакомы. Они знали, что я учился в Люблинском университете на юридическом факультете, знали, что там я организовываю студентов. После покушения на Перацкого, министра внутренних дел Польши, Бандера пришёл именно на мою квартиру в Люблине. Правда, меня там не было, поскольку я уже сидел в тюрьме. С ним был Грыць Мацейко, который и стрелял в Перацкого. А потом я с Бандерой встретился, когда он уже вышел из тюрьмы. Человек после заключения многого не знает. Бандера интересовался абсолютно всем. Как я организовал подпольную работу, как создал типографию. А потом, уже после войны, я увидел, что за границей нашей практической работой в Украине интересовался, пожалуй, только он. Когда я стал членом провода, то рекомендовал ему других людей вместо себя. Но он на замену не согласился.