Мильтон в Америке - Питер Акройд

Солдаты из Новой Англии предприняли вторую согласованную атаку, но, поскольку Кемписа уже не было, большая часть полков Мэри-Маунт потеряла, по-видимому, желание сражаться. Братья обратили их в бегство, и в первую очередь стали преследовать остатки индейского войска, сжигая и кроша тела павших. Битва выродилась в мелкие стычки; часть бойцов Мэри-Маунт еще сопротивлялась, другая бежала в леса и болота. Солдаты Новой Англии не стали их преследовать, поскольку хорошо знали, что там можно попасть в засаду; они повернули назад и неспешно двинулись через поле битвы меж телами раненых и умирающих. Индейцев они добивали шпагами или выстрелами, но раны англичан из Мэри-Маунт перевязывали три цирюльника-хирурга. Сам Мильтон ликовал. «Они повержены! - кричал он. - Они все повержены!»

Скорбящие соратники унесли Ралфа Кемписа в чащу леса, в тайный лагерь, устроенный индейцами. Тело покоилось на носилках из медвежьей шкуры и было покрыто оленьими шкурами и корой; плачу и причитаниям не было конца. Гусперо, раненного пулей в левое плечо, поддерживали два молодых индейца; его качало из стороны в сторону, а временами он лишался чувств у них на руках.

Так отступали с поля битвы воины Мэри- Маунт.

Кэтрин ожидала мужа вместе с другими женами и детьми. Они слышали шум битвы, выстрелы и крики, но никто из них не проронил ни звука. Они просто обменивались взглядами и успокаивали детей. Но как только Кэтрин увидела, что несут Гусперо, она громко вскрикнула и бросилась к нему. Он молчал и, казалось, не узнавал ее.

Тело Ралфа Кемписа со всей торжественностью уложили на коврик, сотканный из зеленых и пурпурных нитей. Виргинские индейцы, знакомые с ним уже много лет, пожелали похоронить его как своих вероанов, то есть великих повелителей, но оставшийся в живых священник-иезуит (его сотоварищ был убит на поле брани) настоял на том, чтобы погребение прошло по католическому обряду. Под сенью деревьев была отслужена заупокойная месса с участием (в качестве алтарных служителей) уцелевших солдат, из которых не все успели сменить военную экипировку. Индейцы сидели на земле и горестно причитали; они взяли блюдо, с которого Кемпис ел в последний раз, и шкуру, которой он накрывался ночью, и повесили на дерево вблизи места, выбранного для могилы. Когда тело опустили в землю, они снова подняли громкий плач, не смолкавший до темноты.

Гусперо слушал их, лежа в лихорадке. Его поместили в небольшой шалаш из оленьих шкур и сучьев, где Кэтрин сидела с ним рядом весь день и всю ночь. Рана была глубокой и, несмотря на усилия двух знахарей, не затягивалась; есть люди, сказал окружающим один из них на своем родном языке, которые обречены умереть. Кэтрин не поняла его речь, но распознала одно знакомое слово - чачевуннеа, что означало «умирающий». Гусперо начал вслух бредить. «Не осталось хоть крошечки? - шептал он. - Хотя бы чуточки этого сыра, добрый сэр?» Дальше он сказал, что бродит по широким улицам среди светлых зданий, досягающих до самых небес. «Бедный я бедный». Кэтрин сидела рядом, обмахивая мужа веером из листьев и время от времени поднося к его губам чашку с водой; она пыталась облегчить ему его странствования, но знала, что он ушел слишком далеко и не отзовется на ее оклик. Он умер на следующее утро. Она ненадолго уснула у его носилок, но ее разбудил знахарь, который указал на него и мягко произнес - мичемесхави. Он ушел навсегда.

Настало время праздника. Праздника снов. Где мое место на этом пиршестве, мистер Лашер? Здесь, сэр, среди индейских мужчин. Женщин посадят напротив, не так ли? В промежутке помещены котлы с рыбой и тарелки с ягодами. Кукуруза и бобы. Рыбное и мясное пюре. Этот напиток, сэр, называется искуоут. Дистиллированный спирт на травах. Очень крепкий. И очень ароматный, мистер Лашер. Вкусный - совсем не похож на наши крепкие напитки. Я выпил и попросил еще. Мою чашку наполняют снова и снова. Я весел, госпожа, ведь я прозрел.

Упал на пол. Как же так? Поднимаюсь на ноги, опять сажусь и выпиваю остатки из своей чашки. Восхитительно. Ну, госпожа, вы улыбаетесь? На голове у нее красная шапка, передник из оленьей шкуры не скрывает пупа. Голые груди. Блестящие и нежные. Твое дыхание пьянит, дорогая. Словно все ароматы Аравии. Какие блестящие волосы. Ты прикрываешь ладошкой свою задорную улыбку, да? Я смеюсь. О прекрасный изъян природы, можно я подсяду к тебе? Не разрешишь ли побеседовать с тобой о Песни песней Соломона? Ну вот. Все, что мне нужно, это утвердиться понадежней. Где моя чашка со сладкой водой? Принесите мою сладкую воду. Ты больше походишь на богиню, чем на смертную. Одна из девственных королев, без сомнения. Можно склонить голову к твоему плечу? На миг, не больше. Какие белые зубки. Готов поспорить, колдунья, ты завлекла в свои сети немало сердец. Можно погладить твою ножку? Как ты пуглива.

Красная шапка у нее на голове, мистер Мильтон, символизирует ее девственность. На празднике снов она достанется в жены первому, кто ее попросит. Остерегитесь, сэр. Идемте отсюда. О, ты меня погладила? А потом ткнула пальцем себе в грудь? Что означает этот жест: два сплетенных пальца? Ах непристойность? Можно поцеловать тебя в шейку? Вы похотливая блудница, госпожа. А теперь можно поцеловать тебя в губы? Смешай для меня сладкую воду. А как насчет того, чтобы смешать еще и душу с душой, плоть с плотью? Мистер Мильтон, сэр, так вы зайдете чересчур далеко. Остерегитесь. Оставьте ее. Дари мне нескромные взоры и непристойные речи. Прошу. Сэр, это часть их брачного церемониала. Кто женится? Такой у них обычай, мистер Мильтон. Ладно, дорогой Элеэйзер, говорят, жену и виселицу посылает судьба. Лучше пойти на виселицу за резвого ягненка, чем за лошадь-тяжеловоза. Правда, моя дражайшая? Моя наложница. Возвращайтесь к себе, сэр, и ложитесь спать. Спать? Ну кто же ночью спит?

Джон Мильтон видит сны. Эдем. Рай. Он тянется, чтобы коснуться плода, от которого пойдут все его беды. Он пробуждается. Моя голова раскалывается от боли. Страдальчески откидывает в сторону руку и на кого-то натыкается. Кто здесь? С ним лежит женщина. Что такое? Что это за кошмар? Ему нежно улыбается юная индианка. Я пробудился, и душа моя пуста. Твое лицо немного мне знакомо. Нет. О нет. Не может быть. Ты обнажена? Почему ты обнажена? Она кладет руку ему на бедро, и он понимает, что тоже гол. Он отворачивается, и его рвет прямо на пол. Пахнет сладким. Его снова рвет. Она шепчет мне что- то на своем языке. Нет. Зло. Ты - зло. Она хочет его утешить и гладит по спине. Нет. Грязная похоть. Прочь. Оставь меня. Он скидывает ее на пол. Гиена! Она поднимается, дрожа, с тростниковой циновки, которую они делили этой ночью. Он склоняется, шепча себе под нос. Течка. Понос. Скот. Отрава. Плача, она покидает его. Дерьмо. Инкуб.

Теперь он один, но не решается встать с циновки. Кто-то за мной наблюдает. Они едят меня глазами. За мной кто-то движется. Куда бежать? Где скрыться от их гнева? Мистер Мильтон. Спокойно. Возьмите себя в руки. Вы дрожите, сэр. Вот, накройтесь плащом. О, Элеэйзер, Элеэйзер. Я болото. Я тупик. Он плачет. По-прежнему дрожит. Я гниль. Нет, сэр. Вы больны. Вы не в себе после выпивки, которую вам дали. Это яд? Для вас, во всяком случае. Вы слишком много выпили. Зелье, Элеэйзер, какое-то индейское варево. Я пал жертвой проклятого колдовства. Иначе как такое могло произойти? Он опускает взгляд на тростниковую циновку и видит на ней капли девичьей крови. Зло. Злодеяние. Злоключение.

Кто зовет меня? Куккита! Это Сейчем, его голос срывается от гнева. Выйдите к нему, Элеэйзер. Заступитесь за меня. Куккакитоу. Лашер выслушивает со всем смирением. Человек по имени Зоркий Мильтон совершил бесчестный поступок. Он должен жениться на этой женщине или немедленно убраться прочь. Ему полагается казнь, но мы пощадим его за старость и многоученость. Кунна- наумпасуммиш. Спасибо. Прошу прощения от его имени. Я уведу его. Мистер Мильтон, сэр, мы должны покинуть это место. О Боже, с удовольствием. Где моя рубашка и штаны? Нет. Меховой плащ оставьте. Только английский гардероб. У меня был угольный карандаш, так ведь? А, вот он, на полу. Он наклоняется за карандашом и внезапно чувствует в голове легкость. Он проводит рукой по глазам. Что такое, мистер Мильтон? Ничего. Ничего-ничего. Разве что они меня отравили. Ведите, Элеэйзер. Я готов.

Сейчем ждет, скрестив руки, пока Мильтон выйдет. Кумускуауна мик кун манит! Что он мне говорит? Бог сердит на тебя. Я знаю. Чувствую. При жизни я попал в преисподнюю. Он наклоняет голову. Поднимает взгляд только на опушке леса. Оглядывается назад, на яркие палатки и величественные горы, и вздыхает. Вместе с Элеэй- зером Лашером углубляется в тенистый лес.

Вот она, старая тропа, сэр. Мы с пути не собьемся. Элеэйзер, Элеэйзер. Никому не нужно об этом рассказывать. Никто не должен знать. Вот вам мое слово, сэр. Я не проговорюсь никогда. Элеэйзер, я пал.