Гроза Византии - Александр Красницкий
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Прощай, Фока, — ответил Василий.
— Помни свое обещание… Не оставь моих сирот…
— Иди!… Будь покоен…
— На утро будьте готовы отправиться в путь, — приказал он приведенным по его приказу купцам и приказал страже увести их.
Снова оставшись наедине с Фокой, Василий не выдержал и, повинуясь могучему внутреннему порыву, крепко-крепко обнял старика и, едва сдерживая слезы, выбежал из покоя.
Вардас ждал его с нетерпением.
— Ну, что, — спросил он, — как Фока?
— Он понял, что его присутствие необходимо.
— Верный, незаменимый слуга… Может быть, он своею жизнью спасает Византию…
— Он готов на все, он — не эти жалкие торгаши и способен пожертвовать собой ради пользы отечества…
— Мало таких…
— Но пока они есть, ими сильна Византия… Только бы жертва эта не стала напрасной, — закончил Вардас.
На другой день рано утром трирема херсонесских купцов вышла из гавани Константинополя.
Фока был на ней.
К Аскольду и Диру вместе с ним неслась по морским волнам сама смерть…
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
ЧУДО ПРЕСВЯТОЙ БОГОРОДИЦЫ
1. К РОДНЫМ БЕРЕГАМ
Анастас и Зоя, как мы уже видели из первой части нашего рассказа, при первой возможности поспешили, по совету Склирены, бежать от опасности… Какой? Мы уже видели, что дело приняло совсем не тот оборот, который имел в виду Никифор, но и Анастас, и Зоя знали, что такое интриги при дворе Михаила, а потому поспешили найти спасение в бегстве. Если у них и были защитники у порфирогенета, то, в особенности у Анастаса, было немало и врагов, всегда готовых довести его до плахи из-за одной только зависти к его прочному положению как главы партии «голубых».
Анастас не сомневался, что рано или поздно он вернется в Константинополь. В душе он был очень недоволен, что приходится уходить так далеко — на Днепр, к варварам, и не мог понять, почему так настаивает на этом всегда, казалось, такая рассудительная Зоя.
— Чего ты ждешь от варваров? — спрашивал он ее, уже очутившись на борту корабля. — Скажи мне — чего?
— Всего, — коротко отвечала Зоя.
— Этого очень мало для меня…
— А чего бы ты хотел?
— Больших подробностей; узнать, наконец, все твои планы!
— Узнать! Для этого еще будет время…
— Однако ты не разговорчива…
Зоя засмеялась.
— Еще бы! — сказала она с особым ударением. — Ведь, я — не византийка…
— Как? Что? — удивился Анастас.
— Так, не византийка!…
— Кто же ты?
— Природная славянка!
Анастас, ни слова не говоря, глядел на нее: так он был поражен этим неожиданным признанием.
— Ты — славянка, и я об этом ничего не знаю?…
— И не мог знать. Вспомни, что в Константинополе ты — человек совершенно новый.
— Но в тебе нет ничего варварского: ты красива, умна, исповедуешь Христову веру, принята во дворце императора, наконец ты — матрона.
Зоя снова засмеялась.
— А все-таки я — славянка… Мало ли бывает в жизни! Я сказала тебе и сама думала, что стала природной византийкой… Да вот теперь сказалась кровь… Я вся горю, я трепещу, сердце мое бьется радостью при одной только мысли, что скоро-скоро я увижу мою родину!…
— На радость ли?
— Какое горе ты видишь?
— Неужели ты думаешь, что на твоей родине сохранилась о тебе память?
— Старейшина Улеб и его дети никогда не будут забыты, — гордо проговорила Зоя. — Я уверена, что на Днепре все его помнят. Хотя мой несчастный отец убит этим ненавистным Никифором, но я отомщу, отомщу за его смерть!…
Глаза Зои загорелись злобным огоньком. Она так поглядела на Анастаса, что сердце его сжалось от какого-то мрачного предчувствия.
— Ты что-то задумала, Зоя, — смущенно пробормотал он.
— Я скажу тебе, что — месть и месть, какая только доступна дочери варварского народа… К этому толкает меня сама судьба. Погляди сам: разве это невольное изгнание, ничем не вызванное, не предопределено мне судьбой? Судьба заставляет меня вернуться на родину, бросив там на берегах Пропондиды все, что меня привязывало к Византии, и я иду…
— Но, по крайней мере, есть ли у тебя кто-нибудь там на берегах Днепра?
— Жив брат мой Всеслав; он в великом почете у киевских князей.
— Откуда ты это знаешь? Разве у тебя были сношения с Киевом?
— Мне сообщил об этом Изок, родной сын моего брата.
— Тот, которого ты скрывала у себя?
— Да, он…
— А эта другая девушка?
— Ирина? Она — его родная сестра и, стало быть, моя племянница.
— Так-так! Но что же с ними будет без нас? Склирена добивается юноши, а Никифор девушки; они своего не упустят.
— Вся моя надежда на Василия Македонянина: он добр, приветлив, искренне расположен и к тебе, и ко мне; но, если дети погибнут, месть моя будет еще ужаснее, верь мне в этом!…
— Зоя, я боюсь тебя! — воскликнул Анастас.
Такой разговор не раз заходил между ними во время морского пути. Анастас как-то стушевался перед этой женщиной, которая преображалась тем более и более, чем ближе были берега славянской земли. Это была уже не прежняя спокойная, бесстрастная византийская матрона, ловко умеющая прикрывать какой угодно маской волнующие ее чувства. Зоя перерождалась. Византийский лоск, светскость роскошного двора Михаила-порфирогенета быстро спадали с нее. В ней пробуждалась дикарка с необузданными порывами, смелая, решительная, не останавливающаяся ни перед чем. Она даже костюм переменила, и теперь перед Анастасом, приходившим в изумление от этой метаморфозы, была дочь варвара, судившая по-варварски и уже забывшая все византийское.
Морское путешествие шло очень быстро. Благодаря попутному ветру, постоянно надувавшему паруса, Зоя через пять-шесть суток увидала берег своей родины, когда-то не по ее воле оставленной.
2. СЛАВЯНКА
Был уже вечер, когда корабль, войдя в устье Днепра, бросил якорь.
— Госпожа, — обратился к Зое кормчий, — как я уже предупреждал тебя, моя галера не может идти далее. Тебе и твоему спутнику придется оставить нас здесь…
— Но как же быть нам дальше?
— Если тебе угодно, то я найду тебе здесь проводников. Ведь ты желала попасть в Киев?
— Да!
— Я так и обязался перед благородным Никифором, я — человек честный и исполню то, что должен.
— Перед каким Никифором? — с удивлением воскликнула Зоя.
— Начальником императорских телохранителей…
— Но какое же он может иметь отношение ко мне? Я не понимаю.
— Он приказал мне с особенным почетом доставить тебя и твоего спутника в Киев!
— Ничего не понимаю!
— А я все! — вступился Анастас. — Наше бегство, точно так же, как и заключение в тюрьму, было делом Никифора и этой негодной Склирены.
