Моя безумная фантазия - Карен Рэнни

— А чему здесь верить, мама? Что моя жена — призрак, а не вероломная супруга? Или самой большой нелепости: якобы моя жена настолько печется обо мне, что послала приглядывать за мной Мэри-Кейт Беннетт? И какой же из этих невероятных вещей ты прикажешь верить? Первой? Второй? Или мне отбросить здравый смысл и поверить всей этой чуши?

— Поэтому ты не веришь ничему. Когда ты стал таким циничным, Арчер?

— Примерно в то время, когда ты стала такой доверчивой, мама.

— А Мэри-Кейт знает?

— Конечно, знает. Ты думаешь, мне пришлось обманом затаскивать ее к себе в постель? Или платить ей за это?

Как ни странно, мать не нашлась с ответом.

— Ты выглядишь, как подобает в таком случае выглядеть матери — смотришь, неодобрительно поджав губы. Не подействует, Берни. Все эти годы ты так гордилась, что изумляешь мир, тратишь деньги Сент-Джонов и создаешь свою собственную, утонченную жизнь, выбирая для этого самое немыслимое поведение. Я помню, как ты учила меня наслаждаться всеми доступными способами: ведь мир ненадежен, а жизнь быстротечна.

— Тебе было тринадцать. Ты приехал домой на каникулы и тосковал по сестре друга, — сказала Берни, снимая тюрбан и поправляя волосы.

— А что изменилось с тех пор?

— Если ты не знаешь ответа, Арчер, я очень в тебе разочарована.

— Женщины используют этот прием испокон веков: «Если ты не знаешь…» Бедный несчастный простачок чувствует себя виноватым и готов сознаться в сотне грехов. Со мной этого не пройдет.

Берни подбоченилась и взглянула ему в лицо:

— Тогда позволь мне прояснить положение дел, Арчер, если ты упорно отказываешься посмотреть правде в глаза. Жизнь молодой женщины сломана, под сомнением ее душевное и физическое здоровье, репутация погибла, и все это из-за одного человека. Из-за тебя. Она грезит во сне и наяву, и когда голос шепчет ей об опасности, что она делает? Пытается защитить объект заботы! И чем ты ей платишь? Сначала высмеиваешь, потом совращаешь се.

— Это тебя совершенно не касается, мама! Совращение было взаимным. — Настойчивое желание поцелуя, готовность, с которой оба вступили в связь, — не совсем подходящая тема для разговора, это его частное и глубоко личное дело. — Не вмешивайся в мою жизнь! Я не потерплю этого, несмотря на всю любовь, которую к тебе питаю. Ты — женщина мира. Ты прекрасно знаешь, что произошло.

Она взмахнула руками:

— Только не пытайся убедить меня, будто это что-то вроде «права сеньора», Арчер, или что Мэри-Кейт пожертвовала своей репутацией без борьбы. Даже служанка должна защищать себя в мире, которым правят мужчины.

— А мне почему-то кажется, что большинство мужчин должно защищаться от тебя.

— Не увиливай от разговора, Арчер! — Ее глаза полыхнули гневом.

— Очень хорошо! Тогда я просто не стану с тобой об этом говорить. И не потерплю замечаний по поводу моей жизни, моих поступков, моих намерений даже от тебя.

— А от Мэри-Кейт?

— От нее тоже.

— А как насчет ее совращения? — Он молчал, и Берни нахмурилась. — Значит, продолжишь пользоваться ее положением.

— Она далеко не невинна, Берни. Она взрослая женщина.

— Для которой непривычно богатство, которым блещет Сандерхерст. По-твоему, это ее нисколько не привлекает?

— Ты никогда не опустишься до лести, не так ли? — Сент-Джон одарил мать саркастической улыбкой. — А может, ее привлекаю я, а не мое золото?

— На этот вопрос можешь ответить только ты, Арчер. Что ей на самом деле нужно? Разве она не стала частью твоей жизни? А вдруг она преследует какую-то низкую цель? Удивлена, что ты не выгнал эту маленькую ведьму.

— Возможно, она говорит правду, мама. Взгляд Берни стал острым, как толедский клинок.

— Вот именно, Арчер. Возможно, она говорит правду.

Он был человеком противоречий, поэтому и задал вопрос Мэри-Кейт позже, когда пришел к ней в комнату.

— Как ты думаешь, почему Алиса разговаривает с тобой?

— А почему ты теперь об этом спрашиваешь, Арчер? Она все еще не сняла своего смехотворного наряда и должна была бы выглядеть в нем нелепо. Но не выглядела, и говорила не как служанка, и не была похожа на прислугу Сандерхерста. Она сбивала его с толку, раздражала, заставляла подвергать сомнению все то, что он считал истинным и непреложным. Она заставляла его сердце заходиться от радости, которую дарило прикосновение к ней, ее смех.

— Скажи мне, Мэри-Кейт.

— Как легко ты требуешь, Арчер. Говори, Мэри-Кейт, и я снова должна все рассказать, чтобы ты снова надо мной посмеялся.

— Разве я смеялся? В последнее время?

— Это плата за возможность спать с тобой, Арчер?

Она улыбнулась какой-то жалкой улыбкой, и ему захотелось прикоснуться к ней, заверить пальцами, губами, объятиями: он не станет над ней смеяться.

— Прошу тебя, — тихо произнес он. Мэри-Кейт отвернулась от окна, подошла к камину и положила ладонь на каминную доску. Так она стояла задумавшись, а отблески пламени играли в ее пышных волосах.

— У тебя когда-нибудь было такое чувство, что ты что-то сделал не так и твой внутренний голос напоминает тебе об этом?

— Голос совести? — Он улыбнулся. — У одних он громче, у других тише.

Она не обернулась, ничем не дала знать, что слышала его замечание. А может, ей трудно ответить?

— Иногда он не громче попискивания чайника, в других случаях словно крик. — Она провела пальцем по золоченой бронзе часов, тронула мраморный уголок, погладила вырезанные виноградные грозди, яблоки и гранаты. Пьедестал миниатюрной позолоченной колонны украшала тонкая, хрупкая резьба. — Напоминание, только более настойчивое. Чувство опасности и сожаление, что это трудно осознать.

— Тогда интуиция?

— Ты все еще пытаешься найти в этом разумное начало? — Ее глаза сверкнули досадой. — Ты думаешь, я не пыталась?

Арчер не задавался этим вопросом.

— Откуда ты знаешь, что это Алиса?

— Я ее видела.

— Видела?

— В одном из первых снов. Я видела ее лицо в пруду или в зеркале, а потом отражение затуманилось.

— Она говорит тебе, что я в опасности?

Она повернулась и посмотрела на него открытым, исполненным сочувствия взглядом:

— Нет, Арчер, я ошибалась. Алиса хочет, чтобы я защитила вовсе не тебя.

Наступило молчание, но в нем не было согласия последних дней, а бродили самые разные чувства.

— Новое видение, дорогая? Мэри-Кейт кивнула.

Арчера захлестнула буря ощущений. Он едва мог их осознать, не говоря уже о том, чтобы произнести связное предложение. Из смятения разума выступило одно чувство: нереальность происходящего.

— Не слишком оригинальная уловка, знаешь ли, — проговорил он с притворным равнодушием.