Голод - Сергей Москвин

«Что же делать?! — взмолилась Юля, с ужасом глядя на приближающуюся к ней черную тень. — Что делать?!»

Беги. Если сумеешь… — раздался в ответ холодный, безжалостный голос, сменившийся оглушительным хохотом.

И она побежала. Побежала, потому что очень хотела жить, хотела помочь Максу, и еще потому, что ничего другого не оставалось.

Никогда в жизни Юля так не бегала. Сердце бешено стучало в груди. Девушка давно сбилась с пути и не представляла, куда бежит, но уже не могла остановиться, потому что твердо знала, если остановится — немедленно умрет. Снежные шапки сугробов, торчащие из снега сваи, остовы сгоревших машин и просто куски ржавого железа, сменяя друг друга, мелькали перед глазами. А по пятам в виде преследующей ее черной крылатой тени неслась смерть.

Внезапно впереди на фоне ярко светящей луны возник темный силуэт берегового маяка, и Юля, не задумываясь, повернула к нему. Маяк — это укрытие, а значит, спасение!

Маяк располагался на вершине почти отвесной скалы, но туда вела узкая тропинка с вырубленными на склоне ступенями. По счастливой случайности ее не занесло снегом, как все остальное вокруг. У Юли промелькнула нелепая мысль, что кто-то специально расчистил тропу для нее, а где-то глубоко в мозгу вспыхнул тревожный огонек, но она не успела обдумать мысль до конца и не заметила робкий сигнал тревоги. И напрасно!

Едва девушка ступила на ведущую к маяку тропу, как земля ушла у нее из-под ног. В тщетной попытке удержаться на ногах Юля всплеснула руками и вдруг с ужасом поняла, что приняла за тропу нависающий над обрывом каменный выступ, а за ступени — пересекающие его многочисленные трещины.

Из горла рванулся запоздалый крик, но его заглушил чужой раскатистый хохот, свист ветра в ушах и грохот осыпающихся камней и кусков отколовшегося льда, устремившихся вслед за сорвавшейся с обрыва девушкой в скальную расщелину.

Глава 19

СНЫ РАЗУМА

На Крайнем севере, где почти полгода длится ночь, и столько же времени солнце не заходит за горизонт, постепенно стираются ощущения дня и ночи. Но сейчас, в конце лета, когда солнце всходит и заходит каждые сутки, жители Заставы ложатся спать с наступлением темноты. Такой режим ввел еще прошлый начальник Заставы, и Карп старательно поддерживает его. Но последние две ночи его мучает бессонница и растущая день ото дня тревога.

Карп снял с железной печурки в своей спальне кружку свеже-заваренного брусничного чая и, обхватив ее широкими и морщинистыми, но еще вполне крепкими ладонями, подошел к окну. Даже не окну, а к похожему на узкую бойницу крохотному оконцу с мутным двойным стеклом. Чтобы беречь драгоценное тепло, на севере все окна делают такими крохотными и узкими, и пограничная застава не исключение. В них и при свете дня ничего невозможно разглядеть, а уж ночью — и подавно. Но Карпу не нужно смотреть в окно. Он и так знает, что находится за ним. Слева жилые блоки, напротив сгоревший продсклад, правее него санчасть, ближе к берегу лодочный ангар, за ним защитный частокол. А дальше — только галечный пляж и море, куда два дня назад отправился Седой со своей сборной командой.

Карп отхлебнул из кружки, подержал напиток во рту, чтобы почувствовать аромат брусничных листьев, и лишь после этого проглотил. Хороший чай. А с учетом того, что настоящая чайная заварка закончилась много лет назад, — просто отличный! Он отпил еще глоток, но на душе не стало легче. Скорее наоборот. Присев на топчан, служивший ему постелью, Карп уставился в темное окно. Снаружи ни одного огня. Неудивительно, все спят. А вот Седому и тем, кто с ним, сейчас, скорее всего, не до сна. Последние дни и особенно две последние ночи Карпа не покидало ощущение, что с его старым другом и отправившимися вместе с ним на север людьми случилась беда. Начальник Заставы не мог взять в толк, как и почему у него возникло это чувство, но оно крепло в нем день ото дня.

Может, всему виной пугающие и необъяснимые события последних дней: трагическая смерть Сергеича, поджог продсклада, жестокие и расчетливые убийства Ванойты и Башки? Может, все дело в этом? Но нет, его нарастающая тревога связана именно с Седым.

Седой… Последние дни он ходил, будто сам не свой. Карп вспомнил землистый цвет лица Седого и натянувшуюся на его скулах кожу, когда они прощались на берегу. При этом Седой отнюдь не выглядел больным. Наоборот, в нем кипела энергия. Он буквально рвался отправиться в найденный им и его охотниками заброшенный поселок. Таким нетерпеливым Карп не видел своего друга с тех пор, как они вместе работали на полярной исследовательской станции. Да и в молодости Седой, надо сказать, никогда не проявлял нетерпения. Напротив, его всегда отличали спокойная, вдумчивая взвешенность и рассудительность. Что же так потянуло его на север? Может, это место, ядерный полигон «Северный», как-то повлияло на него?

Сам Карп побывал на полигоне «Северный» за два года до опустошившей землю мировой войны. Туда направлялась научная экспедиция какого-то закрытого новосибирского исследовательского биологического института. Новосибирским ученым-биологам потребовалась помощь квалифицированного климатолога, и они забрали его по пути с мыса Меньшикова. Будущий Карп, а тогда еще доцент Карпатьев, не возражал.

Прилетели, разбили лагерь, а вечером, как обычно, для знакомства и успешной работы накатили водки. Новосибирцы привезли с собой на вертолете целый ящик. Выпили, разговорились. Тут-то Карпатьев и узнал от своих коллег с Большой Земли, что север острова Южный — это настоящий арктический феномен. Карп тоже не остался в долгу, рассказав новосибирцам про обнаруженную им зону аномально низких температур. А его самого больше всего впечатлил рассказ молодого парня, который постоянно сыпал цитатами французских классиков, за что коллеги в шутку называли его Вольтерьянцем. Этот «француз»-Вольтерьянец с пеной у рта отстаивал теорию возможности существования в толще земной коры разумной жизни и даже целой цивилизации. В доказательство своих слов он приводил идущие из недр земли и повторяющиеся с разными промежутками и длительностью электромагнитные импульсы, обнаруженные именно в районе природно-климатической аномалии на севере острова Южный.

Парень был настолько убедителен, что на следующий день, протрезвев, Карпатьев не выдержал и подошел к научному руководителю экспедиции. Тот выслушал его с довольно кислой миной, а потом сказал, что если в подземных полостях и существует какая-то жизнь, то это самые простейшие бактерии, живущие за счет не солнечной, а тепловой или электромагнитной энергии земного ядра. На что «француз», кстати, выглядевший из них всех самым трезвым, тут же заявил, что эволюционно развитые бактерии могут обладать собственным, хотя и в корне отличным от человеческого, разумом.

«Ведь и совокупность всех нейронов нашего мозга, по сути, не что иное, как единая колония простейших, связанных друг с другом жгутиками и токопроводящими ложноножками! — убежденно говорил он. — Однако если сообщество мозговых нейронов может обладать разумом, почему бы и каким-нибудь микроскопическим пожирателям тепла за миллиарды лет изолированной эволюции не выстроить собственную разумную структуру? Вы только представьте гигантский разумно мыслящий бактериальный рой! Бактерии, кстати, древнейшая форма жизни на Земле. А подземные бактерии могли появиться еще задолго до того, как их потомки колонизировали остывшую поверхность планеты. По идее, именно они, а отнюдь не люди должны были основать на Земле первую разумную цивилизацию…».

В последующие дни, проведенные Карпатьевым с биологами, «француз» наговорил еще много подобного фантастического бреда. А потом новосибирцы обнаружили в радиоактивных полостях, образовавшихся в результате подземных ядерных взрывов, какую-то неизвестную науке черную плесень. Все их исследования тут же засекретили, а Карпатьева, как не имеющего соответствующего допуска, отправили обратно на полярную станцию на мысе Меньшикова. Но слова новосибирского коллеги о пожирателях тепла и гигантском разумном рое прочно врезались ему в память, и сейчас он снова вспомнил о них.

Что там говорил «француз» о контакте земной и подземной цивилизаций? Кажется, что если бы такой контакт когда-нибудь все-таки состоялся, он стал бы величайшим открытием за всю историю человечества…

Сгорбленно сидящий на смятой постели начальник Заставы тяжело вздохнул, зачем-то снова посмотрел в темное слепое окно и одним глотком допил давно остывший чай.

Может, и стал бы. Вот только неизвестно: к добру или к худу?..

Что-то подбросило его в воздух, а потом с удвоенной силой швырнуло вниз. Затем последовала бесконечная череда сменяющих друг друга взлетов и падений. Из последних сил Макс кое-как вынырнул из сдавливающей его со всех сторон темноты, на мгновение увидел перед собой вспенившийся гребень огромной волны и тут же снова рухнул вниз, в объятия бушующего шторма. Сердце замерло в груди, и ужас ледяным потоком разлился по жилам.