Государство и революции - Валерий Шамбаров

По ленинской модели даже "кухарка" могла "управлять государством" потому что в его государстве-машине руководителям разных рангов отводилась лишь роль передаточных звеньев, спускающих вниз указания, поступающие сверху, и докладывающих об их исполнении. Но на деле-то эта примитивная схема не срабатывала. Назначали таких "кухарок", ответственных коммунистов - а они ничего толком не умели, да и не хотели делать, кроме как пожинать лавры своего руководящего положения. Соответственно, им приходилось искать помощников, обрастая "совслужащими" и "совбарышнями", и там, где прежде справлялся один компетентный чиновник, возникало целое учреждение. И рождались бесчисленные "гуконы", "главтопы", "коммунхозы" по размеру бюрократии советская Россия сразу же многократно переплюнула Россию царскую. Штаты учреждений бесконечно раздувались, они почковались и множились. Но набивались-то в них не по профессии или призванию, а кто куда сможет - потому что служба давала паек. В результате, все эти механизмы работали вхолостую, а чтобы изобразить отдачу, истекали потоками документов, пытаясь декретировать и регулировать каждую мелочь. И бумажная свистопляска окончательно парализовывала всякую хозяйственную жизнь.

Продолжались и "утеснения буржуазии" с потугами введения трудовой повинности. Разве что в большинстве городов трудиться было уже негде заводы и фабрики стояли, и сами рабочие перебивались кустарными промыслами. Однако там, где это оказывалось возможным, трудовую повинность применяли скажем, проводили всеобщие мобилизации для рытья окопов. В Крыму интеллигенцию обоего пола хватали на улицах и направляли на разгрузку вагонов, где работа шла из-под палки надсмотрщиков - в прямом смысле слова. Во многих городах женщин мобилизовывали для мытья казарм и советских учреждений, что зачастую представляло просто форму издевательства. Так, в Симферополе празднично одетых гимназисток согнали в день Пасхи и заставили чистить солдатские сортиры. Продолжались и реквизиции - в каждом городе, где устанавливалась Советская власть, проводились планомерные повальные обыски с изъятием "излишков" продовольствия, одежды, денег, конфискацией драгоценностей. Например, в Одессе разрешалось оставить 3 пары белья на человека.

К этим бедам добавились и эпидемии. Из Закавказья и Персии был занесен тиф, с запада пришел вирусный грипп-"испанка". Массовые миграции войск и беженцев, скученность в транспорте способствовали распространению заболеваний, а разрушение системы здравоохранения, антисанитария, плохое питание вели к высокой смертности. Если летом солнце и вода кое-как сдерживали развитие эпидемий, то с осени 18-го они резко пошли по нарастающей и тысячами косили свои жертвы.

Наконец, пришел в Россию и настоящий голод. И вызван он был отнюдь не фронтами и не гражданской войной. Достаточно заметить, что нигде на территориях, занятых антибольшевистскими силами, голода и в помине не было. О каком влиянии "кольца фронтов" можно говорить, если в Астрахани вдруг не стало... рыбы? Да и в Центральной России урожай был неплохой и в 18-м, и в 19-м годах. Голод вызвала всего лишь политика продразверстки, введенная Лениным. Та самая "хлебная монополия", которая по мысли Ильича должна была стать средством принуждения "посильнее гильотины".

Свободная торговля продовольствием запрещалась под страхом смертной казни и конфискации имущества. Выставлялись заградотряды, чтобы вылавливать "мешочников". Но взамен власть дать ничего не могла, потому что и здесь теоретические схемы вождя не срабатывали.

По многочисленным свидетельствам, бесчинствовавшие в деревне продотряды значительную долю награбленного сами же и разбазаривали обжирались, хлеб пускали на самогон, перепродавали спекулянтам. А то, что удавалось собрать, просто пропадало. Сырое зерно гнило, сваленное на станциях в неприспособленных хранилищах, мясо и рыба тухли, скот подыхал. Потому что это добро уже никого не волновало. Продотряды отчитывались показателями собранного - и все планы выполняли и перевыполняли. Местные власти к продовольствию отношения не имели - оно принадлежало центральной власти. А у центральной власти до каждого сарая, полустанка и эшелона, разумеется, руки не доходили. Да и работа разлаженного транспорта бесперебойным перевозкам продовольствия отнюдь не способствовала.

И в апреле 19-го в Москве по "рабочей", т. е. самой обеспечиваемой карточке полагалось на день 216 г хлеба, 64 г мяса, 26 г постного масла, 200 г картошки. В июне того же года - 124 г хлеба, 12 г мяса, 12 г постного масла. Если и это отоваривалось. А уж карточки низших категорий иждивенческие, детские и т. п., не отоваривались никогда, так что их владельцам предоставлялось выкручиваться как угодно или умирать с голоду. И по всей стране наблюдалась общая закономерность - в городах, где царило изобилие, после прихода красных прикрывалась торговля, печатались карточки - и начинался голод. В богатой Риге всего через месяц после ее взятия на улицах стали подбирать умирающих от истощения. Никакие карточки не отоваривались вообще, жители поели домашних животных, ловили ворон, варили суп из клея и пекли лепешки из вываренной кофейной гущи. В Киеве после полугодичного красного владычества взрослая женщина обнаружила, что весит 39 кг.

Но большевиков подобные ужасы не останавливали, и об отмене или ослаблении хлебной монополии даже речи не было - ведь она являлась не только и не столько средством обеспечения населения, сколько средством его безоговорочного подчинения, одним из принципиальных и основополагающих устоев "нового общества". Впрочем, сами-то коммунистические руководители от последствий своей политики не особо страдали. Уже зимой 1918-19 гг. для них действовала система спецраспределителей, а количество "совнаркомовских" пайков достигало 10 тыс. В той же самой голодающей Риге властитель Латвии Стучка устраивал в Дворянском собрании пышную свадьбу дочери, на которую съехались гости со всей России. И по свидетельствам очевидцев, нигде до сих пор не видели одновременно такого количества драгоценностей, как на участниках этого бала. А Лариса Рейснер - интимная подружка Коллонтай и будущая жена Радека (которую В. Вишневский почему-то сделал прототипом героини "Оптимистической трагедии"), держала в Москве огромный штат прислуги и принимала ванны из шампанского.

Однако продразверсткой и уничтожением "кулачества" ленинские реформы деревни не ограничивались, и вслед за ними грянули первые попытки коллективизации. Да, ее автором тоже был Ильич. Слова "колхоз", конечно, еще не существовало, но в 1918 г. началась национализация земель, имущества, и принудительное создание совхозов. Крестьяне таким образом записывались в "рабочие", и из частников превращались в "служащих по найму у государства", как и требовалось в ленинской модели. Реализацию этой программы возглавлял С. Середа - кстати, до революции один из видных масонских иерархов России. А Ленин на совещании делегатов комбедов 8. 11. 18 г. заявлял: "Против середняков мы ничего не имеем. Они, может быть, и не социалисты, и социалистами не станут, но опыт им докажет пользу общественной обработки земли, и большинство из них сопротивляться не будут".