Мой адрес – Советский Союз! Тетралогия (СИ) - Марченко Геннадий Борисович

– Так, девчонки, присмотрите за продуктами, и никуда отсюда, ни шагу.

– Женя, их там трое!

– Ничего разберёмся, – отмахнулся я, продолжая бег вниз по тропе.

Вадима, сжавшегося на пыльном пятачке у входа в грот в позе зародыша, действительно били, но уже так, лениво пинали. Делали это двое, а третий, довольно улыбаясь, появился из грота с радиоприёмником Полины. Все трое примерно нашего с Вадимом возраста.

Ну гопота и есть, хоть и смахивающая расклешёнными штанами и цветастыми рубахами на каких-нибудь хиппи. У двоих волосы до плеч, а тот, помельче, что приёмник нёс, был коротко подстрижен и выглядел помоложе, лет на семнадцать-восемнадцать. Да ещё и лопоухий. Он-то меня первым и увидел, что-то крикнул своим, показывая в мою сторону.

Те тут же перестали пинать Вадима, глядя на меня. А я, не снижая скорости, нёсся вниз, и так же с разбегу, подлетев к этой парочке, увернулся от удара в лицо и зарядил пытавшемуся меня ударить боковым в висок. Хоть и существует риск, что височная кость может быть проломлена, но на практике в боксе такое случается крайне редко. Понятно, что перчатка амортизирует удар и его площадь несколько больше, чем при ударе голым кулаком, но тем не менее… А нокаутов после таких ударов хоть отбавляй.

И этот случай не стал исключением – парень кулём свалился рядом с пытавшимся приподняться на локтях Вадимом. Второй «волосатик», похоже, имел кое-какие представление о боксе, попытавшись провести классическую «двойку». Вот только попасть в меня, сделавшего шаг назад, ему было затруднительно. А мне провести контратаку оказалось легко, так как соперник после своей атаки не успел уйти ни назад, ни в сторону. Я провёл «тройку»: голова-корпус-голова. Причём комбинация состояла из джеба правой в нос, хука левой в печень и апперкота опять же правой в «бороду». Всё, аут!

Я повернулся к тому, что всё ещё стоял с радиоприёмником подмышкой, хлопая глазами и разинув рот. В общем-то, на то, чтобы разобраться с этим двумя, у меня ушло не больше десяти секунд. Стриженый, похоже, не ожидал, что я так лихо расправлюсь с его дружками.

– Поставь приёмник, – спокойно сказал я гопнику.

– У-угу.

Он мотнул он головой и, не сводя с меня испуганного взгляда, выполнил команду. Мог, в общем-то, теперь, налегке и убежать, но, видно, я действовал на него так же гипнотически, как удав на кролика.

– Вы откуда такие борзые нарисовались? – спросил я его.

– С Комбината.

– С какого ещё комбината?

– Район так называется, Комбинат, это где улица Шмидта, Большая Октябрьская…

– А здесь что делали?

– Так мы это… Гуляли. Искупаться хотели.

Я покосился на его подельников. Один, получавший в висок, пытался подняться, но не очень успешно. Вадим в этом плане его уже опередил, стоял на своих двоих, хоть и не очень уверенно, вытирая тыльной стороной ладони кровь с губы. Второй гопник всё ещё находился в отключке.

– А чего ж не купались, горемыки, а начали приставать к отдыхающим? Да ещё к девушке грязно приставали.

Тот потупил взгляд.

– К девушке это Вовка приставал, я вообще тут н при чём.

– Это какой Вовка?

– Вон.

Он мотнул головой в сторону того, кто получил в висок и сейчас, держась одной рукой за голову, пытался принять вертикальное положение. Я подошёл к нему, и коротким тычком засадил кулак в солнечное сплетение. Эффект был такой же, как с одним из дедов в армии – он согнулся пополам и блеванул себе под ноги.

– Это за Настёну.

– Дай я ему добавлю, – хрипло произнёс Вадим, подходя к нам.

Видок у него был, конечно, ещё тот.

– С него и так хватит. Ты-то сам как?

– А-а…

Он махнул рукой и поморщился. Да уж ссадин на его лице хватало. Ещё неизвестно, что там с рёбрами, по которым его пинали.

– Но кому-то из них я хорошо попал, прежде чем меня повалили, – не преминул добавить комсорг.

Я похлопал его по плечу, оборачиваясь к лопоухому.

– Леща, что ли, тебе отвесить… Ладно, живи, оболтус. В общем, забирай своих архаровцев, и чтобы в ближайшие десять дней как минимум духу вашего поблизости не было. Увижу кого-нибудь из вашей стаи – прибью. Усёк?

– Усёк.

Я ему помог привести в чувство «боксёра», полив тому голову водой из фляжки. Тот, застонав, открыл глаза, увидев меня, вздрогнул, наверное, решил, что его снова будут бить. И возможно, ногами. Я же просто отошёл в сторону, давая лопоухому возможность помочь товарищу подняться. Они уходили по другой тропе, ведущей вправо, и я, немного выждав, пошёл наверх, за нашими девушками.

Те двигались мне навстречу, решив, как они заявили, прийти мне на помощь. Эх, помощницы… Но вслух я их похвалил, сказал, какие они молодцы, не испугались.

За помощью Вадиму мы обратились к Василию Александровичу. Пожилая чета и не догадывалась, какие разборки проходят в паре сотен метров левее (если смотреть со стороны моря) и выше по склону.

– Ох, где же это вы так? – нахмурился он, глядя на покрытого ссадинами Верховских.

– Да со склона он упал, хорошо ещё, что живой остался, – выдал я заранее обговорённую легенду.

Не хотелось лишний раз напрягать Гнедышей, тем более эти отморозки вряд ли ещё здесь появятся.

– Как же это вы так неаккуратно, юноша… В горах нужно быть осторожным.

– Камень под ногой оказался ненадёжным, не туда наступил, – продолжал я отмазывать друга. – У нас есть аптечка, если что, вот, я захватил.

– Да и у нас имеется… Рёбра болят?

– Есть немного, – поморщился Вадим, когда Василий Александрович начал пальпировать ему бока, грудь и живот.

– Может быть трещина, – нахмурился тот. – Знаете что, молодые люди… Давайте-ка я вашего товарища заберу на вечерок, свожу его в Севастополь. У меня там есть знакомые, помогут сделать рентген. А свою супругу я оставлю пока на ваше попечение. Договорились? Ну вот и ладненько. Изольда, солнце, до заката мы должны обернуться, так что через часок-другой начинай заниматься ужином.

Они вернулись почти через три часа, когда мы уже начали волноваться, не нашли ли у Вадима что-то серьёзное. К счастью, обследование показало, что даже трещины в рёбрах нет, только ушибы и ссадины. Профессор заявил, что если соблюдать покой, то через пару дней наш товарищ будет как новенький, хотя, конечно, синяки и кровоподтёки будут сходить ещё с недельку.

Обрадованные новостью, мы тут же развели костёр и, когда хворост прогорел до углей, положили в него десятка полтора картофелин. Обжигая пальцы, счищали кожуру, посыпали крупицами соли, отправляя в рот, закусывали хлебом и овощами … А потом пили чай, сопровождая чаепитие историями их жизни. Казалось, в поезде наговорились, ан нет, осталось ещё немало про запас.

Затем Полина напомнила про обещание спеть что-нибудь под гитару. Пришлось выуживать из глубин памяти бардовские песни, опять Высоцкого, стараясь, чтобы случайно не исполнить то, что ещё не написано. Пел я, пели девчонки, пели хором – это когда даже безголосый Вадим подпевал.

В самый разгар посиделок в свете костра появились две фигуры. Один оказался невысоким мужичком в наглухо застёгнутой, невзирая на погоду, тёмной рубашке с длинными рукавами, в широких штанах, коротко стриженую, почти лысую голову венчала кепка с пимпочкой. В детстве я всё думал, на фига нужна эта пимпочка, даже батя разъяснить не смог. А потом уже, в эпоху интернета. Прочитал, что она прикрывает место соединения швов, неся в себе всего-навсего декоративный элемент. Лицо незнакомца рассекали две глубокие, вертикальные борозды, да и морщин помельче хватало, но почему-то казалось, что он не так стар, каким его могли бы сделать все эти морщины. Может быть, такое чувство возникало из-за живых, поблескивающих любопытством глаз, которым он осматривал нашу четвёрку, по большей части фокусируясь на моей персоне. Руки он засунул в карманы штанов. А вообще было в нём какое-то сходство с героем Шукшина из киноленты «Калина красная».

Его сопровождал здоровяк лет тридцати, физиономия которого могла бы внушить ужас, встреть такого в тёмном переулке. Я сразу же подумал, что эта парочка напоминает какого-нибудь киношного босса и его телохранителя, только с поправкой на местные реалии.