Восторжествовать над демоном - Ярослав Коваль

— Мне нужно принципиальное согласие граждан на активные манипуляции с энергией…

— Тут дети, вы вообще слышите? Понимаете? Какие могут быть разговоры, ведь зев может рвануть! Дети ж пострадают!

— Подозреваю, взрослые тоже хотят жить.

Пауза против ожиданий была сравнительно короткой.

— При чём тут вообще взрослые?

— Я думаю, граждане согласны, что вмешательство куриала Терры необходимо, — примирил нас маг-энергетик. — Господин Лексо, скажите, что вам требуется для работы.

— Безопасность. И самое меньшее — трое моих учеников. Но это я обеспечу сам. Когда смогу.

— Безопасность бу-удет! — рявкнули из толпы.

— Курия дискредитировала себя. Пусть теперь доказывает, что готова служить народу. Мы сами всё сорганизуем — и порядок, и ход вещей, и энергетику. С вашей помощью, господин куриал.

— Век будем благодарны! Уж постарайтесь, господин Лексо!

— За нами не заржавеет!

— Точно, с нас будет причитаться, услуги не забудем — только спасите от гибели!

— Наших детей в первую очередь!

— Дура! Пусть всех спасает!

«Как по-разному видят ситуацию куриалы и простой народ, — подумал я не без злорадства. — И ведь отчасти Дьюргам прав. Вернее, окажется правым. Ему, наверное, осознание своей правоты слегка смягчит удар. Потому что больше его смягчить нечему».

— Я сделаю. Обещаю.

Через час был подан дормез — вместительный, запредельно удобный экипаж одного из городских богатеев. Горожане разбежались по домам готовиться: запасать воду, готовую еду, топливо для печей, у кого они были, ведь им предстояло двое или трое суток просидеть без энергии. Это было для них страшнее, чем моим соотечественникам на пару дней лишиться электричества.

Однако умчались не все. С полсотни крепких мужчин готовились сопровождать меня, ещё полсотни обещали присоединиться позже. Сердобольные женщины наперегонки несли добровольцам сухие пайки, фляжки, чуть ли не телогрейки. Словом, народное ополчение худо-бедно, но образовывалось. Я едва ли в самом деле рассчитывал именно на него, однако возлагал огромные надежды на общественное мнение. Если Курия решит шугануть народные отряды, население, даст бог, порвёт Курию. За себя я теперь боялся мало. Я — почти незаменимый человек. Есть шанс, что возиться со мной будет дешевле, чем искать обходные пути.

— Да, Саш. Теперь могу говорить. Просто потрясающе — иметь возможность вести нормальный диалог. Ведь раньше ты меня не слышал, верно?

— Главное, ты слышал всё, что говорили мне. Трудно было с этим разобраться, убедиться, но удалось. Такой прорыв…

— Я слышал всё. И самый первый ваш разговор тоже слышал. Частично.

— Очень рад. Значит, мы сумели тебя поддержать.

— Ещё как!

— Где ты сейчас находишься?

— В Корстае. Да, меня, видишь ли, уже освободили. Нет, не сами куриалы, местные. Силой отбили у куриалов. Так уж получилось. Потом всё подробно расскажу. Но сейчас я на относительной свободе.

— Относительной? Звучит угрожающе. Я скажу ребятам, чтоб они попробовали скорее добраться до Корстая. Сейчас это трудно, и не только из-за Курии. Беспорядки вызвали кучу проблем, в том числе и транспортных. Как понимаешь, изначальный план удался, общественность встала на дыбы. Мы даже не ожидали…

— Вы как вообще умудрились это затеять?

— О, сложная была игра. Если бы мы действовали по-своему, то, наверное, провалились бы по всем пунктам. Но нам очень помог Кербал. Кстати, ты знаешь, что в Мониле набирает популярность наш Интернет?

— Правда?

— А то! Они взяли у нас компьютеры, Интернет и мобильные телефоны, а больше им ничего не надо.

— Ошибаешься. Им нужен я. Мои знания. Я вас жду. Мне обязательно нужны Жилан, Женя, Кирилл и по возможности Лёня.

Саша напрягся, это отлично чувствовалось, особенно в нашем нынешнем положении крепкой душевной объединённости, общности.

— Ты ведь не знаешь, конечно.

— Что такое?

— Кирилл… Умер.

— Как… Что?

Внутри что-то оборвалось. В первый момент я, конечно, не поверил. Мыслимо ли с ходу воспринять подобное всерьёз, особенно если не было никаких предпосылок, вроде опасной болезни? Я вслушивался в мысли и чувства своего друга, пытаясь отыскать следы… уж не знаю чего: шутки? Преувеличения? Иносказательного намёка на что-то? Нет, спокоен и твёрд.

— Что случилось?

— Он тогда пытался вмешаться в захват. Сообразил, видимо, что происходит. Его убили.

Захотелось сказать что-то, но содержательные фразы застряли в горле, а материться другу прямо в душу, причём в буквальном смысле слова, как-то неправильно. Поэтому я молчал, и он молчал, соболезнуя (сам-то Сашка с Кириллом был знаком совсем мало). Что тут скажешь? Молчание затягивалось, и спустя несколько секунд говорить что-то, тем более пафосное или чувствительное, уже было бы глупо. Поэтому я с трудом хмыкнул и произнёс, как бы завершая разговор:

— Так я жду вас…

И буквально вытолкнул Сашку из своего сознания.

Экипаж шёл бодро, но рессоры оставляли желать лучшего, а может, просто не справлялись с задачей. По городским, идеально выглаженным улицам он, наверное, безупречно и горделиво шёл лебедем, радуя владельца и вызывая зависть у окружающих. Но на просёлочных, к тому же от души разбитых дорогах — подозреваю, к раскрывающемуся зеву сперва гнали и специалистов, и аппаратуру, и армию, и вот, пожалуйста, результат — болтало просто страшно.

А когда весь организм протрясает до последней клеточки, на скорбь или хотя бы осознание скорби не остаётся сил.

Любому мучению рано или поздно наступает конец, и мы всё-таки добрались до места, до края размокшей в кашу пашни, где успели убрать урожай и перепахать землю под удобряющие травы, но не засеяли, оставили её развороченной — впитывать столько воды, сколько нападает с неба. Дальше, конечно, ополчение не пошло, они боялись сделать даже шажок к границе зева, потому что заражённое пространство постепенно расплывалось.

И я побрёл в одиночестве, увязая сапогами в грязи. Идти было трудно, поднимать ноги с налипшей на обувь землёй — тяжко и обидно, и я заплакал на ходу: сперва от досады, а потом от горя. Кирилл стоял перед глазами, словно живой, даже присутствие его, кажется, ощущалось, как мне до сего момента удавалось чувствовать только Сашу да аин. И у нас с Кирюхой вдруг обнаружились недосказанные слова, незаконченные беседы, несделанные дела. Всё застыло в ожидании грядущего диалога, которому никогда не суждено продолжиться. И оттого было больно настолько, что под ложечкой скрутило в огненный комок — дыхание не перехватить.

Я опустился коленом в чавкающую холодную глубь и снова заплакал. Плакал долго, всё ждал, что станет легче, но сердце не отпускало. В какой-то момент даже заболело, и очень здорово, аж страшно стало — а ну как главный орган даёт сбой? Ну и что, что я молодой. Инфаркты давно помолодели… Поэтому я постарался взять себя в руки, с трудом выдернулся из трясины, приобрёл худо-бедно вертикальное положение и попробовал отдышаться.

— Ты совсем дурак? — холодно осведомилась демоница. — Чего ревёшь, как тюлень? Ну, подумаешь, один умер. Сколько ещё осталось-то? На твой век хватит и слуг, и учеников. Новых наберёшь.

— Ты можешь помолчать?

— А чего это я буду молчать? Чего это?..

— Соображай по работе, за что лучше браться в первую очередь. Вот твоя главная задача, а указания свои идиотские оставь при себе… Достаточно вообще. Я сыт по горло твоими выходками. Плевать мне на твои воззрения. Ты, в отличие от меня, самостоятельно существовать не можешь. И выбирать себе носителя не способна…

— А ты демона способен выбрать? Поменять меня на кого-то способен?! — в запале заорала демоница, и я даже удивился, что никто из ополченцев, топтавшихся в отдалении, не вздрогнул от страха, не услышал.

— Поменять, конечно, увы. А наплевать на тебя могу. И наплюю. Буду обращать внимание только тогда, когда ты мне понадобишься. И всё.

— Можно подумать, ты сейчас ведёшь себя иначе…

— И никакого секса! Да, мне будет хуже, но и ты пострадаешь. Хочешь со мной договориться? Тогда делай, что велю. У тебя нет выхода. Я теперь знаю, что Тильку можно принудить к правильному поведению, и в курсе, как именно. Потерплю даже очередные эк-зорцизмы. С одной стороны злобные издевательства, с другой стороны — лишения — ведь взвоешь! Стоит ли провоцировать меня на подлость?

— Да как ты смеешь! Смотри, как разошёлся. Даже песенки про честь и совесть позабыл.

— Я у тебя научился быть сволочью. Понадобится, так объявлю настоящую войну.

— Каков красавчик! Ещё чуть-чуть, и превратишься в первосортного демона.

— И чего мне стесняться, кто узнает о моём поведении в отношении тебя? А узнает, так разве пожалеет какую-то там давно помершую демоницу? Вот каков наш с тобой расклад. Кстати — это очень даже по-человечески.