Шпион, пришедший с холода. Война в Зазеркалье (сборник) - Джон ле Карре

– Иди со мной, – произнес он бесстрастно и повел ее туда, где ждал Лимас. Двое мужчин еще раз посмотрели в глаза друг другу.

– Прощайте, – сказал Мундт по-прежнему без всякого выражения. – Вы совершаете большую глупость, Лимас, – добавил он. – Она такой же мусор, как и Фидлер. – Не сказав больше ни слова, он повернулся и широкими шагами пошел прочь, пока не скрылся в темноте.

Лиз протянула руку и прикоснулась к Лимасу, но он, не глядя на нее, убрал ее руку, открыл дверь машины и кивком показал, что она должна сесть. Но Лиз решилась не сразу.

– Алек, – прошептала она. – Что ты сделал, Алек? Почему он отпустил тебя?

– Замолчи! – прошипел Лимас. – Не смей даже задумываться об этом, слышишь? Садись в машину.

– Что он имел в виду, когда говорил о Фидлере? Почему он разрешил нам уехать, Алек?

– Он разрешил нам уехать, потому что мы закончили свою работу. Полезай в машину, живо!

Подчиняясь давлению его необычайной силы воли, она села в автомобиль и захлопнула дверь. Лимас занял место рядом с ней.

– На какую сделку с ним пришлось тебе пойти? – упорствовала она, и в ее тоне слышались одновременно страх и подозрительность. – Они же говорили, что ты устроил заговор против него вместе с Фидлером. Так почему же он отпустил тебя?

Лимас запустил двигатель и быстро повел машину по узкой дороге. По обе стороны тянулись голые поля, в отдалении сквозь сгустившийся сумрак проглядывала монотонная череда похожих друг на друга холмов. Лимас посмотрел на часы.

– До Берлина пять часов пути, – сказал он. – Нам надо попасть в Кепеник[20] без четверти час. Должны успеть без проблем.

Какое-то время Лиз молчала, она смотрела на пустынную дорогу сквозь лобовое стекло, запутавшись в лабиринте своих полуоформившихся мыслей. Взошла полная луна, и стал виден морозный туман, сплошным саваном покрывший поля. Они выехали на автобан.

– Все потому, что тебя мучила совесть из-за меня, так, Алек? – спросила она наконец. – Поэтому ты договорился с Мундтом, чтобы меня отпустили?

Лимас ничего не ответил.

– Вы же с Мундтом враги, верно?

Он снова промолчал. Теперь машина шла на очень высокой скорости – стрелка спидометра перевалила за отметку ста двадцати километров в час, хотя покрытие автобана было неровным и попадались рытвины. Она заметила, что он включил дальний свет и не давал себе труда переключаться на ближний, когда по встречной полосе им попадался другой автомобиль. Машину он вел предельно внимательно, нагнувшись вперед так, что локти почти легли на рулевое колесо.

– Что будет с Фидлером? – неожиданно спросила Лиз, и на этот раз Лимас ответил:

– Его расстреляют.

– Тогда почему они не расстреляли тебя? – продолжала расспросы Лиз, стараясь больше не делать пауз. – Ты вместе с Фидлером вступил в сговор против Мундта, так было заявлено. Ты убил охранника. Почему же Мундт позволил тебе бежать?

– Хорошо! – внезапно почти выкрикнул Лимас. – Я тебе скажу. Я скажу тебе то, чего ты никогда и ни за что не должна была узнать. О чем тебе надо сразу забыть. Как и мне самому. Слушай! Мундт – человек Лондона. Их агент. Его завербовали, когда он работал в Англии. И мы с тобой становимся очевидцами финала самой постыдной, самой грязной операции, призванной спасти шкуру Мундта. Уберечь его от умного маленького еврея, который работал вместе с ним и начал подозревать правду. Они заставили нас послать его на верную смерть, понимаешь. Они почти принудили нас убить этого еврея собственными руками. Вот. Теперь ты все знаешь. Полегчало? Да поможет Бог нам обоим!

25

Стена

– Если это так, Алек, – спросила она после очень долгого молчания, – то какая роль была отведена мне? – Она говорила до странности спокойно, почти равнодушно.

– Я могу только строить предположения, Лиз, исходя из того, что известно мне самому, и из сказанного Мундтом на прощание. Фидлер начал подозревать Мундта, подозревал с самого его возвращения из Англии. Он считал, что Мундт ведет двойную игру. Фидлер, разумеется, питал к нему личную неприязнь – у него были для этого все основания, – но это не значит, что он был не прав. Мундт стал агентом Лондона. Причем Фидлер обладал слишком большим влиянием, чтобы Мундт мог устранить его сам, и тогда в Лондоне решили сделать это за него. Я так и вижу их за планированием этой операции – они дьявольски академичны в своих подходах. Представляю, как они сидели вокруг камина в одном из этих своих мерзких закрытых клубов. Они знали, что просто убить Фидлера мало – он мог поделиться своими соображениями с друзьями, оставить письменные показания. Поэтому уничтожить следовало в корне все основания для подозрений. Публичную реабилитацию – вот что они организовали для Мундта.

Он резко свернул в левый ряд, чтобы обогнать грузовик с прицепом. Но в тот же самый момент водитель грузовика совершил такой же маневр, и Лимасу пришлось резко затормозить на ухабистом шоссе, чтобы его машину не размазало о разделительный барьер.

– Они сказали мне, что их цель – подставить под удар Мундта, – продолжал он как ни в чем ни бывало, – что они хотят уничтожить его, и я согласился участвовать. Это должно было стать для меня самым последним важным заданием. Выполняя его, я опустился на дно, избил торговца… Но ты все это знаешь.

– И только поэтому занимался со мной любовью? – спросила она чуть слышно.

Лимас яростно помотал головой.

– В том-то и дело, что нет. В этом вся суть, пойми, – продолжал он. – Мундт обо всем знал, был в курсе всех деталей плана. По его приказу меня завербовали – по его и Фидлера. А потом он позволил Фидлеру взять все в свои руки, поскольку был уверен, что в результате Фидлер попадет в собственный капкан. Моя задача состояла в том, чтобы окончательно заставить его поверить в истину: Мундт – агент британской разведки. – Он помедлил, не сразу решившись закончить. – А на твою долю выпала миссия дискредитировать меня. Фидлер пойдет под расстрел, а Мундт будет выглядеть героем, избежавшим смерти в результате фашистского заговора. Они использовали классический принцип – любовная интрижка мешает агенту довести дело до успешного конца.

– Но откуда они узнали обо мне, как могли предвидеть, что мы сойдемся с тобой? – воскликнула Лиз. – Боже милостивый, Алек, неужели они способны даже предсказать, что двое людей полюбят друг друга?

– Нет, конечно. И это не имело для них значения. Ставка делалась на другое. Тебя они избрали, потому что ты молода, хороша собой, состоишь в коммунистической партии и не отказалась бы поехать в Германию по сфабрикованному приглашению. К вам на работу меня направил Питт с биржи труда, который догадывался, что я не откажусь от места в библиотеке. Во-первых, Питт служил в разведке во время войны, и они ему приплатили, надо полагать. Им достаточно было установить контакт между мной и тобой. Пусть всего на день. Срок не играл никакой роли. Зато потом это давало им предлог навестить тебя, снабдить деньгами, создать иллюзию, что между нами возник роман, даже если бы его на самом деле не было. Понимаешь? Чтобы позже всякий поверил в нашу взаимную страсть. И для этого тебе прислали деньги так, словно я просил об этом. А то, что мы и в самом деле стали близки, только облегчило их задачу…

– Да, тут нечего возразить, – сказала Лиз и добавила: – Я чувствую себя грязной, Алек, словно меня изнасиловали.

Лимас промолчал.

– Скажи, людям из твоего ведомства это облегчает муки совести? Я имею в виду… Когда они используют в такой роли члена компартии, а не обычную девушку? – спросила Лиз.

– Возможно, – ответил Лимас. – Но, как мне кажется, они сделали это не намеренно. Просто это еще более способствовало успеху операции.

– А ведь я могла остаться у них в тюрьме, я знаю. Ведь именно этого хотел Мундт, скажешь, нет? Он не видел смысла рисковать – я могла услышать слишком много лишнего, слишком о многом догадаться сама. В конце концов, Фидлер тоже невиновен. Но он – еврей, – добавила она возбужденно. – И его невиновность уже не играет большой роли, верно?

– О, бога ради! – простонал Лимас.

– Очень странно, что Мундт отпустил меня. Более чем странно, пусть это и стало частью вашей с ним сделки, – размышляла вслух Лиз. – Я же отныне фактор риска, как ни крути. Я имею в виду, когда мы доберемся до Англии. Член коммунистической партии, осведомленная обо всем этом… Нет ни намека на логику в его согласии отпустить меня.

– Как я предполагаю, – объяснил Лимас, – он собирается использовать факт нашего побега для наглядной демонстрации президиуму, что в его ведомстве окопались другие фидлеры, которых необходимо найти и устранить.

– И другие евреи?

– Это дает ему дополнительную возможность укрепить свои позиции, – ответил Лимас, пропустив ее вопрос мимо ушей.