Грязные новости (ЛП) - Шен Л. Дж.

Я всегда приходил на несколько минут раньше. Всегда пытался убедить себя, что это потому, что я не хочу, чтобы Джуд столкнулась со мной по пути к метро, но на практике мне нравилось останавливаться в польской закусочной и наблюдать через окно, как девушка идет к станции с наушниками в ушах. Мне всегда было интересно, что она слушает.

— Ага. Хорошо. — Я возобновил нашу прогулку.

Она трусцой последовала за мной.

— Ты не можешь просто уйти от этого разговора. Ты навещал моего отца и заботился о нем, а мне даже не сказал, — задыхаясь, проговорила она.

Мне нравилось ее затруднённое дыхание. Я хотел, чтобы она так же пыхтела в мою ладонь, когда я трахал ее где-нибудь на публике, где никто не мог услышать.

— Смотри, как я это делаю. Ухожу от этого разговора.

— Селиан, почему?

— Почему хожу? Потому что могу. Потому что у меня есть ноги. Почему я ухожу от этого разговора? Потому что это бессмысленно, и абсолютно не значит то, что ты себе надумала.

Я снова остановился, на этот раз перед старым магазином грампластинок с вывеской на испанском. Я даже не был уверен, открыт ли он, но мне хотелось, чтобы мы перестали разговаривать, потому что не был к этому готов.

Назвать это отношениями — одно.

Вести себя так, будто мы пара, — совсем другое.

Толкнув дверь, я вошел внутрь, и Джуд проскользнула вслед за мной. В комнате было темно, виднелись только виниловые пластинки. Человек, похожий на Мита Лоуфа (певца, а не блюдо), храпел за прилавком, пуская слюни на экземпляр New Musical Express (прим. английский музыкальный журнал). Джудит немедленно заткнулась и принялась осматриваться.

«Отличный ход, придурок».

Затащить ее в музыкальный магазин было все равно, что дать ребенку соску. Только горячее, потому что я все еще помнил ее плейлист и бесчисленное количество раз представлял, как трахаю ее под него, пока мы были близки к тому, чтобы убить друг друга в офисе.

— А ты знаешь, что Барри Манилоу не писал свою песню I Write the Songs? — Она вытащила пластинку упомянутого певца из стопки, ухмыляясь мне.

Я этого не знал, и мне это понравилось. Мои общие знания обычно превосходили знания всех остальных в моем окружении — пришли с созданием новостей и необходимостью знать все обо всем. Но Джуд так же, как и я, жаждала информации, что делало ее еще более привлекательной. Не говоря уже о смертельно опасной.

— Ты знаешь, что Jingle Bell изначально был написан на День благодарения? — парировал я.

— Быть не может. — Девушка сделала потрясенное лицо, ее челюсть отвисла.

Я рассмеялся. Она ткнула меня кончиком пластинки, которую держала.

— Британский флот использует песни Бритни Спирс, чтобы отпугнуть сомалийских пиратов. Я не вру.

Мы сейчас играем?

— Пианино, на котором играет Фредди Меркьюри в Bohemian Rhapsody, то же самое, на котором Пол Маккартни играет в Hey, Jude, — возразил я, наклоняясь к ее лицу и щелкая по ее маленькому носу. — Эй, Джуд.

Я что, флиртую? Точно. Но почему? В этом не было никакого смысла. Она уже была моей во всех отношениях, которые имели значение. Она была в моей постели. Я совал пальцы в каждую дырочку в ее теле. Зачем я это делаю?

Девушка прошла по проходу, задев плечом мою руку, и положила пластинку на место, выбрав вместо нее другую. Я не видел, что это было, и решил, что мне все равно.

— Queen и Джимми Хендрикс никогда не выигрывали «Грэмми». Зато выиграл Джастин Бибер, — прошептала Джуд, и ее улыбка означала, что она думает, что выиграла битву.

— Я не вернул тебе айпод, потому что хотел сохранить частичку тебя, — признался я.

И победил.

И проиграл.

И какого хрена?

— Что? — Ее улыбка исчезла так быстро, что можно было подумать, будто я сказал ей, что последние несколько недель давал ее отцу плацебо.

Я взял пластинку, которую она держала в руках, и подошел к кассе, чтобы расплатиться.

Джудит Хамфри не хотела, чтобы я покупал ей красивые вещи. Но это не помешало мне это сделать. Потому что, по правде говоря, меня никогда не учили проявлять привязанность. Меня учили ее покупать.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Продавец даже не проснулся, когда я положил ему на прилавок купюру, взял пластиковый пакет и положил пластинку внутрь.

Альбом «Pet Sounds» от The Beach Boys. Недооцененный. Романтический. Особенный.

Как Джуд.

Я никогда не представлял женщину своим родителям.

Лили Дэвис посещала тот же загородный клуб, те же школы, и у их семьи был летний домик рядом с нашим в Нантакете. Они знали ее с самого детства. Лучшая подруга мамы была крестной матерью Лили, и наши семьи ожидали, что связь между нами сработает, так как могли видеть потенциальный доход от такого союза.

К черту родителей-вертолетов. Матиас и Айрис Лоран были родителями, летающими на частном самолете. Они хотели, чтобы я женился на принцессе «Newsflash Corporation», Лили Дэвис, прежде чем я узнал, что мой член годится не только для того, чтобы пи́сать.

Я не нервничал. Не о чем волноваться. Что касается Джудит, то её не собирались подвергать оценке или осуждению. Я сказал ей, что у моей матери сложилось впечатление, что она приехала сюда, чтобы помочь мне с моими профессиональными обязанностями.

Мама, конечно, жила в пентхаусе. Богатые люди любили устанавливать дистанцию между собой и приземленными людьми. Золотой мрамор и пальмы небоскреба не произвели впечатления на Джудит, которая была занята фотографированием разноцветной рептилии ее новым телефоном. В ту же минуту, как мы вошли в вестибюль, нас встретила свита персонала. На Джудит было скромное черное платье и простые черные конверсы, а волосы она завязала сзади. Я был в брюках и обычной рубашке.

Мама предпочла бы увидеть меня со страпоном и кляпом в форме шарика, чем в повседневной одежде. Что, естественно, добавило немного садистского удовольствия к моему слишком скромному образу.

В лифте — почему все произошло в этом чертовом лифте? — Джуд повернулась ко мне и сказала:

— Если она начнет говорить с тобой о Лили, я уйду.

— Не хотелось бы прерывать твой праздник вины, но я расторг помолвку не из-за тебя.

— Я знаю. Но все же.

«И все же в твоем мизинце больше нравственности, чем во всем теле Лили».

Мама сидела на своем троне — кремовом диване Дэвида Майкла, все еще украшенном болтающимся ценником в десять тысяч долларов — поверх персидского ковра. Полагаю, что задержавшийся ценник был ужасной ошибкой, но не той, которую я хотел бы исправить, поскольку она заслуживала смущения, когда ее друзья молча осуждали ее.

Моя мать была красива внешне. Точно так же, как я представлял себе Лили лет через двадцать. Она была слишком ухожена и слишком туго обтянута кожей, с недавно обесцвеченными волосами.

Я не мог винить ее за желание выглядеть моложе. Мой отец обращался со своими женщинами, как владелец автосалона. Каждые несколько лет появлялась новая, более блестящая модель. Волосы мамы были идеально уложены феном, и на ней было атласное платье в серебряных тонах.

— Мой прекрасный сын, — промурлыкала она, даже не потрудившись встать с дивана.

Я неторопливо подошел к ней и поцеловал в обе щеки. Джуд встала позади меня и помахала рукой.

Я сделал знак рукой к своей спутнице.

— Это Джудит Хамфри.

Не было никакого смысла называть ее моей сотрудницей, потому что она была чем-то большим, или моей девушкой, потому что я не был уверен, была ли она таковой. Губы мамы изогнулись в загадочной улыбке, и она подняла руку, жестом приглашая Джуд подойти поближе.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Я не кусаюсь, дорогая.

— В отличие от сына… — пробормотала себе под нос Джудит, проходя мимо меня.

Девушка пожала руку моей матери. Через несколько минут экономка подала нам фисташковое песочное печенье и кофе, и мы все сели. Вместо того чтобы ходить вокруг да около, я решил затронуть тему, ради которой пришел сюда.