Духовный отец в Древней Восточной Церкви - С. И. Смирнов

Какие же следствия имело константинопольское происшествие для тайной исповеди? Несомненно, более важные, чем для публичного покаяния. Если епископам было недосуг смотреть за покаянием открытых тяжких грешников, то тем менее они имели времени выслушивать сверх того исповедь тайных грехов, которых, конечно, всегда больше, чем явных. Если открытые, соблазнительные для общества грехи не находили теперь соответствующего наказания и пастырского уврачевания, то было ли возможно верующим осаждать своих епископов из‑за всех грехов тайных и меньшей важности, которые и составляли главный предмет тайной исповеди? Конечно, нет. В этих случаях верующий оставался нередко без постороннего руководительства и руководителя, предоставлен был голосу своей совести. С уничтожением должности покаянного пресвитера тайная исповедь на Востоке на долгое время осталась без особого органа. Интересы ее от этого, несомненно, страдали, и страдали сильно. Она не могла быстро развиваться. Ниже будут приведены акты принятия тайной исповеди самими епископами. И факты покажут, что епископ на Востоке в эпоху Вселенских Соборов являлся признанным церковным органом покаяния и отчасти был им на деле. Другие известия дают знать, что иногда епископы уступали это право некоторым пресвитерам. Но, может быть, отчасти в связи с тем, что совершение покаяния и тайной исповеди принадлежало то одной, то другой власти, стоит то обстоятельство, что в Восточной Церкви так поздно, только в XII в., тайная исповедь стала общеобязательной, только тогда начала признаваться непременным средством прощения всякого греха всех христиан, а до того времени была лишь одним из средств прощения грехов наряду с милостыней, слезами, прощением обид и пр. Отсутствие особого церковного органа для тайной исповеди препятствовало ее возвышению и выделению из ряда других средств примирения с Богом, выработке ее в особый церковный институт[749].

Теперь спрашивается, нельзя ли видеть в должности покаянного пресвитера, существовавшей с середины III в. и уничтоженной в Константинополе в конце IV в., родоначальника или прототип позднейшего духовника? Нельзя ли, во–первых, думать, что последнее учреждение по своим внутренним чертам совпадало с институтом, упраздненным патр. Нектарием, что учредители духовничества взяли за образец для него должность покаянного пресвитера, а, во–вторых, нет ли генетического преемства между этими обоими институтами через посредство того неизвестного пока органа тайной исповеди, который явился в Церкви на смену покаянному пресвитеру? Нельзя отрицать, что, взятые отвлеченно, оба института имеют некоторое сходство. Сходство заключается в том прежде всего, что духовник обладает той же иерархической степенью, что и покаянный пресвитер, а затем в том, что, как покаянный пресвитер получал свое полномочие от епископа, который поставлял его на должность, так и духовник, обладавший саном священника, совершал Таинство покаяния, по представлению канонистов XII в., по особому поручительству епископа, которое обычно выражалось тогда специальной грамотой. Очень может быть, что упраздненная должность покаянного пресвитера для греческих канонистов и послужила отчасти выяснению права епископского полномочия пресвитеру–духовнику на употребление апостольской власти вязать и решить. Но утверждать, что между институтом покаянного пресвитера и позднейшим институтом духовника существует связь генетическая, никак нельзя. Нет ни малейшего основания думать, что институт покаянного пресвитера продержался до XII в., когда окончательно сформировался институт духовника, что он распространился в Церквах Востока и что духовными отцами или духовниками стали называться именно покаянные пресвитеры. Прежде всего различаются термины, обозначающие тот и другой институт: ό έπι της μετανοίας πρεσβύτερος и ό πνευματικός πατήρ. Различие важно и само по себе: игнорировать его нельзя, и будет ошибкой называть пресвитера для покаяния пресвитером–духовником[750], а еще большей — исповедующихся у него — детьми духовными. Но это обстоятельство важнее с другой стороны: с этими терминами соединяются совершенно несходные понятия. В терминах, обозначающих должность покаянного пресвитера: ό έπι της μετανοίας πρεσβύτερος — пресвитер для покаяния или ό έπ των μετανοούντων τεταγμένος πρεσβύτερος — пресвитер, установленный для кающихся, пресвитер над кающимися, указывается на полномочие, данное епископом по покаянным делам некоторым из подчиненных пресвитеров. В этих терминах указана и священная степень, дававшая возможность известному лицу занять эту должность, и сфера ведения, предоставленная ей по распоряжению высшей церковной власти. В термине же ό πνευματικός πατήρ — духовный отец, в соответствии с которым встречается термин ό πνευματικός υΙός — духовный сын, нет мысли ни о епископском полномочии, ни о священном сане лица; здесь отмечается только характер взаимных отношений между духовником и принимаемыми им на исповедь. Отношения эти нравственные: духовноотече- ские, с одной стороны, духовносыновние — с другой. А эта черта как раз отсутствует в разобранном выше термине, обозначающем покаянного пресвитера, — и недаром: на такие отношения нет ни одного указания в свидетельствах, историков. Скорее покаянный пресвитер представляется чиновником, несшим известную церковно–административную службу, и уж это препятствовало личным духовно–нравственным отношениям к кающимся. А кроме того, сам характер его службы — церковно–судебный — шел вразрез со званием духовного отца. Ниоткуда не видно, чтобы он был пастырем, самоотверженно разыскивающим заблудшую овцу, отцом, ведущим к покаянию блудного сына. Был он представитель не пастырского попечения и всепрощающего милосердия, а прежде всего и главным образом карающей правды и суда, хотя, разумеется, и в древней покаянной дисциплине существовала пастырская тенденция. Кроме системы нравственных отношений между духовным отцом и детьми духовными, предполагались отношения мистические: рождение по Духу и наследование детьми благодатных даров отца. Ничего подобного опять‑таки не видно в институте покаянного пресвитера. Покаянный пресвитер является органом судебно–административным по преимуществу; духовный же отец — явление бытовое, созданное не распоряжением власти церковной, а потребностью церковно–общественной жизни и вместе пастырской деятельностью древнего монашества[751].

Должность покаянного пресвитера была упразднена в Константинополе в конце IV в., и известия о ней пропадают после того. Институт духовника сложился не ранее XII в. Спрашивается: кто был посредствующим звеном между этими органами покаяния? Вопрос этот далеко не выяснен в науке. Затруднения происходят от того, что от V до XII в. нет никаких свидетельств о канонических нормах, касающихся органа покаяния, — общецерковных или местных[752]. Нормы эти приходится устанавливать на основании отрывочных, и притом малочисленных, фактических данных. Покойный профессор А. С. Павлов преемниками покаянного пресвитера считал приходских священников. Теорию А. С. Павлова можно свести к следующим положениям:

1. После упразднения должности покаянного пресвитера все его обязанности снова перешли к епископам.

2. По обстоятельствам времени и вследствие умножения служебных обязанностей епископы не могли поддерживать во всей строгости древнюю покаянную дисциплину и лично исполнять обязанности, налагаемые властью вязать и решить. 3. Органом покаянной дисциплины и исповеди являются теперь духовники, имеющие непременно священный сан пресвитера. 4. Епископы отдавали каждого епитимийца, несшего публичное покаяние, под надзор его приходского священника, обязывая последнего доносить о нравственном состоянии его, чтобы сообразно с этим изменять сроки епитимии. 5. На суде тайной исповеди, назначая тайные епитимии, духовники проявляли такую же власть, какую епископы — в сфере формального публичного суда. 6. «Так устранялась граница, отделявшая публичные церковные покаяния, налагаемые формальным судом епископов, от тайных епитимий, назначаемых тайным судом духовника» (кажется, надо понимать так: граница устранялась объединением обеих функций в лице одного органа — духовника). 7. Составляются епитимийные правила (разумеется, правило патр. Иоанна Постника, появившееся, по мнению А. С. Павлова, ранее Трулльского собора 692 г.) как руководство для духовников, в ведение которых после покаянного пресвитера перешли тайная исповедь и соединенная с ней особая дисциплина церковных покаяний[753].

Профессор Н. С. Суворов подвергает эти положения покойного ученого серьезной критике. 1. Он считает неясный, как совершился переход наследства от покаянного пресвитера к приходским священникам- духовникам. Если в публичном покаянии, производимом самими епископами, их роль ограничивалась одним надзором, если, с другой стороны, приходские священники имели право вязать и решить в тайной исповеди, то непонятно, как «устранялась граница, отделявшая публичное церковное покаяние от тайных епитимий». Граница обозначалась явственно: в последнем случае священник действовал самостоятельно, в первом он только наблюдал и свидетельствовал для епископа. А так как в древности публичному покаянию придавалась сакраментальная сила, то поэтому приходский священник в отношении к одному и тому же Таинству должен был занять неодинаковое положение. 2. Если руководство для духовников назначено этим преемникам покаянного пресвитера, то почему оно не явилось вскоре после его упразднения? Почему оно явилось в монашеской среде как произведение монаха, не обнаружившего, что он имеет в виду приходскую жизнь? 3. Неизвестно, как передавалось епископами полномочие приходским священникам на исповедь — все или не все они получали это полномочие. Если все, то когда и почему прекратился этот порядок, неизвестный даже канонистам XII в., которые за приходскими священниками, не получившими архиерейского полномочия, прямо отрицали право разрешать от грехов? Если не все, то почему от древности не сохранилось об этом свидетельств, а сохранившиеся данные XII в. производят такое впечатление, что порядок уполномочения через грамоту вводился только вновь? 4. Наконец, Н. С. Суворов делает историческую справку, доказывающую, что в эпоху Трулльского собора приходский строй не был организован: не было обособленных приходов с обособленными группами прихожан как членов приходского общества с обособленным религиозным центром для этого общества — приходским храмом и с особым приходским духовенством, которое посвящалось и определялось к данному приходскому храму для удовлетворения религиозных потребностей прихожан, в том числе и для принятия от них исповеди, как это, по- видимому, предполагал А. С. Павлов.