Рыцарская честь - Роберта Джеллис

Он улегся в тот вечер позднее обычного, вспоминая побледневшую Элизабет с глазами, полными ужаса. Не всякий мужчина, думал он, заставит Элизабет Херефорд трепетать. Не понимал самодовольный Певерел, что боялась Элизабет не его, она испугалась за Херефорда.

В ту ночь вспоминал Элизабет Херефорд еще один человек, вспоминал не такой, какой она была сейчас, а какой видел ее неделю назад. Алан Ившем, которого отпустила мучившая его лихорадка, вспоминал приказание ее светлости, отданное на рассвете того дня. Он пытался восстановить в памяти каждое ее слово, выражение ее лица, стремясь отыскать хоть малейший признак того, что лорд Херефорд знал, куда им предстоит направиться. Бесполезно. Прошло слишком много времени, да тогда он и не обратил на это внимания. Значит, кому-то надо выбираться, вырваться к его светлости, пусть даже ценой жизни всех остальных. Один из охранников, которого он спросил о самочувствии ее светлости, бросил, что скоро ее должны куда-то отвезти. Это был шанс выручить Элизабет. Сколько бы солдат ни сопровождало переезд, ее легче отбить, чем штурмовать Ноттингемский замок; а если ее успеют увезти, одному Богу известно, где ее потом спрячут.

Если лорд Херефорд не знает, где его жена, и ведет поиски на севере, нужно вовремя сообщить ему, чтобы успеть перехватить ее в пути; если он знает, надо его предупредить, чтобы не атаковал, а день-другой выждал, не выдавая своего присутствия. Алан закрыл глаза, у него потекли слезы от слабости, горя и отчаяния. Оставалась одна крошечная, крошечная надежда. Но как вырваться отсюда? Все они ранены, и даже те, у кого раны были несерьезными, теперь ослабли от голода, духоты и тюремных паразитов. Кого выбрать? Сам он не мог: попробовал двинуться и застонал. Не знал он, кто и сколько оказались с ним с темнице, не знал также, куда послать разыскивать его светлость, кроме как в далекий Девайзис. Но если лорд еще там, он не успеет; если же он поблизости и готовится к штурму, — поздно прятаться: Певерел не станет отправлять ее светлость из замка.

Он лежал и плакал, беспомощный и пристыженный, моля Создателя послать ему смерть. Он не смог услужить своему господину, и только Бог знает, что это за собой повлечет. Но его отчаяние было недолгим. Алан Ившем слыл твердой косточкой, он привык бороться до последнего вздоха. Собравшись с силами, твердым голосом сказал лежащим рядом начать перекличку, о чем велел передать дальше. Каждый должен сообщить свое имя, куда и как ранен. Кто мог двигаться в полной темноте, подошли и примостились рядом с сэром Аланом. Как ни тяжко было, команда переломила настроение, бойцы ободрились: их командир худо-бедно снова начал действовать. По крайней мере он принимал решения и отдавал приказы. Солдаты так приучены к повиновению, что потеря командира, который бы говорил, что и как надо делать, подрывает их дух и лишает сил больше, чем темнота, голод и холод.

Сорок семь, сорок семь бойцов было в темнице. Перекличка шла с перебоями, иногда сосед был неподвижен и не отвечал, тогда приходили на помощь те, кто мог двигаться, и перекличка продолжалась, и через полчаса сэр Алан знал точные цифры. Из сорока семи двадцать три были в сознании и могли двигаться, одиннадцать, включая его самого, — в сознании, но слишком слабы, чтобы действовать, трое без сознания, все равно что трупы, и десять мертвецов. Двадцать три из ста, что выехали с ним. Алан Ившем зажмурился: никогда за свою службу старшим предводителем Херефорда он не терял столько бойцов!

Пленники тихо переговаривались. Когда же сэр Алан приказал выделить одного-двух человек, чтобы выбраться и призвать помощь, их существование обрело уже смысл, начался поиск способа, как лучше достичь этой цели. Адам, сын кожевника, темноволосый, среднего телосложения солдат, не имел ранения, которое могло бы выдать в нем беглеца. Его оглушили в стычке ударом по голове, других ран у него не было. Он еще сохранил силы, был смекалист, и ему решили доверить это задание. Если удастся выбраться двоим, к нему присоединится Герберт, племянник егеря. Далее разговоры затихли. Определить кандидатов на побег было легче, нежели придумать, как его осуществить. Никто не знал расположения Ноттингемского замка, и было неясно, куда двигаться после преодоления закрытых дверей темницы.

— Воды, — слабым голосом попросил Алан. — Есть хоть глоток воды? Умираю, хочется пить.

К его рту поднесли кожаную фляжку.

— Попробуйте выпить, это тоже почти смертельно.

Алан отхлебнул гадости, в которой что-то шевелилось, поперхнулся от отвращения. Но все же это была жидкость.

— Наш план не пошел дальше двери, — наконец сказал командир. — Нет смысла даже напрягать головы. Поступим так: лежать тихо, так, чтобы усыпить бдительность стражи. Двое или даже один, которые приносят… — тут он вставил словцо, которое рассмешило бойцов, потому что сэр Алан был всегда сдержан в выражениях, — … что они называют едой. Сколько они здесь пробудут? За эти мгновения их надо тихо взять. Поняли? Без единого звука! Чтобы ни крика, ни бряка, ни шороха. Тут же раздеть, Адам и Герберт наденут их одежду. Молим Бога, чтобы шлемы у них были с забралом.

План быстро уточнили, Алан объяснил, как они должны действовать дальше, чтобы не вызвать подозрений. Следует снова запереть дверь темницы, потому что другим без оружия выходить нельзя. Эти же двое не спеша должны искать выходы. В войске Певерела сейчас много новобранцев, ими и надо притвориться, если к ним обратятся с расспросами. Нужно смело спрашивать, как пройти, например, на кухню. Тут он, обессилев, замолчал, довольный, что в темноте не видно, как дрожат его губы и какие мокрые у него глаза. Его товарищам лучше не знать, что план их совершенно нереален. Они воспитывались не так, как Алан, для которого долг стоял впереди всего остального на свете. Все держалось на одной ниточке случайности, а ниточка эта была очень тонка.

— Да поможет нам Бог.

— Да поможет нам Бог, — дружно и тихо вторили ему с надеждой. Они уповали только на него.

Глава девятая

— Милорд, проснитесь! — громко кричал сквайр, тряся Певерела. Тому совсем не хотелось прерывать приятные сновидения. — Милорд, деревня горит! На нас напали!

— Что? Кто напал?

— Не знаю, ваша милость. Из деревни никого нет. Мост поднят, ворота замка заперты.

Со стены Певерел увидел, что деревня полыхает вовсю — горят скирды соломы, загоны для скота. Значит, Элизабет оказалась права: Херефорд ее нашел. Но только сумасшедший мог учинить такой разгром и спалить амбары! Ведь что-то самому надо будет есть и кормить лошадей. И как он сумел выведать в Кеттеринге, оставшись незамеченным его шпионами? Сам продажная душа, Певерел всех готов был подозревать в предательстве: что же он сделает с этими собаками, попадись только они ему в руки! Кто напал и какими силами, сказать было нельзя. Только один всадник, поблескивая шлемом и размахивая мечом, появлялся то в одном месте пожарища, то в другом. Ничего, скоро рассветет, все сразу прояснится. Но как же все это напугало Певерела! Он надеялся, что время еще есть, и сильно полагался на своих доносчиков. Может, обратиться за помощью к королю? Но замок его крепок, провианта у него достаточно, так что осаду можно выдержать. А противник? Раз он сжег склады с провиантом, значит, длительную осаду не планирует, хочет сразу пойти на штурм. Ну что же, пусть попробует! Скрываясь за прочными стенами. Певерел избежит потерь, а урон нападающего будет большим. Певерел еще посмотрел на пожарище и постарался унять расходившиеся нервы. Крепость неприступна. «Только бы не поддаться на уловки противника, не выйти из-под защиты стен. Надо ждать, пусть проявит себя».