Война на Свалке - Олег Волков

— Или уже не владеют, — вслух сам себя поправил Чаг.

С приходом Первого ударного столица колонии, некогда многолюдный и шумный город, превратилась в поле боя. Из распахнутых дверей «Зелёной горошины» уже более не доносится обалденный запах жаренной говядины по особому рецепту матушки Шныка. А по самой Гороховой улице уже невозможно пройтись без борга. Незаметно Чаг всё же уснул, словно погрузился в небытие.

Шорох и громкое сопение прозвучали словно раскат грома. Чаг моментально проснулся и схватил автомат. Указательный палец упёрся в спусковой крючок. В пещеру кто-то ломится. Прежде, чем лечь спать, Чаг засыпал вход, но теперь в маленькую пещерку вновь пробиваются полоски света.

Чаг перевернулся на живот. Неужели выследили? Гады! Тогда… Почему не пустили вперёд «Муравья»? На всякий случай Чаг всё же убрал палец со спускового крючка.

Между тем неизвестный залез в пещеру, но вдруг резко дёрнулся назад.

— Кто здесь?

Выразительно щёлкнул затвор.

— Шнык! Дружище! Живой! — вне себя от радости Чаг попытался вскочить на ноги, но только гулко припечатался шлемом о свод пещеры.

— Непоседа? — удивлённо воскликнул Шнык. — Ну ни хрена тебя не берёт! Я же сам видел, как тебя «Млада» накрыла.

— А вот и хрена! — Чаг выбрался из пещеры и сжал в объятиях старого друга.

Это надо же: тот, кого успел похоронить, жив! Цел! И даже невредим!

— Шнык, Шнык. Да как же так! Я ж тебя похоронил, — едва не плача от радости, признался Чаг.

— Так ведь и я тебя, дружище, тоже, того, успел, — чуть не всхлипывая, объяснил Шнык. — Сам же видел, того, взрыв.

— Рассказывай! Рассказывай! Как тебе удалось выбраться?

— А вот так и удалось, — Шнык отпустил Чага. — Я из зоны обстрела выбрался. Почти. Оглянулся… А и нет никого. Дальше рванул. В щель какую-то забился. Тут, к счастью, меня землей засыпало. Так и просидел, пока «Млады» нас утюжили, а потом «Дрозды» сверху поливали. Насилу ночи дождался и ушёл. Но отклонился сильно, часа три «Ползуна» искал. А как ты сумел выбраться?

— Да также, как и ты.

Чаг самым подробным образом рассказал, как тот самый взрыв не убил, а только сбил с ног и засыпал землёй. Как лежал в полузабытье и считал в ожидании ночи. Как потом выбрался и сумел дойти до «Ползуна».

Как бы не была велика радость от встречи, но они оба сильно устали. Шнык заменил кислородные баллоны, хлебнул «похлёбки» и завалился спать. В пустыне снова установилась отличная погода. Ни к чему маячить на поверхности.

Друзья великолепно отоспались, ещё раз перекусили, но… к наступлению ночи никто более так и не вернулся.

— Фартовые мы с тобой, — печально заметил Шнык. — Пошли давай. Если кто из ребят и выжил под снарядами «Млад», то у них всё равно закончился кислород.

— Пошли, — нехотя согласился Чаг. — Только давай, на всякий случай, оставим кислород и «похлёбку».

— Давай, — не стал возражать Шнык.

Едва окончательно стемнело, как друзья отправились в обратный путь. Всего через пару переходов они доберутся до Зоны № 2 и будут в безопасности. Цена десятиминутной записи на портативной видеокамере в кармане разгрузки Шныка — ровно три человеческие жизни.

Глава 23. Обед в кают-компании

— Приятного аппетита, уважаемый, — стюард, с отточенным до совершенства поклоном, поставил на стол перед Рекоу тарелку с зелёным салатом.

— Благодарю вас, — ответил Рекоу.

Лёгкая закуска перед основным блюдом в виде слегка спрессованного цилиндрика. Сверху зелёная веточка укропа. Рекоу вилкой разворошил цилиндрик. Вроде салат как салат: кусочки мяса, картофеля, огурца, морковки и чего-то там ещё. Рекоу подцепил аппетитные кубики на вилку и отправил их в рот. Укроп, быстрей всего, натуральный. А вот всё остальное, Рекоу прожевал и проглотил, стопроцентная синтетика.

Впрочем, на борту боевого корабля глупо ожидать чего-то большего. Радоваться нужно, что команду линкора кормят пусть и синтетической, но почти настоящей едой. Солдатам на поверхности Свалки вообще приходится довольствоваться противной «похлёбкой». Рекоу заработал вилкой.

Каким бы огромным не был бы линкор «Ингар», каким бы просторным не был бы его вращающийся модуль, но жилое пространство с почти нормальной гравитацией всё равно в большом дефиците. В кают-компании, она же столовая, собрались офицеры линкора.

Рекоу отправил в рот очередную порцию салата и блаженно улыбнулся. Если не обращать внимания на едва уловимый привкус синтетики, то в столовой линкора кормят почти как в самом настоящем ресторане. Главное, здесь можно перекусить по-человечески: сидя на стуле за круглым столом с белой скатертью, а не болтаясь в невесомости с тюбиков в зубах всё той же мерзкой «похлёбки».

— Разрешите присесть. Надеюсь, я вам не помещаю.

Рекоу поднял глаза. Возле столика стоит контр-адмирал Нинчан, капитан линкора «Ингар». В табеле о рангах Первого ударного он занимает второе место после адмирала Крилла.

— Да, да. Прошу вас, присаживайтесь, — вежливо разрешил Рекоу.

Отодвинув стул, контр-адмирал присел рядом. Тут же появился стюард и разложил перед капитаном столовые приборы. Последним на белоснежной скатерти появилась тарелочка с салатом, столовая линкора всё же не ресторан, меню и винной карты здесь нет.

Внешне контр-адмирал Нинчан образец старого космического волка. Среднего роста, подтянутый и ухоженный. Офицерская форма блестит безукоризненной чистотой и выправкой. Пусть контр-адмирал тщательно следит за собой, но возраст всё равно берёт своё: коротко стриженные волосы Нинчана давно поседели.

В принципе, контр-адмирал человек неплохой, можно даже сказать порядочный. Не отъявленный карьерист, место капитана линкора заслужил долгой и честной службой. Говорят, это его должны были назначить командующим Первым ударный флотом, когда адмирал Шнобир ушёл в отставку. Впрочем, Рекоу насторожился, контр-адмирал не зря присел за этот столик. Офицеры «Ингара» предпочитают собственную компанию. За два месяца Рекоу привык обедать в одиночестве.

— Утус Рекоу, — заговорил контр-адмирал, — Не желаете спуститься на поверхность? Размять, так сказать, ноги. Не надоело ли вам сидеть взаперти?

— О нет. Что вы, — Рекоу отреагировал как полагается: в меру бурно, в меру сдержанно. — Вы же прекрасно знаете, что, согласно пункту 15 моего контракта, никто, даже адмирал Крилл, не имеет права приказать мне покинуть борт линкора. К тому же, я читал сводку погоды: на кратер Финдос надвигается сильный шторм. Боюсь, мою вязанную шапочку унесёт ветром.

— Конечно знаю, уважаемый, — примирительно произнёс контр-адмирал Нинчан. — Мы вот тут гадаем: неужели вы и в самом деле боитесь пресловутого проклятия Свалки?

Рекоу отодвинул в строну пустую тарелку. Ловкий стюард тут же её унёс.

— Да, боюсь. И совершенно не стыжусь в этом признаться, — ответил Рекоу.

— Но это же… суеверие.

— Может быть и суеверие, — легко согласился Рекоу. — Но я не хочу проверять его на себе. Я и так прожил на этой планете больше двадцати лет. Поверьте мне: это были далеко не лучшие годы. Тюрьма, рудники, крошечные островки зелени под куполами, простоватые аборигены и злые на весь мир заключённые. Один раз Свалка отпустила меня. Испытывать судьбу повторно я не желаю.

Стюард принёс первое блюдо, наваристый суп с теми же веточками укропа и тарелочку с аккуратно порезанными кусочками хлеба.

— Признаюсь, — контр-адмирал Нинчан отломил кусочек хлеба, — Среди офицеров давно ходят самые невероятные байки о тот, как вы увезли на Мирем вашу старшую дочь. А вот спросить у вас подробности никто не решается. Ведь… какой бы убогой не была Свалка, она её родина.

— Да-а-а, было дело, — Рекоу улыбнулся. — Запихать Апилию в анабиозную капсулу и вывести со Свалки было легко. А вот как она отреагировала на переезд… Как адаптировалась в совершенно чужом мире… Вот где было по настоящему трудно и смешно.

Первые две недели она наотрез отказалась выходить из своей комнаты. Только мать пускала, а в меня кидала всё, что только под руку попадёт. Один раз ножиком запустила. К счастью, рукояткой задело. Потом решила засудить меня и побежала за помощью к легионерам (обобщающее название борцов за права человека).

Как она потом сама рассказала, в первой же конторе её встретили с распростёртыми объятиями и даже обрадовались редкой возможности засудить жестокого родителя. Но! Когда она начала излагать обстоятельства, лицо самого главного легионера сначала вытянулось от удивления, потом окаменело от напряжения, а потом самый главный легионер заржал во всё горло. Следом загоготала вся контора. Мою дорогую дочурку подняли на смех самым похабным образом. Апилия, оскорблённая в лучших чувствах, вылетела на улицу с гордо задранным носиком.