Репетитор - Питер Абрахамc

Дождь со снегом, ветер, зажженные фонари (сегодня еще темнее, чем вчера), облака висят так низко, что, кажется, зацепляются за деревья. Но Скотт просто сиял. Пятнадцать тысяч! Он близится к своей цели. Он едва заставил себя пойти на работу, сесть за стол и начать выписывать страховки — медицинскую, от несчастных случаев, домашнего имущества, автомобильные, «зонтичные страховки».[25] Все платят за то, чтобы сохранить то, что имеют. Скоро он перейдет на другой уровень, будет получать больше, настолько больше, что работа просто не будет иметь никакого смысла.

В конце дня акции «Кодеско» стоили уже восемь с половиной, упав, таким образом, на двадцать пять центов. Тридцать семь с половиной тысяч долларов. Это вам не выплаты по страховке, это преумножение. Что, если акции «Кодеско» не остановятся на четырех или пяти, а упадут до трех или даже двух? Скотт играл с цифрами. Они казались ему такими красивыми. По дороге домой он заглянул в турфирму, а потом с удовольствием выложил на кухонный стол четыре авиабилета.

— Что это? — спросила Линда.

— Атлантис.

— Класс! — воскликнула Руби.

— Что здесь происходит? — спросила Линда.

— Мы что, едем в Атлантис? — спросил Брэндон.

— Когда? — спросила Руби.

— Завтра утром, — ответил Скотт. — Вылет в девять сорок пять из Брэдли. Прямой рейс. Будет неплохо попасть туда к обеду.

— Что такое Атлантис? — спросила Линда.

— Ты что, правда, не знаешь? — переспросил Брэндон.

— Райский остров, Лин, — объяснил Скотт. — Курорт с подводным парком, который можно осмотреть, гуляя по стеклянному тоннелю.

Руби приплясывала вокруг стола.

— Но завтра еще только пятница, — сказала Линда.

— Вернемся в воскресенье вечером. Загорелые и пропахшие морем.

— Пятница — учебный день.

— Ну мама!

— И рабочий день тоже.

— Я уже отпросился, сославшись на болезнь, — сказал Скотт.

Дети рассмеялись, потому что у него в принципе был свободный график, и он мог появляться на работе, когда захочет. Правда, он никогда этим не пользовался.

— Вы прекрасно можете заразиться от меня тем, чем я болею.

Дети снова рассмеялись, а Линда нахмурила брови и наморщила лоб:

— Откуда у тебя такие деньги? Куда ты влез, Скотт? Мы не можем себе этого позволить.

— Вполне можем.

— Чем ты расплатился? Можем ли мы сдать билеты?

— Наши деньги надежно размещены и преумножаются.

— Ты что, выпил?

— Еще нет.

Тут он пожалел о том, что не догадался купить бутылку шампанского. Линда посмотрела на него, потом достала из конверта билеты и посмотрела на них:

— Первый класс? Ты с ума сошел.

— Первый класс! — радостно воскликнул Брэндон.

— Я буду заказывать все, — мечтательно произнесла Руби.

— Скотт! Я требую объяснений! Сию минуту!

Он подошел к ней и обнял ее за плечи:

— Я знаю, как ты любишь солнце. Загар просто прекрасен.

— Надеюсь, я не загорю.

Линда вырвалась из его объятий.

— Просто у меня был удачный день сегодня. Мне жаль тех, кто не умеет радоваться.

— Ты все это заработал? — спросила Руби.

— Что значит «удачный день»?

— На фондовой бирже.

— Ты участвуешь в торгах?

— Ты что, подражаешь своей бабушке-еврейке?

— Как эти ребята-комики из телешоу, — сказала Руби.

Линда повернулась к ней:

— Замолчи и иди в свою комнату. Ты говоришь омерзительные вещи, Скотт.

— Извини, — сказал Скотт. — Я не хотел тебя обидеть. Но что такого в торгах? Я просто сделал ставку, потому что получил кое-какую информацию.

— Сколько ты заработал, пап? — спросил Брэндон.

Скотт прикинул в уме. Не стоит говорить им про тридцать семь с половиной тысяч.

— Семнадцать с лишним тысяч. Пока.

Брэндон расцвел от гордости. Чертовски приятно.

— А стоимость этой поездки составляет всего четверть этой суммы. Все включено. Ну, что скажешь?

Линда посмотрела на Брэндона, который внимательно за ней наблюдал. Потом на Руби, которая даже и не думала идти в свою комнату и едва сдерживалась, чтобы не начать приплясывать по кухне. Он был уверен, что она думала над тем, что случайно сказала. Линда улыбнулась. Это была немного натянутая улыбка. Морщинка все еще пересекала лоб, но она сказала:

— Хорошо.

Следующий момент был моментом счастливого безумия. Зиппи совершенно перестал контролировать себя. Лаял, царапал свою миску и в конце концов смахнул хвостом коробку с сухим кормом, которая стояла на столе.

— А куда мы денем Зиппи?

— Мы отвезем его в питомник утром.

— Мы не можем так поступить. Он терпеть не может питомник, — сказала Руби. — И, по-моему, нам в прошлый раз сказали, что его больше не оставят там ни на минуту.

Все уставились на Зиппи. Он ел сухой корм прямо с пола и почему-то рычал.

— Слушайте, может, попросить Джулиана, чтобы он побыл с ним, пока мы в отъезде? Зиппи так любит его.

— Замечательная мысль. Какой у него телефон?

— Слушайте, по-моему, мы злоупотребляем любезностью Джулиана.

— Мы ему за это заплатим.

Скотт набрал номер Джулиана:

— Привет! Как дела?

— Спасибо, не жалуюсь. А у вас?

— Все замечательно.

Скотт услышал завывания ветра на улице. Сырые простыни хлопали по окнам. Завтра в это же время он будет сидеть в баре на пляже и радоваться жизни.

— Мы хотим попросить тебя об одном одолжении.

— Да, конечно.

Скотт все ему рассказал.

— Безусловно, мы заплатим тебе за это.

— Вот это уже лишнее. Я с радостью переменю обстановку.

Руби побежала наверх, чтобы упаковывать вещи.

24

— Какую из комнат я могу занять? — спросил Джулиан.

Руби спустилась вниз с рюкзачком. К счастью, в нем не было никаких школьных принадлежностей. Они были разбросаны по комнате. Зато там было полно других вещей, которые можно проносить в самолет, — компакт-диски, плеер, цветные карандаши, жвачка, конфеты, сборник рассказов о Шерлоке Холмсе. Папа взглянул на маму:

— Я думаю, ту комнату в конце коридора. Ту, которая свободна.

— Я могу постелить себе на кушетке, скажем, в гостиной.

— Нет-нет.

«Хватит болтать», — подумала Руби. Чтобы вежливо сменить тему, она спросила:

— Брэндон уже встал?

— Он самый первый проснулся. Укладывает вещи в машину.

— Боже мой!

Спящий красавец уже работает, а за окном еще даже не рассвело. Руби прошла в гараж. Он действительно был там. Помытый, аккуратно одетый. Волосы намазаны гелем.

— Слушай, давай сюда рюкзак.

Руби вручила ему рюкзак. Он прекрасно разместился рядом с сумкой с теннисными принадлежностями.

— А маски и очки взяли? — спросила она.

— Все взяли.

— И мои тоже?

— А ты с нами едешь?

— Угу.

— Значит, и твои тоже взяли.

Спящий красавец пробуждается ото сна и становится Верным Помощником. У нее возникло безумное желание броситься ему на шею и поцеловать его. Может быть, даже сбросить один тапок, как девушки, встречающие солдат, вернувшихся с войны.

— А Триш знает, что мы уезжаем?

— Тебе-то какое дело?

Все вернулось на круги своя. Она решила приберечь поцелуй до лучших времен.

К ним пришел Зиппи. Он тихонечко скулил.

— Он плачет, — сказала Руби.

— Что за телячьи нежности! — сказал Брэндон, укладывая маленький квадратный чемодан с мамиными туалетными принадлежностями.

— Он не со зла, — сказала Руби Зиппи, наклоняясь и крепко обнимая его. — Все тебя любят.

Он облизал ее лицо.

— Бедняжка! Он все понимает.

Она позвала его на кухню, насыпала ему полную миску корма и налила воды. Зиппи даже не посмотрел на еду, что было совсем на него не похоже.

— Мы очень быстро вернемся, — сказала она, поглаживая его за ушами.

Он продолжал скулить и смотрел на нее большими глазами, подобно святым с картин того художника, который изображает всех худыми и длинными.

— Не переживай. Я о нем позабочусь, — сказал Джулиан, который наблюдал за этой сценой.

— Спасибо, Джулиан. Это не составит тебе никакого труда, и вы с ним здорово проведете время.

Она открыла один из шкафчиков:

— Ему нужно давать миску корма каждый вечер, но иногда он бывает голодным и с утра. Также он время от времени ест собачьи консервы. Вот это угощение для особого случая, а это игрушки. Иногда ему нравится приносить брошенные игрушки. Он ведь наполовину ретривер.

— Руби! — крикнул папа из гаража. — Чего ты там копаешься?

— Не давайте ему костей. Это ему вредно.

— Понял.

— Даже несмотря на тот факт, что он всеядный.

— Руби! — снова позвал папа из гаража.

— Пока, Зиппи.

Она поцеловала его:

— Я так люблю тебя.

Он лизнул ее в ответ так, как будто бы они прощались навсегда.