Маленький, большой - Джон Краули

Август вылез из автомобиля, отвязал беличий хвост: его необходимо вернуть; может быть, они Как-то возвратят ту плату, которую он заплатил за все это; и, скользя и спотыкаясь в своих лакированных туфлях соблазнителя, побрел в лес.

— Мама? — удивленно спросила Нора, остановившись в холле с пустой чашкой и блюдцем в руках. — Что ты тут делаешь.

Вайолет безмолвно стояла на лестнице, не шелохнувшись, с отрешенным, сомнамбулическим видом. На ней было надето платье, которое Нора не видела несколько лет.

— Об Августе ничего не слышно? — спросила она тоном, заранее предполагающим отрицательный ответ.

— Нет. Ничего.

С того дня, когда сосед сообщил им, что обнаружил в поле брошенный на волю стихий «форд» Августа, прошло две недели. После долгих колебаний Оберон предложил Вайолет обратиться в полицию, но она настолько иначе думала обо всем происшедшем, что Оберон усомнился, слышала ли она его вообще: судьбу, уготованную Августу, с помощью полиции невозможно было ни изменить, ни даже хоть как-то выяснить.

— Знаешь, это я виновата во всем, — сказала Вайолет слабым голосом. — Что бы там ни случилось. Ох, Нора, Нора.

Нора бросилась к ней, так как Вайолет, покачнувшись, села на ступеньки, словно у нее вдруг подкосились ноги. Она взяла Вайолет за руку, чтобы помочь ей подняться, но Вайолет схватила предложенную ей руку и стиснула так, будто не она, а Нора нуждалась в помощи. Нора опустилась на ступеньку рядом с ней.

— Как я ошиблась, какая же я бестолковая, — проговорила Вайолет. — Дала маху, сглупила. И вот видишь, что из этого вышло.

— Не понимаю, — отозвалась Нора. — О чем ты говоришь?

— Я ничего не видела… Я думала… Послушай, Нора: я хочу поехать в город. Хочу увидеть Тимми и Алекса, побыть у них подольше, повидать их малыша. Ты поедешь со мной?

— Конечно, — кивнула Нора. — Но…

— Вот и хорошо. Да, Нора. Твой молодой человек.

— Какой молодой человек? — Нора потупилась.

— Генри. Харви. Может быть, ты думала, что я не знаю, но я знаю. Я думаю… Я думаю, что ты и он…Вы должны поступать так, как вам нравится. Если тебе когда-нибудь покажется, будто я говорила что-то против, знай, что это не так. Ты должна делать именно то, что тебе по сердцу. Выходи за него замуж, уезжай…

— Но я не хочу уезжать.

— Бедняжка Оберон, теперь-то уже, наверное, поздно: войну он прозевал и…

— Мама, — перебила ее Нора, — о чем ты говоришь?

Вайолет помолчала. Потом повторила:

— Это моя вина. Я не подумала. Это очень тяжело — мало знать или догадываться о немногом, и не хотеть помочь или хотя бы увидеть, что все идет хорошо; трудно не бояться, не думать, что достаточно малой малости — самой малой: сделаешь ее — и все испортишь. Но ведь это не так, правда?

— Не знаю.

— Да-да, не так. Видишь ли, — Вайолет стиснула тонкие, бледные руки и закрыла глаза. — Это — Повесть. Только длиннее и необычнее, чем мы себе представляем. Длиннее и необычнее, чем мы можем себе представить. А то, что ты должна делать, — Вайолет открыла глаза, — то, что ты должна делать и что должна делать я, это — забыть.

— Забыть что?

— Забыть о том, что Повесть рассказывается. Иными словами — о, неужели тебе непонятно? — если бы мы не знали то немногое, что знаем, мы бы никогда не вмешивались, никогда не портили дело; но мы знаем, только вот знания нашего недостаточно; и потому угадываем мы неверно, запутываемся, и нас приходится поправлять способами — порой такими причудливыми, что… О, бедный, дорогой Август! Самый вонючий, самый шумный гараж был бы лучше, я знаю, что это было бы так…

— Но как тогда насчет особой судьбы, — Нору встревожило отчаяние матери, — насчет Защищенности и всего прочего?

— Да, — откликнулась Вайолет. — Возможно. Но это мало что значит, раз мы не можем ничего понять, не можем разгадать смысл. Поэтому мы должны забыть.

— Разве мы сумеем?

— Мы не сумеем. — Вайолет устремила вперед пристальный взгляд. — Но мы можем молчать. И умно распорядиться нашими знаниями. И еще мы можем — о, до чего же это странный, ужасно странный способ жить — мы можем хранить тайны. Ведь можем? Ты можешь?

— Наверное. Не знаю.

— Что ж, нужно научиться. Мне тоже нужно. Нужно нам всем. Никогда не рассказывать о том, что знаешь или что думаешь: этого никогда не будет достаточно и никогда не станет истиной ни для кого, кроме тебя самого, в том виде, в каком это представляется тебе; никогда не надеяться и никогда не бояться; и никогда, никогда не принимать их сторону против нас, и все же — я, правда, не знаю, как — но Как-то им доверять. Мы должны вести себя так отныне и всегда.

— И долго?

Прежде чем Вайолет успела ответить, если нашла бы ответ, дверь библиотеки, видневшаяся сквозь толстые перила, со скрипом отворилась; показалось бледное, измученное лицо и вновь исчезло.

— Кто это? — спросила Вайолет.

— Эми Медоуз, — ответила Нора и покраснела.

— Что она делает в библиотеке?

— Она пришла в поисках Августа. Она говорит, — теперь Нора стиснула руки и закрыла глаза, — она говорит, что ждет ребенка от Августа. И недоумевает, куда он пропал.

Семя. Вайолет вспомнила миссис Флауэрз: Это Повесть? Надежда, удивление, радость. Она едва не рассмеялась легкомысленным смехом.

— Ну да, я тоже недоумеваю. — Она просунулась между перилами и сказала: — Выходи, золотко. Не бойся.

Дверь приоткрылась ровно настолько, чтобы Эми могла выскользнуть, и, хотя девушка осторожно притворила ее за собой, дверь, защелкнувшись на замок, грохнула с протяжным гулом.

— О, — тихо вскрикнула девушка, не сразу узнав женщину на лестнице. — Миссис Дринкуотер.

— Подойди сюда, — проговорила Вайолет. Она похлопала себя по коленям, словно приглашая запрыгнуть туда котенка. Эми поднялась по лестнице туда, где сидели Вайолет с Норой — посреди пролета. Она была в домашнем платьице, в толстых чулках и выглядела еще прелестней, чем запомнила Вайолет. — Ну, а теперь расскажи, что случилось.

Эми села ступенькой ниже, съежившись с несчастным видом, с большим мешком на коленях, словно беженка.

— Августа здесь нет, — сказала она.

— Да, это так. Мы… мы сами точно не знаем, где он. Эми, теперь все будет хорошо. Не волнуйся.

— Нет, — мягко возразила девушка. — Теперь уже никогда не будет хорошо. — Она подняла глаза на Вайолет. — Он сбежал?

— Думаю, что да. — Вайолет обняла Эми одной рукой. — Но, может быть, он вернется, возможно… — Она отвела в сторону волосы Эми, которые прямыми прядями печально занавешивали ей лицо. — Сейчас иди домой и не тревожься, все обойдется, все к лучшему, вот увидишь.