Поиск-85: Приключения. Фантастика - Герман Подкупняк

Игнат Тихонович выглядел растерянным и смущенным, нервно тер испачканные машинным маслом руки. Испуганное выражение не сходило с его лица во все время разговора. Евсеев старался взять такой тон, при котором скованность собеседника исчезла бы.

Карасев подтвердил, что знакомство с Васильевым у него давнее, отношения дружеские. Делить, как говорится, было нечего. Выпивали, само собой, иногда. Пивком, в основном, баловались. На вопрос, что он, Карасев, думает о гибели приятеля, неопределенно развел руками.

— Так ведь кто ж его знает, как все получилось… Задохнулся в дыму. От своей же папиросы, пожарники говорят, загорание произошло. И милиция с ними согласная.

— Вы с ним пили в тот вечер?

Карасев отвел глаза.

— Было дело.

— И как было дело? Вы когда уходили, он еще не спал?

— Спал, спал. Все ушли. Вино выпито, хозяин спит, чего еще?

— Но спящий-то он курить не мог?

— Почему? Проснулся, закурил, опять уснул. У нашего брата, куряк, завсегда так. В ночь-полночь эту соску сосем. Особенно по пьяному делу…

— Кто еще кроме вас был? Что за люди?

Евсеев видел, что отвечать на этот вопрос Игнату Тихоновичу ой как не хочется! Он даже вспотел и заерзал на стуле.

— Так это… Я их и не знаю вовсе… Посторонние, можно сказать, люди.

— Что ж вы с посторонними пьете? И часто так бывает?

— Да нет! Впервой. Этих я вообще раньше не видел.

Это утверждение расходилось с тем, что рассказывала Дарья Семеновна. Были, следовательно, причины, по которым Карасев стремился избежать этой темы. Но врать он явно не умел.

— Как же так? Клюева-то вы должны знать. — Капитан дал понять, что ему известно гораздо больше, чем Карасев мог предполагать. Игнат Тихонович от вопроса как бы сжался, исподлобья взглянул на своего собеседника и принялся шарить по карманам в поисках спичек; папиросу он уже давно держал в пальцах.

— Курите, курите, — поощрил Евсеев. — Пусть меня ругают, если что. Да и выветрится — окна открыты.

— Оно конечно… Только я-то этому Клюеву никакой не друг, не товарищ. Про дела его не знаю ничего.

Евсеев видел: Карасеву стыдно за свою ложь, и сейчас он будет говорить все, что знает.

— Я вас про дела Клюева и не спрашиваю. Расскажите мне подробно, что было в тот вечер. Кто был и что делал. И больше от вас ничего не требуется.

— А что, сомнение какое у милиции есть?

— Про сомнения потом поговорим. Нам надо знать, что происходило в тот вечер у Васильева дома. Раз вы там были, говорите все, что вам известно. Вы не первый день живете на свете, понимаете что к чему. Я вас спрашиваю: кто был? Не заставляйте меня подсказывать. Чем подробней изложите, тем лучше.

Евсеев чуть было не-сказал «для вас». Но вовремя остановился. Карасев, скорее всего, ни при чем. Он свидетель. Зачем его пугать?

— Верно, был Клюев. «Клювом» его дразнят.

— Еще кто? Давайте так, чтобы мне не тянуть из вас клещами. Мы сейчас с вами просто беседуем, как знакомые. Зачем вам, чтобы беседа была перенесена в казенное присутствие?

Это подействовало.

— Был еще Мускул, да Витька со Степановой работы. Ну и все вроде…

— А если без «вроде»? Был еще кто-нибудь?

— Мог же кто-то зайти, потом выйти. Я ведь за швейцара не стоял.

— Чем занимались?

— Ну это… Вино пили.

— За чей счет? Кто платил?

— Все платили. Скидывались, как всегда. И Степан, и Витька, и я. А у тех бичей денег никогда не бывает.

— Что произошло потом? Была драка?

— Не было драки, — хрипло вымолвил Карасев. Он чиркнул спичкой, стараясь поджечь потухшую папиросу. Руки его дрожали.

— Это все Мускул.

И, видя, что капитан ждет продолжения, заговорил:

— Когда подпили, Степан ни с того ни с сего стал болтать, что скоро на «Волге» разъезжать будет. «Что, очередь подходит?» — это Клюв его подначивает. А Степан пьяный шебутной. «Я, — говорит, — и без очереди возьму!» — «А деньги где, в чулке, поди?» — это уже Мускул подзуживает. Степа духарится: «Не твое, мол, «гортоп», дело! Как ты, копейки на пиво не считаю!» Мускул проглотил, только хихикнул: «Во дает!» А тут последнюю бутылку разлили. Вроде бы надо еще сбегать, пока не поздно. Я «рябчик» вынул, Витька тоже. Степа чего-то замешкался. Мускул к нему: «Ты, мильенщик, чего жмешься?» Степан возьми да фигу ему под нос сунь. Тот его по руке. Степан поорал, попетушился, да все на него насели, успокоили, уговорили. Вытащил он откуда-то червонец, бросил на стол. Мускул сразу его подхватил, в магазин побежал.

— Разве еще торговали водкой?

— Мускулу без разницы. Он да не принесет! Приволок все, что надо. Ну и все, что я знаю. Потому как едва успел я еще сотку принять, как моя Дашка прирулила. И понесла на нас. Клюв с Витькой сразу слиняли, а Мускул хорохорится: что, мол, за начальство такое! Нечего, мол, тут командовать. Но моя баба тоже не из пугливых, видала она всяких, такое ему сказанула, что он сразу отвял. А меня домой увела. А утром слышу, беда со Степаном…

— Вас жена увела, гости разошлись, Васильев один остался. А вернуться никто не мог? Водка-то, как я понял, оставалась еще?

— То-то и оно. Вернулся кто или нет — не знаю, но водка точно оставалась. Мускул одну-то бутылку в угол поставил, распечатать еще не успели. И Степан еще не спал, хоть и тяжелый уже был. Ну он все равно бы о ней вспомнил… Свет у него еще горел, когда мы к своему дому подходили.

Так. Никакой водки в доме покойного обнаружено не было. Значит, кем-то она была выпита или унесена. Выходит, кто-то вернулся. А Игнат Тихонович, похоже, действительно ничего не знает. Про билет он, надо думать, не в курсе. Ничего такого, что могло бы заинтересовать органы правопорядка, в его поступках нет.

Глава девятая

Иногда полезно притвориться спящим

Незадачливый компаньон Ники проснулся ближе к вечеру. Он с трудом сообразил, где находится. Но тут появился хозяин номера. Он мурлыкал что-то себе под нос и, судя по всему, занимался хозяйственными делами. Заметив, что гость проснулся, приветствовал его радостным восклицанием:

— Бах! Однако проснулся? Это хорошо.

— А где все? — сильно севшим голосом осведомился бородатый.

Хозяин либо не расслышал вопроса, либо не счел его достойным внимания. Он рассказывал:

— Есть люди, выпьют, голова болит. Я сколько хочешь выпью — не болит. А чему болеть? Это же кост! — И рассмеялся резким гортанным смехом.

Он был сейчас без своей устрашающих размеров кепки. Это обстоятельство давало ему возможность со смаком постучать себя по темени костяшками пальцев и повторять с видимым удовольствием: «Это же кост!» Сдвинув прилипшие ко лбу волосы, еще несколько раз повторял полюбившееся выражение, заливаясь смехом.