Призраки не умеют лгать - Анна Сокол

Деревянный скелет беседки вынырнул с левой стороны. Впереди уже виднелись памятники аллеи славы, тёмные подвижные пятна траурных костюмов, когда чтото тяжёлое с силой врезалось мне в спину.

— Помог… пфф, — падение о землю выбило остатки дыхания.

— Надо умереть, — в голосе псионника послышался укор.

Он ухватился за мою правую ногу и потянул, оттаскивая назад. Я вцепилась в землю руками, до боли загоняя грязь под ногти и сдирая ладони.

— Аааа, — я подняла голову, наткнулась взглядом на знакомую фигуру, и крик утих, так толком и не возникнув.

Мы были далеко, и ручаться я не могла, но эта походка, этот оборот светловолосой головы, эта высокая фигура. Демон. Где же ему быть, как не здесь!

— Надо! — припечатали убеждённостью изза спины.

"Нет", — эхом ответил внутренний голос, который я иногда принимала за бабушкин. Та нотка упрямства, что досталась мне от неё, пусть и не по линии крови.

Я упёрлась руками в землю и перевернулась, чувствуя, как скользит в крепком захвате лодыжка, как она тормозит движение, в которое вложена вся сила и резкость. Словно пытаешь выполнить горизонтальный пируэт. Красивого, как в кино, приземления не получилось. Шваркнувшись больным плечом, взвизгнула и перекатилась на спину. Ногу больше ничто не удерживало.

Мужчина склонился надо мной, заслоняя полнеба и несмелое рассветное солнце, как великан из сказки. Из злой сказки. Его ладонь сгребла мой камень разума и потянула. Кад-арт показался мне очень маленьким и хрупким в огромной мозолистой руке. Звенья глухо звякнули, два оборота вокруг кулака, и цепочка сократилась вдвое, обвиваясь вокруг чужой плоти. Два рывка, и я, как вздёрнутый на поводке пёс, поднялась, повинуясь чужому желанию. Какая короткая у меня цепочка! Какая короткая жизнь!

— Надо, — в третий раз повторил он. Тихо. Интимно. Словно признавался в любви.

— Ах — шшш.

Из горла вырвалось шипение. Руками я попыталась ослабить захват, но цепочка безжалостно врезалась в кожу. В его. И в мою. Поэтому я потянулась к бесстрастному отчуждённому лицу. Первым желанием было вцепится и располосовать эту маску, но в последний момент разуму удалось взять панику под контроль. Ладони дрожали, и прикосновение к холодной, словно восковой, коже вышло смазанным, но никак не агрессивным.

— Не — кхх… это не… ты, — я выдохнула всё, что было в груди.

Глупая попытка. Это в других реальностях, созданных фантазией писателей, чары спадают, когда прекрасная принцесса на краю гибели молит заколдованного принца о пощаде. На крайний случай злодей может устыдиться и раскаяться. И всё же я должна была попытаться.

Он дёрнулся, словно его ударили. Цепочка полоснула по коже, как леска. Мне показалось, что голова оторвалась, настолько лёгкой она стала. На долю секунды. Пока не увидела псионника, сжимающего в руке блестящий кристалл кад-арта. Его будто высеченное из камня лицо по — прежнему было лишено эмоций.

Ктото мне говорил, что в цепочках специально оставляют слабое звено, обычно в районе карабина, чтобы сохранить здоровье их хозяину в момент кражи. Мне повезло, не поддавшись моде, я не повесила камень разума на цветной шнурок или тесёмку. Какой только абсурд не лезет в голову в такой момент.

На ноги мы встали одновременно, с одной незначительной разницей. Псионник выпрямился во весь рост. Я была меньше, и не стала дожидаться следующего удара, не разгибаясь, боднула головой в… куда достала. В живот. Или чуть ниже. Опыта в драках у меня кот наплакал.

Псионник согнулся и стал заваливаться назад, и я по инерции вместе с ним. Теперь точно знаю, что это кто угодно, но не Илья. Против специалиста у меня не было бы ни малейшего шанса.

Мы упали на землю. Он снизу, я сверху. Я стала судорожно отползать, но, как это бывает при чрезмерном старании, ничего не получалось. Ладони и локти всё время натыкались на чтото не то, на чтото мягкое, упереться, как следует, не получалось, тело беспомощно ёрзало, на глаза навернулись запоздалые слезы, то ли от страха, то ли от бессилия.

На самом деле я возилась не дольше нескольких мгновений, но время — понятие относительное. Иногда оно несётся так, что не успеваешь и оглянуться, а иногда растягивается, словно мыльный пузырь, вмещая в себя кучу событий.

То, что меня до сих пор не схватили, за волосы, к примеру, и не стукнули, скорее, насторожило, чем обрадовало. Скатившись, я позволила себе брошенный искоса взгляд, так смотрит загнанный заяц на лису, в последний момент павшую к его ногам, вместо того, чтобы укусить.

Псионник лежал. Не двигался, не порывался встать. Я приподнялась на четвереньки и заглянула Лисивину в лицо, с которого, словно маска, слетело бесстрастное выражение. Изпод полузакрытых век виднелась часть глаза — узкая белая полоса с тоненькими паутинками лопнувших сосудов. Изпод белоснежных разметавшихся волос с запутавшимися в них ошмётках листьев, веток и прочей грязи вытекала, ширясь на глазах, красная лужица. Она должна быть красной. Кровь моментально чернела, впитываясь в землю, оставляя за собой тёмное неопрятное пятно.

— Дядя Илья, — от страха соображала я неважно, — Вам плохо?

Если б он сейчас встал и заверил, что всё отлично, я б ему поверила. Честное слово. Потому что мне очень хотелось, чтоб это было так.

— Пожалуйста, — неведомо кому взмолилась я, и, вцепившись руками в отвороты распахнутой куртки, затрясла Лисивина.

Голова псионника упала на бок, обнажив влажно поблескивающий круглый бок камешка. Камня, обточенного со всех сторон временем до полной гладкости. Кровь потекла сильнее, пропитывая насквозь серый воротник.

Теперь я действительно убийца.

Из горла вырвался хрип, руки задрожали. Дыхание стало частым, никак не получалось набрать побольше воздуха. Пальцы впились в землю, выхватывая из грунта омерзительно мягкие куски

Я. Убила. Человека. Осознание содеянного, сотней, нет, миллионом глаз окружило меня со всех сторон. Осуждающие, равнодушные, презрительные, деловые, брезгливые. Все они, все, что живут на земле, будут смотреть на меня, и видеть убийцу. Тётя Сима! Что я скажу ей?

Я тихо захныкала, отползая на четвереньках в сторону. В империи мораторий на смертную казнь, по крайней мере, для суда людей. Нет. Не могу. Не хочу в тюрьму. Не выдержу. Нет. Нет.

Дыхание выровнялось. Крепко зажмурившись, я поднялась на ноги. Знаю место, где мне обеспечат полную изоляцию. Где память вечна, а расплата за грехи огромна. Внутри словно лопнуло чтото горячее.

Покойся с миром, Алленария Артахова.

Глава 15. Специалист

Он видел её. Издалека. Смотрел на застывшую впереди фигурку и хотел уехать. А ещё лучше — схватить её в охапку и увезти. Вынудить побыть с ним, может, даже поговорить или помолчать. Пусть он услышит то, чего не хочет. Чтонибудь пространное про общие ошибки, про невозможность их отношений и тому подобную муть. Плевать, ему важно услышать это от неё, а не довольствоваться собственными догадками.