Легко ли быть издателем. Как транснациональные концерны завладели книжным рынком и отучили нас читать - Андре Шиффрин

Также мы обнаружили, что почти не имеем конкурентов в некоторых весьма обширных областях документальной и научной литературы. Я был убежден, что особое внимание мы должны обратить на новые идеи и концепции, рождающиеся в среде профессионалов в той или иной области. Мишель Фуко, разочаровавшись под конец жизни в политических партиях, утверждал, что самые полезные и новаторские подходы следует искать в среде профессионалов. На своем личном опыте, беседуя с самыми разными людьми о политике, я обнаружил, что текущая политическая ситуация, а тем более современные партии часто озадачивают людей, вселяют в них чувство замешательства и усталого безразличия, — но те же самые люди имеют вполне четкое мнение по вопросам, связанным с их профессиональной деятельностью. Итак, мы собрали группу добровольных консультантов по вопросам права, образования и медицины, которые часами просиживали в наших кабинетах, рассказывая нам о книгах, которые, по их мнению, следовало написать, и людях, которые могли бы это сделать.

Что касается литературы по вопросам образования, то даже многие университетские издательства перестали считать ее приоритетной — то ли потому, что она обречена на убыточность, то ли из-за ореола «непрестижности», окружающего учительские колледжи. Мы моментально обнаружили, что в этой области можно без труда найти ярких новых авторов. Среди наших самых приятных открытий — Лайза Делпит, лауреат Макартуровской премии, автор цикла увлекательных статей в «Гарвард эдьюкейшн ньюслеттер» («Harvard Education Newsletter»). Она описывала конфликт культур в классе между учительским коллективом, где преобладают белые, и коллективом учащихся, где все больше становится «небелых»: на момент написания статей 40 процентов американских школьников составляли дети африканского, азиатского и т. п. происхождения. Книга Делпит «Чужие дети» имела фантастический успех (разошлось более 60 тысяч экземпляров). Она помогла нам завязать связи со множеством молодых ученых, анализирующих актуальные проблемы американских работников просвещения. Что касается юриспруденции, то мы выпустили целую серию альтернативных учебников, посвященных важным темам, которые часто не получают должного освещения в стандартных учебных планах, — как то: право и сексуальные отношения, право и критическая теория рас. К нашей радости, эти учебники стали использоваться при преподавании юриспруденции в учебных заведениях по всей стране.

В 1998 году мы начали сотрудничать с авторитетной группой исследователей, собирающих материалы о влиянии социального неравенства на состояние здоровья людей, в том числе на продолжительность жизни. Во всех этих случаях мы имели дело с молодыми и энергичными учеными — а ведь, останься я в традиционном издательстве, разделенном на множество подразделений, мне так и не посчастливилось бы с ними работать. Даже в «Пантеоне» нельзя было и помыслить об издании книг, которые могли бы использоваться как учебники по вышеперечисленным предметам. Зато в маленьком «Нью пресс» барьеры отсутствовали: презрев бюрократическую классификацию, мы могли заниматься идеями, воплощенными в книгах.

Изо всего этого мы извлекли следующий урок конечно, книги определенных жанров и категорий с каждым годом издавать все сложнее; тем не менее потенциальные читатели никуда не делись. Никто не пытается завоевать их интерес, никто не подозревает об их существовании — но они есть. Чтобы обнаружить этих читателей, потребовалась некоммерческая структура. Многие редакторы коммерческих издательств раны были бы поэкспериментировать по нашему примеру — но они вынуждены отдавать все силы горстке книг, которые позволят им выполнить финансовое «задание» собственников фирмы, боссов большого бизнеса. Многие редакторы со стажем, еще помнящие времена до «концернизации», искренне сожалеют о происходящем на наших глазах вымирании интеллектуальной литературы. Тем же, кто приходят в издательский мир сегодня, не с чем сравнивать текущую ситуацию. Они воспринимают ее как норму, и это само по себе чревато печальными последствиями.

Было бы неразумно изображать историю издательского дела как сказку со счастливым концом, где университетские и малые издательства спасают книги, обреченные на забвение крупными, и свободный рынок вновь доказывает, что правды не утаишь. Не желая недооценивать заслуг «Нью пресс» и наших коллег по другим независимым издательствам, я все же обязан подчеркнуть, что ресурсы, которыми мы располагаем, это капля в море по сравнению с капиталом любого крупного концерна. Все вместе мы не составляем и одного процента общего объема продаж в книжном бизнесе. У нас нет ни денег, ни людей, чтобы всерьез бороться за «место на полках» в сетях книжных магазинов и других торговых учреждениях, занимающих господствующие позиции в нынешней книготорговле. Пусть многие из нас могут похвастаться неожиданными коммерческими удачами — но более 30 процентов всех бестселлеров истекшего года были выпущены издательствами, которые ныне входят в империю «Бертельсманн-Рэндом хауз».

Несколько месяцев назад меня попросили выступить перед моими соучениками по Йельскому университету на торжествах, посвященных сорокалетию нашего выпуска. Как и следовало ожидать, большинство из тех, кто приехал в этот день в нью-йоркский «Йельский клуб», преуспели в жизни. Бизнесмены, юристы, врачи — все это были состоятельные люди.

В своем выступлении я обрисовал метаморфозы издательского дела и заметил, что, насколько мне известно, что-то подобное происходит во всех сферах, когда-то именовавшихся «свободными профессиями». Врачи жалуются, что на работе вынуждены все больше корпеть над финансовой отчетностью в ущерб здоровью больных, что диктат НМО[80], больниц и страховых компаний значительно ограничивает их свободу действий и даже толкает на неоправданные с медицинской точки зрения решения. В свою очередь, юристы жалуются, что их профессиональный статус определяется тем, сколько денег они приносят своей фирме; даже те, кто зарабатывает больше миллиона долларов в год, сетуют на несвободу и унизительные ограничения. Многие профессора досадуют на то, что от университетов требуют высоких доходов. Кафедры упраздняются, предметы изымаются из учебного плана, либо сокращается количество отведенных на них часов, все вопросы решаются по рыночным законам: неважно, что на данной кафедре кипит научная жизнь и студенты становятся богаче в интеллектуальном плане, главное, много ли кафедра на этом делает денег. Выслушав меня, соученики сознались, что их профессиональная деятельность и впрямь радикально изменилась. Чем бы мои собеседники ни занимались последние сорок лет, они частенько произносили: «Не хотел бы я сейчас быть среди молодых…» или «Если бы я знал, во что все это выльется, я бы, наверно, выбрал другую профессию».