Командир субмарины - Бен Брайант

Вся операция заняла около семи минут, и все это время мы не спускали глаз с возвращающегося самолета. Но здесь я заметил в бинокль, что несколько членов команды потопленного корабля оказались в воде, не успев эвакуироваться в шлюпках. Судно затонуло необычайно быстро. Иногда совсем маленькие суда шли ко дну долго, а другим на это хватало минуты-другой. В любом случае этот корабль был стар, его построили в год моего рождения, и переборки на нем не отличались особенной прочностью.

Мы подошли, не теряя, однако, из виду самолет, и выловили из воды четырех моряков. Конечно, сразу вставала проблема тесноты и перенаселенности лодки, но людей нельзя было оставить на произвол судьбы, тем более что один из спасенных вовсе не был молод: его выдавала седина на лысеющей голове. Едва заканчивалась горячка битвы, враги сразу превращались в моряков, терпящих бедствие.

К этому времени мы находились на поверхности уже довольно долго, и едва четверо пленников оказались в лодке, погрузились. Спасенных отправили в торпедный отсек, где хранятся запасные торпеды. Увидев, как торпедный расчет перезаряжает торпедный аппарат, потопивший их судно, они тут же бросились помогать. С этой минуты на протяжении всего времени патрулирования они оставались членами нашей команды, всегда готовыми прийти на помощь, и стали очень популярны среди экипажа субмарины. Моряки оказались исполнительными, даже дотошными работниками: наш рулевой жаловался, что если поручить им что-нибудь драить, то надо обязательно не забыть отдать команду остановиться, а то они так и будут тереть до бесконечности. Они испытывали огромную благодарность за свое спасение, даже несмотря на то, что мы оказались виновниками их несчастья, а самый молодой из пленных проявил особенную склонность к философии. Без сомнения, после этого путешествия ему предстояло вновь отправиться служить в армию, и такая перспектива не казалась ему светлой; в то же время ему явно пришлась по душе служба на "Сафари".

В любом патруле первый потопленный вражеский корабль - всегда заметное событие. Это можно сравнить с первой победой в крикете или с первой рыбой на рыбалке. Вы уже защитили себя от позора бесплодного патрулирования. В действительности же на "Сафари" нам везло: ни разу больше после того, как мы прикрывали первый конвой на Мальте, у нас не было безрезультатного похода, хотя цели и не всегда доставались с легкостью. К этому времени уже оказалась потопленной значительная часть неохраняемых целей, какими становились крупные суда, поскольку наши субмарины неплохо поработали на маршруте, по которому фашисты снабжали боеприпасами и снаряжением свои части в Северной Африке. Поэтому каждое судно водоизмещением больше 1500 тонн могло считаться удачей, а часто приходилось довольствоваться куда меньшим. Большие суда не только представляли значительную ценность, их было также легче торпедировать; субмарины обычно выбивали их из конвоя, и поэтому их осталось так мало.

Следующий шанс отличиться нам представился только через три дня. С севера на юг вдоль берега пробирался пароход солидных размеров и вновь без сопровождения, если не считать самолетов, летающих над побережьем. Дело было на закате дня, и освещение уже становилось скудным. Если бы мы стали дожидаться, пока жертва подойдет ближе, то оказалось бы уже слишком темно, чтобы разглядеть ее в перископ на фоне скал. А дожидаться темноты, чтобы атаковать на поверхности воды, тоже бесполезно - судно может зайти в маленький порт Арбатакс, расположенный недалеко на юге. Таким образом, появилась еще одна возможность применить ту же тактику, которую мы с успехом использовали в прошлый раз.

"Сафари" всплыла и в надводном положении на полной скорости двинулась к цели. Судно продолжало идти своим курсом на юг: возможно, у них несли сигнальную вахту. Субмарину не так легко разглядеть, но, скорее всего, они просто приняли нашу лодку за одну из своих. Ведь недаром же Муссолини заявил, что британские лодки изгнаны из Центрального Средиземноморья.

Но вскоре итальянским морякам пришлось отбросить иллюзии, поскольку мы стремительно приближались и с расстояния в 4000 ярдов открыли огонь. В сумерках пораженные цели ярко высвечивались красным огнем, и мы видели, что все снаряды попадали в корпус судна выше ватерлинии, не задевая жизненно важные отсеки. Насчитав восемнадцать попаданий, я заметил, что судно остановилось и стало спускать шлюпки, - команда готовилась к эвакуации. Я отдал приказ прекратить огонь. В душе у меня таилось чувство вины за то, что предыдущему судну я оставил мало времени для спасения; а в этот раз мне показалось, что уже слишком темно, чтобы возвращающиеся самолеты могли нас заметить, и решил дать морякам возможность отойти от парохода. Ошибка моя заключалась в недооценке противника; на борту у них оказалось несколько смельчаков. Судно имело орудие, которого я не видел, и, воспользовавшись затишьем, они открыли огонь. В то же самое время судно снова дало ход вперед и скрылось за скалами. Почти немедленно прореагировали береговые батареи, открывшие огонь, когда мы находились всего лишь в 4000 ярдов от берега.

Ради безопасности я старался сохранять достаточную дистанцию, поэтому субмарина не пострадала от обстрела. Я снова отдал команду открыть огонь. К сожалению, для нашего вооружения условия оказались слишком неблагоприятными. Быстро сгущались сумерки, судно пряталось в тени скал, и наш огонь был неточен. А прежде чем мы смогли развернуться, чтобы дать торпедный залп, цель наша и вообще полностью скрылась в прибрежных утесах.

Между тем наш собственный силуэт наверняка четко выделялся на фоне светлого морского горизонта, и рано или поздно мы послушно сыграли бы свою роль мишени. На берегу явно царило огромное возбуждение, а разнообразные вспышки наверняка сделали бы честь самому пышному фейерверку. Нас явно выпроваживали, и не оставалось ничего иного, как только уйти на более глубокие воды, где можно было затаиться. Ночь оказалась темной, и, хотя вскоре мы вернулись, я так и не нашел пароход на фоне неосвещенного берега, в то время как вражеские дозоры пытались обнаружить нас.

Я получил два урока. Во-первых: прежде чем тешить себя собственной гуманностью, убедись в том, что ты действительно довел дело до конца, повредив судно, и трезво оценивай как мужество, так и огневую мощь противника. Во-вторых: старые оптические приборы на прицелах обладают очень плохой светосилой.

Когда мы вернулись на базу из этого похода, нам поставили специальные адаптеры, позволяющие использовать в прицелах современную оптику, и в дальнейшем они служили нам верой и правдой. Обычно за уроки приходится платить: в этом конкретном случае судно, которое с легкостью можно было потопить, действуй я с долей необходимой на войне безжалостности, ушло с незначительными повреждениями; больше того, мы могли серьезно пострадать сами.