Берег дна - Вячеслав Шульга

Но все же сейчас Дима держал под прицелом открытый дверной проем. Так, на всякий случай. Сюр стоял напротив радужного провала и направлял на него Машин кулон. «Как бы батарейки не сели», — с опаской подумала Маша. Тут из провала и вывалился профессор.

— Черт, — ругнулся Титаренко, — такой удар по ушам. Перепад давления — штука тяжелая. Плывет все… Как у вас?

— У меня все нормально, а вот Машку пошатало немного, — откликнулся Сюр. — Как там?

— Там плохо, Сюр. Стреляют. Петя погиб. Сейчас должны Боцман и Мотя прибыть. Потом Федя подрыв зарядит и сюда прыгнет.

Раздался хлопок, и из радужного провала вывалился Боцман. Он отчаянно матерился, поминая рангоут, бегучий такелаж, стоячий такелаж и непременно находя каждому элементу сложное эротическое применение.

— Что?! Что случилось? Что-то с Мотей? — Маша почти кричала.

— С Мотей все нормально. Пока. А вот он, — Боцман, тяжело дыша, показал на профессора, — остался без аспирантов. У Феди крышу снесло. Совсем. В прямом смысле. Бом-блинда-рей этой солдатне в анальный юферс!

— Черт! Черт! — На профессора было жалко смотреть. — Впрочем, я всегда знал, что если и потеряю, то сразу обоих. Они друг без друга жить не могли, как сиамские близнецы были.

Он совсем понурился, присел на мешки. Замолчал, глядя в пол.

Машу же интересовал только Мотя.

— А когда Мотя сюда придет?

— Там Мотя сейчас с подрывом колдует. Постарается успеть сюда прыгнуть. Сидим, ждем, не дергаемся. — К Боцману возвращалась его привычная невозмутимость.

А профессора надо отвлечь, подумал Сюр. А то сорвется сейчас…

— Профессор, — позвал он. — Ты сказал, что прыгал во времени уже… Часто?

— Нет, — бесцветно произнес профессор, — один раз. Когда письмо отправлял. Тяжело это мне. А вот Мотя — несколько раз прыгал. Вам помогал, как я понял.

Профессор чуть оживился, полез в карман, достал и показал Маше такой знакомый SSD-накопитель.

— После того как консьерж тебе по кумполу засветил, Мотя его подстерег в подворотне, электро-шокером ткнул и диск вернул. Так что не пропал наш скорбный труд. Он еще два раза прыгал, больше не получилось. Аномалии «перезаряжаться» надо. Мало что можно сделать за 42 секунды, но он что-то делал там, рядом с вами, когда вы шли сюда. Помогал. Как — не знаю, не успел спросить. Придет — расскажет сам.

— Ну Мотя, ну молоток! — порадовался Сюр. — Всегда товарищам поможет! Как бы и сейчас чего не вышло, любит он рисковать не по делу ради дела… — Сюр немного смутился из-за неожиданного каламбура.

— Профессор, — включился в разговор Боцман, — а что ЗДЕСЬ произойдет, когда ТАМ все рванет?

Глава 17/1

1

— Честно говоря, я не могу точно сказать, — медленно проговорил профессор. — Скорее всего, произойдет нечто вроде ментального выброса. Все вокруг начнет меняться. С очень большой долей вероятности — совсем немного поменяется, и мы останемся в нашей ветке реальности. Или в очень близкой, где реальность лишь незначительно, для нас почти незаметно будет отличаться от нашей. И мы не встретим наших двойников, ничего подобного не будет.

— А с маленькой долей вероятности? — заинтересовался Дима от входа. Не опуская свой АКС-74У.

— А с маленькой долей — переместимся в параллельный нашему мир, в котором ответвление произошло давно. Этот мир будет отличаться от нашего. Там может быть все — и наши двойники, а может, кое-кто там не родится на свет. Не волнуйтесь, дорогу назад найти можно. Вот тут, — профессор показал SSD, — наше спасение. Инструкция, как прокалывать миры. Мотя ведь вам уже предложил стать сталкерами межмирья. Только построить машину надо, это займет несколько лет…

В этот момент радужный провал с громким хлопком исчез. Ударило по ушам.

— Черт! Мотя! Он не вышел оттуда. Если он все-таки взорвет аномалию… Готовьтесь…

И тут их накрыло. Это было похоже на какофонию всего — света, цвета, звука, гравитации. Перед глазами все кружилось и мелькало, в голове стучали тысячи там-тамов… Маша хотела было по привычке потерять сознание, но не получилось — глаза растопырились.

Какофония прекратилась. Помещение налилось кроваво-красным цветом, потом свет сменился на синий, затем яркая белая вспышка ослепила Машу, а когда к ней вернулось зрение, девочка увидела, что вокруг почти ничего не изменилось. Только пыль на полу какая-то другая. И кирпичи потемнее. Но, может быть, это просто показалось Маше. Голова кружилась от всех этих прыжков во времени и пространстве, вспышек и прочей физики. Остальные тоже сидели и оглядывались — кто на полу, кто на мешках.

— Кажется, мы вернулись, — первым не выдержал Сюр.

— Похоже на то, — профессор поправил очки, съехавшие набок, и осмотрелся. — Но я не стал бы утверждать так определенно. Обратите внимание на пол и стены.

Но Машу сейчас интересовало совсем другое. Она еще раз обвела взглядом присутствующих.

— А Мотя где?

— Моти тут нет, Машуль, — ласково отозвался профессор.

— Он… он… погиб, да? — Маша сама не заметила, как по щекам покатились первые слезинки.

— Может быть, и погиб. Но я полагаю, что Мотя не тот человек, чтобы погибнуть. Он наверняка что-нибудь придумал… Мы еще не знаем, где мы… Помнишь, что я говорил о вероятностях. Вероятность, что Мотя жив, — есть. А пока она есть — есть и надежда.

— Да, Мотя у нас живучий, — поддержал Сюр. Как-то не очень уверенно поддержал. И незаметно для Маши поглядел на профессора. Профессор так же незаметно покачал головой. Дал понять, что шансов нет. Боцман тоже все понял и тихонько вздохнул.

Маша задумалась про вероятности и не заметила обмена взглядами.

Зато эти взгляды заметил Дима. И пока Маша решала для себя, что будет надеяться до последнего, Дима встал, взял автомат наизготовку и двинулся обследовать выход. Сюр молча пошел за ним, сделав знак Боцману оставаться в зале.

Какое-то время ничего не происходило. Все молчали и думали о Моте.

Вернулись Дима и Сюр.

— Там все чисто, — сообщил Дима Профессору. — Следы есть, но чисто. Я ПДА проверил — мы в Зоне.

— А что на детекторе? — поинтересовался профессор, — аномалия на втором этаже видна?

Дима покачал головой.

— Это не показатель, — вставил Сюр. — Она и раньше не отображалась. Может, проверить?

— Вряд ли это что-то даст, — сказал профессор. — Аномалия — штука непредсказуемая, а мы по ней долбанули. Исследовать надо, но одному, без ребят, мне не потянуть… Надеюсь, Мотя сингулярность-таки грохнул… Эх, Мотя, Мотя…

Он понурился было, но, взглянув на Машу, опять сделал вид, что бодр и готов к действиям.

— Вот что. — Сюр резко повернулся. — Хватит Мотю обсуждать. Если жив — выберется и нас найдет. А нам надо выбираться тоже, вдруг кто на огонек сюда заглянет?

— Так что, на выход, значит? — Дима поднялся.

— Пусть профессор решает, он теперь у нас главный.

— Ну, какой из меня здесь командир, — удивился профессор. — Я теоретик, не практик. Пусть Дима командует, он из нас лучше всех Зону знает. Да и Мотя его проводником назначил бы… Мы говорили с ним о подобной ситуации.

У Димы челюсть отпала. Сама собой.

— Ну что же, — нехотя согласился Сюр. — Веди нас, Сусанин, извини, Семеныч.

2

Если вы думаете, что выйти из Зоны проще, чем войти, то вы глубоко ошибаетесь. На обратном пути вас подстерегают те же самые аномалии и монстры, бандиты и военные патрули. Они никуда не делись и, дойдя до цели, вы выполнили только малую часть задачи. Основная задача — выйти за Периметр живым. Очень многие сталкеры срезались на этом, считая задание выполненным, и все, что от них оставалось, — это крестики на картах, помечающие места их гибели. Невелика заслуга, оставить после себя только крестик, подписанный твоим даже не именем, а погонялом — кличкой, как у быка производителя какого.

Перед Димой стояла очень непростая задача — выйти самому и вывести с собой четверых людей. Непростая в первую очередь потому, что такая ответственность впервые легла на его плечи, а во вторую — он не имел права оплошать перед девчонкой. Дима скорее дал бы отрубить себе руку, чем потерять так нелегко завоеванный авторитет в глазах Маши. От него не укрылось то, как поменяла она свое к нему отношение после того, как профессор поручил ему, не огромному Сюру, не серьезному Боцману, а именно ему — Семенычу, выводить отряд из Зоны. И он в лепешку разобьется, но сделает это.

Семеныч… Дима, таял как шоколад на солнце, когда Маша так его называла с нежностью, как ему казалось, в голосе. Семеныч… Дима давно перестал обижаться на это прозвище, а после Мотиного поступка он даже им гордился, ведь именно Мотя так его назвал. Воспоминания о странном эксцентричном сталкере заставили его вновь загрустить и в который уже раз задаться вопросом — а смог бы лично он, Дмитрий Сидорович, пожертвовать собой? Не ради благополучия родных и близких, а ради чего-то абстрактного? И в который раз ответить — вряд ли. Как ни стыдно было ему признаваться в этом, но он бы не смог подорвать себя. И в который раз он позавидовал той силе духа, которую Мотя проявил.