Горение (полностью) - Юлиан Семенов

Шли века. Монархия и церковь объединились в единую силу.

Однако и тайные сообщества, отстаивавшие свои права на владение, расширялись не только вглубь, но и вширь; приглядываясь к коалициям аристократов, мужики тоже решили соединиться. Так, в 1493 году возник в Эльзасе тайный орден "Крестьянский лапоть" во главе с бургомистром Шлетштадта Гансом Ульманом. Последователь Тиберия Гракха, Ульман мечтал провести в жизнь аграрную реформу римлянина дохристианской поры. За это Ульман взошел на эшафот с вывернутыми суставами и перебитыми пальцами.

- "Лапоть" еще возродится! - крикнул он перед тем, как на бритую его и хрупкую шею опустился точеный до переливной синевы хрясткий топор палача.

"Лапоть" возродился спустя три года. На знамени союза был изображен Христос, а с двух сторон от него - лапоть и крестьянин, застывший в молитве.

Члены тайного союза узнавали друг друга по паролю и отзыву.

- Что теперь за жизнь?

- Жизни нет - есть гнет попов и дворян.

В Брухрайне все было готово к восстанию. Победа, казалось, была обеспечена. В ночь перед выступлением один из членов тайного союза исповедовался у священника. Он открыл ему святую тайну. Несчастного схватили у ворот храма. Тайный орден был растоптан, сожжен, обезглавлен.

...А франкмасоны, то есть "вольные каменщики", растоптаны не были, потому что образовались они уже после того, как в Англии победил парламент, "дитя буржуазии". Престол занимался охраною и расширением имперских владений; с о б с т в е н н и к и же обязаны были думать о спектре своего интереса, смыкавшегося с интересом короны. Завоевав право строить, надо было строить так, чтобы стать бастионом мировой силы, - отсюда и родилось: "свободный каменщик".

Объединялись умелые, чтобы быть опорою сильных, от которых требовалось только одно: обеспечить гарантии благополучия, охрану уже добытого, дозволения добывать больше, ловчее и всеохватней.

Масоны позволяли себе критиковать тупых ортодоксов от религии, слепо принимавших в с е - даже травлю Галилея, Бруно, Коперника и Ньютона; ведь только дураку не понятно, что в открытиях ученых сокрыта выгода, живой чистоган - сумей только обернуть на пользу дела.

Однако, критикуя в той или иной мере Ватикан, от основополагающей доктрины внешне не отступали, понимая, что с толпой без вечной догмы не справишься кнутом не удержишь, святым, привычным, постоянно повторяемым словом - можно.

Поскольку в России книги о франкмасонах цензурою не дозволялись, Иван Манусевич-Мануйлов, агент охраны, шулер, прохиндей, игрок и сожитель престарелого князя Мещерского, издателя черносотенного "Гражданина", личного информатора государя Александра и сына его Николая, сделал на известной в Европе каждому интеллигенту "тайне" масонства хороший гешефт: продал Департаменту полиции сведения (переписал из книг, найденных на развалах возле Сены) за пять тысяч рублей, сообщив в шифрованной телеграмме, что данные эти он добыл с помощью француза Жебрена, масона, и что тот сначала требовал десять тысяч, но он, Манусевич-Мануйлов, долго торговался, чтобы сохранить трону столь потребное для других нужд золото, и пять тысяч выторговал. В своей справке о "таинственной зловредности масонства" Манусевич-Мануйлов писал:

"Ложи каждой страны подчинены общему Правлению, именуемому "Великой ложей" или "Великим Востоком". В Правление входят выборные от Лож и избранные ими на определенное число лет должностные лица. Главный из членов правления называется "великим мастером". Он должен быть "человеком государственного ума", "философом, понимающим дух времени и глубоко проникающим в сущность человеческой деятельности, человеком с организаторским талантом и твердой волей". г

В франкмасонский союз принимаются совершеннолетние "свободные мужчины с хорошей репутацией". Один из членов братства должен поручиться за надежность кандидата. Наводятся при этом детальнейшие справки о личных качествах, связях, привычках и наклонностях нового члена. Если все условия соблюдены и отзыв испытательной комиссии благоприятен, то вопрос о приеме решается путем баллотировки шарами. Ни один франкмасон не может "перестать быть тем, чем он есть, отказаться от исполнения своих священных франкмасонских обязанностей".

Прием делится на три стадии: "Искания, допущения, подготовки"; "вступления, странствования, принятия обязательств"; "распространения света, обучения, приветствования".

Франкмасонство различает девять "главных символов". К первым относятся три великих светоча (Священное писание, наугольник, циркуль), "три столпа" (мудрость, сила, красота), "три неподвижных драгоценности" (чертежная доска, неотесанный камень, кубический камень); сюда же относятся "три молодых светоча" (солнце, луна, мастер), "три украшения" (пылающая звезда, мозаичная плита, зубчатая оправа), "три подвижных драгоценности" (молоток, ватерпас, отвес).

В чем значение этих символов?

В древнем Египте наугольник был атрибутом судьи мертвых - Озириса; у древних пифагорейцев означал меру времени, пространства и количества. В масонской символике наугольник означает з а к о н о м е р н о с т ь, как основу общественного строя.

Циркуль очерчивает совершеннейшую линию, не имеющую начала и конца, во всех своих частях равно отстоящую от центра. Вследствие этого он символизирует замкнутый круг франкмасонов, общность и единение.

"Три столпа": мудрость составляет план и руководит постройкой, сила выполняет ее, красота разукрашивает.

"Три драгоценности" означают три ступени - ученик, подмастерье, мастер. "Неотесанный камень" по символике масонства - человек, не достигший совершенства разума и сердца. "Неотесанный камень" олицетворяет важнейшие обязанности масона: самопознание, самообуздание и самосовершенствование. Масон должен при помощи масштаба и ваяльного молотка обработать "неотесанный камень" и превратить его в куб с гладкими, пересекающимися под прямым углом плоскостями. Неотесанные камни, собранные вместе - представляют бесформенную груду. Только кубический камень может плотно и прочно соединяться с другими при постройке великого масонского храма.

При помощи "масштаба истины", "наугольника права" и "циркуля долга" гроссмейстер чертит таинственные планы различных частей постройки, которые должен выполнить каждый "вольный каменщик", не ведая всего замысла".

(Знал, что продавать департаменту полиции Манусевич-Мануйлов - умный не поймет, а дурак испугается. Этого он и хотел: когда вступал в ложу, ему сказано было: "пугни". Зачем - не открыли. А по размышлении здравом все проще простого: торговаться с испуганным легче; дешевле отдаст и смотреть будет с острым, в чем-то даже завистливым, любопытством - это тоже сгодится: когда дело на зависти замешено - оно надежней...)

...Балашов выслушал Веженского внимательно, долго молчал, а потом сказал:

- Вы слишком сумбурно открывали мне сомнения, которые вас обуревают, - то чувства, брат. А теперь, пожалуйста, сформулируйте точно, по-деловому: каковы предложения? Что предлагаете делать?

- Зубатов ушел. Мы сделали так, что он ушел. У него была программа. Какая-никакая, но программа. Какова будет программа преемника и будет ли? Можем ли мы предложить свою программу охраны устоев? Нет у нас такой программы. А у Плеханова, Гоца, Кропоткина и Ленина есть, причем Ленин обращается как раз к той фабрично-заводской массе, которую мы ныне оставили обезглавленной.

- У Ленина? - Балашов наморщил лоб. - Не думаю. У Плеханова - да. Но он очень устал, мне кажется. Парламент, то есть наша тактическая цель, должен его устроить - будет себе выступать с интерпеляциями... Это даже приятно - держать при себе умную оппозицию, есть на ком о т т а ч и в а т ь с я. Чернов с Гоцем, - террор, кровь, - на пользу дела, пусть себе вызывают ненависть к термину "революция", коль они называют себя "социалистами-революционерами". Приват-доцента Милюкова знаю, и он годен нам; либерал - хочет гарантии порядка.

- Вы не правы, - тихо сказал Веженский. - Боюсь, что вы ошибаетесь. У тех, кого вы помянули, есть программа. У нас - нет. Нам нужна своя программа, четкая, зримая, определенная, потому что без этого нашими победами воспользуются другие силы. Нам нужны управляемые партии, которые имели бы выход на массы.

- Есть Гучков, есть люди дела, которые знают, что и к а к, - словно продолжая спор с кем-то, заметил Балашов.

- А что, если нашему мастерку и ватерпасу, - тихо спросил Веженский, противопоставят не только общество фабрично-заводских, но и крестьянский лапоть? Если б в России умели умно сдерживать - так нет ведь, либо вовсе не разрешают, либо уж берега не видно, как все разрешено. Вот о чем тревожусь.

Балашов, не скрывая более раздражения, спросил:

- Что ж, просить Плеве вернуть Зубатова?

- Не в этом суть. Пришла пора выдвигать нашу программу, - настойчиво повторил Веженский. - Пришла пора п р о р а с т а т ь, мастер. 6