Дракон Третьего Рейха - Виктория Угрюмова

То был прекрасно знакомый им полевой армейский телефон черного цвета. Вальтер трепещущей рукой поднял трубку и оказалось, что телефон не только работает, но и подключен к какой-то линии. Тут в процесс вмешался майор Морунген и принялся накручивать ручку аппарата, выкрикивая в трубку тревожно: «Алло, алло, — алло!».

Далее нам придется отойти в сторонку и снова посплетничать. Ибо если Дитрих фон Морунген и пребывает в явном замешательстве, то уж мы-то доподлинно знаем, что нелегкая судьбинушка дала ему возможность вклиниться в переговоры, которые майор Нечипоренко прямо с передовой пытается вести со штабом генерала Чухаря.

Слышимость отвратительная, говорит он, естественно, по-русски, а потому до Дитриха с трудом доходит не более половины фраз.

— …да, еще на рассвете, товарищ генерал! Успели, конечно, товарищ командующий! Так точно! С кем говорите? С комбатом Нечипоренко, товарищ генерал! Как вы сказали?.. Не понял!.. Вас плохо слышно, товарищ командующий! Почему? Да, конечно… повреждена… Да, да, сейчас еще раз перезвоню.

Жужжание. Треск, скрип.

— Алло! Алло! Коммутатор?! На проводе Нечипоренко, соедините меня срочно со штабом генерала Чухаря! Алло! Коммутатор?!… Что ты говоришь? Кто вызывает?! Комбат Нечипоренко у аппарата…

А в общем жаль, что никому в Уппертале не пришлось в этот момент наблюдать, как медленно меняется лицо комбата Нечипоренко, которое из пунцово-красного постепенно становится свекольно-малиновым. Наливаются гневным пурпором уши, пылают щеки и глаза начинают метать молнии. А все только из-за того, что вместо родного (у, старый черт!) генерала Чухаря вопит не своим голосом на отвратительном, ломаном русском языке какой-то прибабахнутый немец. И кричит он при этом следующее:

— Какойт такойт Кампат Ничифоринка? Я есть майор Дитрих фон Морунген, и я котьеть коворьитъ с немеский штап — Фысата четырьи!

Выдав эту информацию, Дитрих выжидательно посмотрел на трубку. Какое-то время она напряженно молчала, только сопела и пыхтела. Потом разразилась не менее громкими и не менее возмущенными воплями:

— Узбеков! Твою мать! Что за бардак на линии? Немедленно разобраться и навести порядок!

Славный рядовой Узбеков очень старательно выговаривает слова, пытаясь заново соединиться:

— Алло! Алло! Дубочек?!! Вы меня слышите?! Ответьте Рябине! Ответьте Рябине!… — Глаза у него округлились, и он срывающимся голосом доложил: — Товарищ майор, тут какой-то немец требует соединить его со штабом Четвертой танковой дивизии!

Вот тут и проявилось моральное и интеллектуальное превосходство русского народа над жалкими тевтонцами. Да, раздражает, когда какой-то там Морунген мешает тебе спокойно разобраться с генералом Чухарем и получить положенный нагоняй. Да, досадно. Но не более того. И тоном человека, привыкшего произносить это раз десять в сутки, комбат Нечипоренко отрезал:

— Скажи, что его Четвертой танковой дивизии настал ******! А командовать теперь здесь будет гвардии майор Нечипоренко! Ясно? И еще скажи, чтобы он пошел на ***, потому что мне нужно срочно связаться со штабом!

Рядовой Узбеков просветлел и возрадовался: — Так точно, товарищ майор! — после чего старательно, слово в слово, повторил информацию опечаленному Дитриху.

Майор фон Морунген повесил трубку и какое-то время сидел молча, развалившись в пыльном кресле Мулкебы за его видавшим виды магическим столом. Нервно барабанил пальцами по столешнице, уставившись в одну точку прямо перед собой. Наконец обратился к своим:

— Вот видите, фюрер беспощаден к своим солдатам, если те совершают непростительные ошибки на передовой. Стоило Карлу фон Топпенау задержаться всего на тридцать минут со взятием Белохаток, и в полевом штабе вместо полковника Вольфа сидит какой-то Ничифоринка! Кстати, весьма недурно владеет русским, хотя значение некоторых слов так и осталось мне непонятно. Представьте себе, вовсю ведет переговоры с красными, а меня не захотел признавать. Говорил по-русски и в конце концов повесил трубку, сославшись на сильную занятость. Я боюсь даже подумать о том, как нам придется выпутываться из сложившейся ситуации. Потеря Велохаток чревата для нас такими неприятностями, которых мы даже не можем себе вообразить. Немедленно нужно узнать дорогу к этому загадочному пункту.

И Дитрих устремился вон из обиталища мага.

Оттобальт и свита потопотали следом.

Когда комната опустела, Мулкеба украдкой вернулся в нее, благоговейно приблизился к телефону, робко поднял трубку и по примеру Морунгена несколько раз старательно выговорил в нее: «Алле, алле, алле…» В ответ раздались треск и шипение, а затем все тот же недовольный голос Нечипоренко сообщил кому-то стоящему рядом:

— Узбеков, я что, неясно выразился?! Немедленно разобраться с телефоном, опять кто-то ****** мается! И вышли людей по линии, чтоб проверили провод!

Мулкеба в недоумении положил трубку на место, посмотрел на магическую святыню печальными глазами и, глубоко вздохнув, молвил:

— Ничего не понимаю. Эх, не читал я Фрейда…

Еще одна глава перед последней

Шнапс в малых дозах безвреден в любых количествах.

— Волнительно мне, — пожаловался Оттобальт, дергая первого министра за рукав.

— Отчего, ваше величество? — обреченно спросил тот.

— Господа драконорыцари о себе побеспокоились и плотно пообедали, что меня очень радует. А вот дракон так и стоит во дворе голодный и несчастный, — того гляди, разобидится и камня на камне от нас не оставит. Помните, как Вапонтих с голоду стал на рыбачьи лодочки бросаться? А потом вошел во вкус…

— Может, намекнуть господам рыцарям, что мы готовы подогнать стадо молодых барашков? Или свинок?

— Вот-вот, — оживился король. — Намекните там.

Марона в сопровождении ковыляющего Хруммсы подошел к немцам и деликатно откашлялся.

Дитрих воззрился на него с некоторым неудовольствием. Спору нет, когда тебе заглядывают в рот и ловят каждое слово, то первый час ты чувствуешь себя значительной персоной, на второй — начинаешь понимать, что тебе чего-то отчаянно в этой жизни не хватает, а на третий — догадываешься, что тебе просто хочется покоя, тишины и одиночества. А если и не одиночества, то уединения, на худой конец.

— Чего вам? — спросил он не слишком любезно.

— Барашки, — туманно ответствовал министр, обратив внимание на то, что драконорыцарь не в настроении.

— Какие барашки? — прорычал Дитрих.

— Молоденькие, только что с пастбищ, упитанные, — упавшим голосом сказал Марона.

— И что с барашками?

Хруммса понял, что так дело не пойдет, и бодро доложил:

— Господин министр предлагает вашему доблестному экипажу, господин майор, нечто вроде контрибуции. И желает выплатить ее молодыми барашками.

— Они здесь все-таки слегка не в себе, — вынес Вальтер окончательный вердикт.

— Поверьте мне, вы еще весьма снисходительны, — глубоко вздохнул полиглот. — Однако, смею заметить, беззлобные и дружелюбные. В какой-то момент начинаешь понимать, что это гораздо важнее, чем блестящий интеллект и невероятная эрудиция.

Морунген внимательно посмотрел на карлика:

— Не хотелось бы огорчать мирных поселян и в их лице союзников великой Германии, но вы, как я мог убедиться, человек разумный. Вы-то понимаете, что нам только барашков не хватало для полной и окончательной неразберихи. Передайте им наш категорический отказ, но как-нибудь в мягкой и деликатной форме.

— Сделаем проще, — предложил Хруммса. — Вам ведь наверняка нужно что-нибудь; скажем, мне представляется, что вы бы хотели поменять камуфляж с зимнего на летний. Согласитесь, в нынешнем виде ваш танк просто бросается в глаза.

— А это мысль, — оживился майор. Но тут же помрачнел: — Мало ли чего нам нужно. Здесь даже электричества нет, а я потребую краску от «Фарбен Индустри»? Абсурд.

— Не скажите, — тонко улыбнулся карлик. — Тут все настолько запутано, что я вам искренне рекомендую не вникать в суть происходящего, а просто принять как данность, что дефицитную краску здесь добыть легче, чем рулончик туалетной бумаги.

Все это время министр Марона тревожно переступал с ноги на ногу, страшно веселя танкистов, — он был как две капли воды похож на толстого и грустного пингвина в Берлинском зоопарке.

— Ну, что сказали рыцари? — кинулся он к Хруммсе, едва тот отошел от Дитриха.

— Дракон сыт и требует иных подношений, — важно ответил карлик.

— Спроси каких. А то захочет чего-нибудь эдакого, особенного, как самая скромная младшенькая доченька в сказке про самурязный пинчончик

— Не помню, — наморщил огромный лоб Хруммса.

— Ну как же? — возмутился Марона — Папочка едет за покупками и дочек спрашивает, чего им привезти. Одна чего-то попросила толковое, вторая от нее не отстала. А третья, мерзавка, и говорит: привези мне, папочка, самурязный пинчончик. Так вот из-за этого самого пинчончика у бедного отца чуть карьера не накрылась, не говоря уже о том, насколько он пострадал морально и материально. Какие жуткие расходы понес. А все болезни, между прочим, от нервов — это я, как никто другой, знаю.