Гордость и предубеждение Джасмин Филд - Мелисса Натан
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Джасмин заметила, что на вечеринке не было Сары Хейз. «Естественно, — подумала она. — Зачем Саре попусту тратить свой вечер на общение с такой шушерой, как мы, если здесь не будет Гарри Ноубла?» И тут же мрачно оборвала себя. А может быть, Сара у врача? Да мало ли что, откуда ей знать? Она ведь так часто ошибается.
Единственными в этой компании, с кем ей хотелось пообщаться, были Мэт, всегда такой милый, и Джек, но к нему теперь не подойти. Все остальные вдруг показались Джаз невыносимо скучными. И хотя она только что получила престижную награду, достигла в профессии определенных высот и вдобавок была обладательницей билета, которого ни у кого из присутствующих здесь не было, Джасмин чего-то не хватало. Из нее словно выпустили воздух. И вдруг она внезапно с ужасом поняла, чего именно ей не хватает. Она уже привыкла постоянно ощущать на себе взгляд Гарри Ноубла. Черт, проклятие, свинство!
Тем не менее Джасмин проторчала на вечеринке до полуночи, занимая себя скучной светской болтовней, но потом все же решила уйти. Она нигде не могла найти Джоузи. «Возможно, сестра давно ушла и ждет меня дома», — подумала Джаз. Она ведь дала ей запасной ключ. Когда Джаз наконец вернулась домой, в квартире было тихо. Решив, что Джоузи спит в комнате Мо, она сразу отправилась в постель.
Утром Джасмин обнаружила Джоузи на кухне. Та была уже одетой.
— Понравилась вечеринка? — спросила она, наливая себе кофе.
Джоузи сконфуженно улыбнулась.
— Было здорово. А почему ты мне ничего не рассказала об Уильяме Уиллсе?
— На то есть веские причины, — сказала Джаз. — Он — дерьмо. Притом высшей категории.
Лицо Джоузи вытянулось. Потом она снова сконфузилась.
— Ну и ладно. Какое это имеет значение? — сказала она и поехала домой.
ГЛАВА 22
Джаз была очень счастлива. В «Ньюс» появилась ее первая колонка. Все друзья и родственники звонили в редакцию, чтобы выразить свое восхищение. И Агата ничего не имела против, так как Мадди убедила свою начальницу, что тем самым Джаз делает им отличную рекламу: журналистка «Ньюс» остается специальным корреспондентом их журнала. После разговора с Джаз Мадди решила, что она должна остаться у них в качестве внештатного репортера.
Когда телефон зазвонил в очередной, бесчисленный уже раз. Джасмин радостно подняла трубку:
— Редакция журнала «Ура!», добрый день!
— Мне кажется, у нас был договор, — пролаял противный голос на другом конце провода.
— Извините?
— Какого черта ты послала свою колонку в «Ньюс», когда я позвонила тебе первой? — Это была Шарон Уестфилд, и она просто харкала кровью.
Хотя Джаз и застигли врасплох, девушка не смутилась. Она знала, что ничего им не обещала.
— Извините, Шарон, но…
— Извините? Я покажу тебе — извините! Девчонка! Думаешь, ты можешь мне безнаказанно делать гадости? После того как мы напечатали фотографию твоего милого семейства…
Джаз решила не говорить пока, что ее родные не в восторге от того, как их обманули и извратили их слова.
— Что ты о себе воображаешь? — продолжала орать Шарон. — Да ты сроду не получила бы эту дурацкую награду, если бы я не шепнула словечко кому нужно. Предупреждаю тебя, девочка, если в твоей биографии есть хоть какое-то пятно, я его найду. Считай, твоя карьера кончена. — И она повесила трубку.
Джаз была сбита с толку. Она ведь ничего дурного не сделала. И имеет полное право сотрудничать с любой газетой, которая ей нравится. Шарон Уестфилд явно хамка и сумасшедшая.
А теперь она стала врагом Джаз.
Мадди, когда Джасмин рассказала ей о звонке, отнеслась к этому философски. Одна из ее приятельниц работала у Шарон, так что Мадди все о ней знала.
— Не бери в голову, — успокоила она Джаз. — Через неделю Шарон и имени твоего уже не будет помнить. У нее сейчас неприятности: она разводится, и ты просто попала под горячую руку. Во всяком случае, на сегодня выкинь все дурное из головы — мы идем на Гарри Ноубла. Выше голову — это мой приказ.
Когда Мадди и Джаз вошли в фойе Пембертонского театра. Джаз чувствовала себя просто скверно. В животе была тяжесть, будто она наелась камней. Театр был битком набит всякими знаменитостями. Джаз не знала, на кого и смотреть. Они с Мадди протиснулись сквозь толпу и поднялись по лестнице — их места были в первом ряду бельэтажа. Джаз хорошо знала этот театр, и он был красив, как всегда. Но никогда раньше она не испытывала такого страха при виде сцены. Сцена была огромной, и Джаз начала беспокоиться за Гарри. Не потеряется ли он в таком огромном пространстве? Каково быть актером? Все эти люди жаждали незабываемого представления — а он сегодня будет совсем один. Все эти люди хотели, чтобы Гарри Ноубл отработал их деньги. Если он собьется хоть единожды, сотни зрителей будут очень разочарованы. Джаз вдруг охватил ужас: всего через месяц ей предстоит делать то же самое, что Гарри будет делать сейчас, хотя и не в таком огромном и престижном театре.
Она взглянула на богатую лепку и живописный плафон над головой. Настоящий шедевр: мастерам, наверное, несколько лет потребовалось, а может быть, и десятилетий, чтобы все это создать. Но сегодня вечером все будут смотреть не на потолок. Она не спускала глаз с красного бархатного занавеса. Интересно, что Гарри сейчас делает? Джасмин не сомневалась, что Ноубл полностью сконцентрируется на роли, в отличие от нее — Джаз отвлекает любая мелочь. Боже, он, наверное, очень страдает, наблюдая ее игру на репетициях. Джасмин с трудом заставила себя переключиться на другую тему, а то так недолго впасть в настоящую депрессию.
Мадди же рядом блаженствовала.
— Боже, ты только посмотри кто там! А рядом! — завизжала она от восторга, неприлично тыча пальцем.
Да уж. Кого только здесь не было: актеры, режиссеры и вообще всевозможные знаменитости. Джаз заметила Брайена Питерса, который, к немалому ее удивлению, широко ей улыбнулся из амфитеатра. В зале наступила тишина, когда в своей ложе появилось семейство Ноублов. Джаз отметила, что Гарри унаследовал эффектность матери и мужественные черты отца. Оба царственно всем улыбнулись.
Затем свет стал гаснуть, и Джаз охватили восторг, страх и всепоглощающее чувство переживания за Гарри.
Декорации представляли собой интерьер дома пятидесятых годов двадцатого века: маленькая кухня, полиэтиленовые чехлы на диване. Детали были особенно удивительными. Она могла даже разглядеть золотое тиснение на корешке книги, лежавшей рядом со стойкой с напитками. Где-то за сценой хлопнула дверь, и в комнату вошел Гарри. Или скорее — тяжело ступил Гарри. Джаз даже не узнала его сначала и подумала, не произошла ли ошибка. На нем были домашние потрепанные брюки, подпоясанные ремнем выше талии, что делало его ноги короткими, а живот большим. Плечи поникли, шея напряжена, а голова понуро опущена, будто придавлена несчастиями. Волосы Гарри были набриолинены и выглядели ужасно.