Джонни-ангел - Даниэла Стил

Вернувшись за стол, взрослые заговорили о планах Пэм и Гевина — об их свадьбе и о том, какой дом им нужен. Гевин сказал, что, как только они найдут подходящий, они приведут его в порядок с учетом своих нужд, а нынешний дом Адамсов и квартиру Гевина в Лос-Анджелесе выставят на продажу. Детям Пэм было жаль старого дома, однако и к предложению Гевина они отнеслись с восторгом — особенно когда он сказал, что их новое жилище будет, скорее всего, на берегу Озера и что они обязательно купят моторную лодку, чтобы ловить рыбу, нырять, плавать по Озеру.

Потом Памела повернулась к Бекки и попросила ее поделиться своими новостями. Девушка смутилась и покраснела, а Джонни, пересевший на один из стульев, освободившихся после того, как младшие Адамсы, Бобби и Шарлотта ушли наверх смотреть мультфильмы, горестно обхватил голову руками за волосы.

— Она ведь не собирается замуж, правда, мам? — спросил он, и по его лицу было видно, как он взволнован. Помешать Бекки Джонни, конечно, не мог, да и не собирался, однако Элис понимала, что мысль о том, что Бекки будет с кем-то другим, для него мучительна, как бы он ни уговаривал себя, что желает ей счастья. Сердце его каждый раз сжималось, стоило ему подумать о том, что в жизни Бекки для него больше нет места. Он сам свел ее с Базом и, когда все получилось, не завидовал ее счастью, и все же всякий раз, когда Джонни глядел на нее, ему хотелось заключить Бекки в объятия хотя бы один, последний разочек. Несколько раз Джонни даже держал ее за руку, но она ничего не чувствовала. Единственными, кого он мог обнимать и целовать, были мать и Бобби, и Джонни несколько раз спрашивал себя, что было бы, если бы и Бекки могла его видеть и слышать. Спрашивал и сам же себе отвечал: ничего хорошего. Возможно, именно поэтому он оставался для нее незримым и неслышимым. В противном случае Бекки вряд ли была бы сейчас так счастлива, да и ему было бы неизмеримо труднее снова покинуть ее — на сей раз навсегда.

— Так что же ты хочешь сказать нам, Бекки? — подбодрила девушку Элис, видя, что Джонни едва сдерживает нетерпение и волнение.

— Я получила стипендию, — ответила Бекки и скромно опустила глаза. — В Лос-Анджелеском университете. Занятия начнутся в январе. К этому времени Баз тоже вернется в университет, так что мы будем учиться вместе. Он очень помог мне, — закончила она со счастливой улыбкой.

— Ничего подобного, — обиженно бросил Джонни. — Это я! Я!

Элис поспешно кивнула, словно соглашаясь с ним. На самом деле, у нее было сказать сыну, но, покуда рядом находились другие люди, она не могла позволить себе обратиться к нему вслух.

— Это прекрасная новость, милая, — сказала Элис.

Она прекрасно понимала, как, должно быть, гордится дочерью Памела. Стипендия была на полный курс обучения, а специализироваться Бекки собиралась в области искусствоведения. У Элис хранилось несколько десятков ее набросков — карандашом и тушью, на большинстве из которых был изображен Джонни. Одного взгляда на них было достаточно, чтобы понять — Бекки чрезвычайно талантлива. Она собиралась изучать историю искусств, чтобы после окончания университета работать преподавателем. Джонни всегда считал, что Бекки стоит пойти именно по этой стезе, где она могла добиться наибольших успехов. И вот теперь Бекки была в начале пути.

После ужина Памела вышла на кухню с Элис, чтобы помочь ей. Джим и Гевин остались в гостиной, они вели серьезный разговор о бизнесе и налогах, о спорте и политике. Джонни остался с ними в гостиной. Ни бизнес, ни политика его не интересовали, но он не хотел идти в кухню, боясь, что мать забудется и ответит вслух на какой-нибудь его вопрос или комментарий. Нет, уж лучше он сядет в кресло и послушает, как его отец и Гевин обсуждают последние изменения в налоговом законодательстве штата.

Но просидел он в гостиной недолго. Через несколько минут он увидел, что Бекки отправилась наверх, чтобы присоединиться к младшим, и поспешно последовал за ней. Но, поднявшись на верхнюю площадку лестницы, Джонни увидел, что Бекки прошла мимо комнаты Шарли, где дети смотрели мультики, остановилась возле его комнаты и беззвучно скользнула внутрь. Плотно закрыв дверь за собой, она долго стояла в темноте, вдыхая знакомый запах, потом легла на его кровать и закрыла глаза. Лунный свет из окна падал на ее лицо, и Джонни, стоявший совсем рядом, нежно коснулся ее руки. Но Бекки ничего не почувствовала, и лишь ее сердце словно споткнулось, отзываясь на это прикосновение. На мгновение Бекки ощутила рядом его присутствие, и тотчас на нее снизошел необъяснимый покой.

— Я люблю тебя, Джонни, — прошептала она, не открывая глаз.

— И я тоже люблю тебя, Бекки. И всегда буду любить, — ответил он, глядя на ее прекрасное лицо. Потом его черты исказила короткая, как удар электрического тока, судорога. На мгновение Джонни зажмурился и добавил, с трудом ворочая губами, словно повинуясь неодолимой, но доброй силе, действовавшей в нем помимо его слабой, человеческой воли: — Я всегда буду любить тебя, Бекки, но я хочу, чтобы ты была счастлива. Тебе будет хорошо в колледже, и если тебе нравится Баз, если ты хочешь быть с ним… Ведь я никогда не смогу быть с тобой. — Тут он едва не задохнулся, но справился с собой и продолжил: — Я просто хочу, чтобы ты была счастлива с тем человеком, которого выберешь ты сама. Ты заслуживаешь этого, Бекки, любимая, а я… я буду любить тебя всегда. Помни об этом!

И Бекки, словно услышав его, услышав сердцем, кивнула головой. Снова ей стало спокойно и легко на душе, тоска отступила, осталась лишь легкая, светлая печаль по утраченной любви, по несбывшимся надеждам. Она встала с кровати и обошла комнату, легко прикасаясь кончиками пальцев к его кубкам, грамотам, фотографиям. Дольше всего Бекки задержалась перед фотографией, которая особенно нравилась ей. Точно такая же стояла у нее дома возле кровати, но теперь рядом с ней появилась и фотография База. Бекки пристально вглядывалась в родные черты, и чем дольше она смотрела на Джонни, тем отчетливее ей казалось, что она видит перед собой его живого.

— Я буду любить тебя всегда, — прошептала она и всхлипнула.

— И я тоже, — эхом откликнулся Джонни, подходя к ней сзади. — Живи и будь счастлива… — добавил Джонни совершенно искренне, и Бекки кивнула, как будто услышав его. Потом она подошла к двери и замерла. Наконец бесшумно открыла дверь и выскользнула в коридор. На душе у нее было легко — она словно поговорила с Джонни и рассказала ему все о себе. Ничего подобного Бекки не испытывала с тех пор, как погиб Джонни, но сегодня что-то изменилось, что-то произошло, и она почувствовала себя свободной. И когда Бекки вошла в комнату Шарлотты, она улыбалась, и только влажные ресницы говорили о недавних слезах. Ей казалось, что она только что попрощалась с Джонни, вернее, не попрощалась, а сказала ему «до свидания». Теперь она могла жить, не мучаясь оттого, что предала его или изменила памяти о нем. Любовь к нему по-прежнему переполняла ее душу, но вместе с тем к ней пришло ощущение покоя и освобождения от тех обязательств и клятв, которые они когда-то давали друг другу. И только обещание любить его и помнить было нерушимо. Теперь Бекки твердо знала: несмотря на то, что Джонни останется в ее сердце навсегда, это не помешает ей жить дальше и быть счастливой.