Антология исторического детектива-18. Компиляция. Книги 1-10 (СИ) - Хорватова Елена Викторовна

Варвара Михайловна вскрикнула и попятилась.

Петр Васильевич ринулся было вперед, но, поскользнувшись в луже разбавленного спирта, уже изрядно смешавшегося с кучками разбросанным по полу навозом, грохнулся, немного не добежав до вдовы. Его пролетевший до высокого потолка и слетевший обратно вопль ясно возвестил о том, что падение не обошлось без увечий.

Городовые и второй околоточный тоже побежали от входа в самую гущу, но вчетвером они так мешали друг другу, что двое из них — можно даже сказать, благоразумно — в итоге замешкались позади, а двое других, с разбегу не рассчитав ни скорость, ни внешние обстоятельства, повалились: один — на Петра Васильевича, второй — на вдову.

Михаил Георгиевич, не веря своим глазам и действуя словно во сне, пошел вперед — шажок за шажком, — по чти сразу был вынужден остановиться: Анастасия Ильинична, горлом издав победоносный клич, привела над своей головою трость в такое вращение, что приближаться к ней было просто опасно.

Анастасия Ильинична вращала тростью и явно выбирала место для нового удара. Нанести этот удар ей не препятствовали ничто и никто. В разгоряченном уме Анастасии Ильиничны билась единственная мысль: теперь-то она отомстит за все мучения несчастных коров — ведь видно же сразу, насколько они измучены и истощены! Теперь-то, — полагала Анастасия Ильинична, — она отомстит и за то безвестное животное, которое только что — максимум, с полчаса назад — было зверски замучено и убито: об этом свидетельствовал не только давно уже стихший вой, но и пол, залитый невероятным количеством крови!

Анастасия Ильинична, не обращая никакого внимания на рыдавшую там же Настю, выбрала точку для нового удара: трость, перестав вращаться, понеслась от головы директрисы к голове вдовы. Трудно сказать, оказался бы этот смертельным, но снова — в который уже раз — в происходившее вмешалось чудо.

Не замеченный Анастасией Ильиничной инспектор — он был так перепачкан навозом, что его притаившаяся за спинами Петра Васильевича и Михаила Георгиевича тень слабо выделялась из общего фона даже в довольно мощном свете полицейских фонарей… Инспектор, мы повторим, внезапно выбежал на открытое пространство и — не иначе, в него вселился бившийся в коровнике воинственный дух — что было силы толкнул вперед Муру: ту самую огромную корову, которая прежде стала причиной его собственного несчастья! Мура сделала шаг, и ее рога — такие же внушительные, как и она сама — оказались на пути стремительно опускавшейся трости.

Послышались треск и хруст.

Мура коротко мукнула, ее глаза — без всякого, впрочем, страдания — завращались, взгляд устремился куда-то ввысь и вбок: очевидно, Мура пыталась взглянуть на собственный лоб!

Директриса, потеряв равновесие, выронила обломок трости: другой обломок, сверкнув, отлетел непонятно куда.

В следующее мгновение инспектор и Михаил Георгиевич стали свидетелями удивительного зрелища — даже еще более удивительного, чем только что пронесшиеся по ферме безобразия.

Анастасия Ильинична, более не имея сил стоять на ногах без опоры на трость, мягко — рядом с вдовой и тоже на пятую точку — опустилась в навоз. Зачем-то пошарив рукою вокруг себя, она подобрала с пола обломок коровьего рога.

— Как это? — изумленно прошептала она.

— Дура! — немедленно откликнулся кто-то.

Анастасия Ильинична вздернула подбородок.

Михаил Георгиевич, не опасаясь больше угодить под слепую трость, приступил к исполнению своих прямых обязанностей.

Странная компания

Дела Михаилу Георгиевичу нашлось немало. К несчастью, однако, если какие-то инструменты у него при себе и были, то совсем немного, да и сами инструменты больше годились для проведения вскрытий совсем покинувших этот мир, нежели для пользования живых и покидать наш мир не торопившихся. Будучи патологоанатомом, Михаил Георгиевич уже как год или два оставил привычку носить с собою полностью снаряженный чемоданчик — привычку, свойственную многим врачам описываемой нами эпохи.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Тем не менее, что-то нашлось и у него. И если скудное снаряжение его чемоданчика было, как мы сказали, к несчастью, то на общее счастье оказалось то, что полученные едва ли не каждым из присутствовавших на ферме травмы не стали слишком серьезными. Даже обливавшуюся кровью Лидию Захаровну Михаил Георгиевич нашел в состоянии куда лучшем, нежели то, о котором можно было подумать, или даже то, в каком она находилась до нападения. Удивительно, но факт: удар по голове, раскроивший ей кожу и, как многие вообще травмы головы, вызвавший обильное кровотечение, привел к поразительному эффекту оздоровления. С лица Лидии Захаровны исчез еще недавно пугавший доктора апоплексический багрянец, а ее сердцебиение почти пришло в норму: от сильной тахикардии почти не осталось и следа!

— Вот и отказывайся после такого от кровопусканий! — пробормотал пораженный Михаил Георгиевич, накладывая на голову вдовы повязку и намекая на всё более распространявшееся учение о вреде или, как минимум, о ложном утверждении пользы от кровопусканий в медицинских целях[691].

— Я умру? — спросила Лидия Захаровна, с понятным испугом косясь на сидевшую рядом Анастасию Ильиничну.

— Ну, что вы! — ответил Михаил Георгиевич, отходя к девочке. — А ну-ка, юная дама!

Настя, к такому обращению не привыкшая, перестала плакать и подняла на доктора полный удивления взгляд.

— Хватит реветь! — Михаил Георгиевич перешел на более понятный девочке язык. — Ничего страшного не случилось. Лучше помоги!

Взгляд Насти из удивленного стал восторженным: Михаил Георгиевич протягивал ей недовольно сопевшего Линеара.

Держать Линеара за пазухой и вместе с тем заниматься врачеванием оказалось не так-то просто. Линеар, постоянно тревожимый множеством движений — доктор то сгибался, то разгибался, то поворачивался корпусом в сторону, то откидывался, — Линеар, еще недавно спавший в сытом спокойствии, проснулся и начал буянить. Прежде всего, он рвался из-под пальто, но выпустить его «на волю» — в коровник, под ноги людей и животных — было бы слишком опасно. Однако и сладить с ним — карабкавшимся по шарфу, сучившим лапками, пускавшим в ход коготки — не представлялось возможным. По крайней мере, до тех пор, пока и сам Михаил Георгиевич не успокоился бы. Решение напрашивалось само собой, и Михаил Георгиевич, осторожно взяв Линеара в руки, протянул его Кате:

— Держи, да смотри — не упусти!

— Не упущу! — воскликнула Катя, принимая щенка.

А тут и Мура наклонилась над ними; правда, с весьма озадаченным видом. Как мы помним, с Линеаром она уже познакомилась, но ее собственное новое положение — с обломанным рогом — явно ее тревожило, хотя практических неудобств не доставляло никаких.

— Подожди, подожди: тобой я тоже скоро займусь! Но прежде — люди!

Михаилу Георгиевичу почудилось, что Мура одновременно кивнула и вздохнула.

«Нет, точно безумие какое-то!» — подумал тогда Михаил Георгиевич и перешел к Петру Васильевичу.

Петр Васильевич как упал, поскользнувшись, так и лежал: стараясь не сыпать отборными ругательствами и потому покрепче стиснув зубы.

— Как вы?

— Нога!

— Посмотрим!

Перелома не было и уже это было хорошо. Однако нога не действовала, и вот это-то было странно: никаких признаков внешних или внутренних повреждений Михаил Георгиевич не обнаружил. Разве что на бедре Петра Васильевича начал наливаться синяк, довольно болезненный на ощупь. Петр Васильевич даже вскрикнул, когда пальцы доктора пробежались по синяку, ощупывая это место.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Попробуйте всё-таки встать, — предложил Михаил Георгиевич, протягивая Петру Васильевичу руку, чтобы тот мог на нее опереться.

Петр Васильевич, опираясь на руку Михаила Георгиевича, поднялся с пола, но едва Михаил Георгиевич руку убрал, рухнул обратно: так, что доктор лишь чудом успел его подхватить и не дал ему грохнуться что есть силы! Нога Пера Васильевича не держала совершенно.