Негромкий выстрел (Вместе с Россией - 1) - Егор Иванов

- И часто вы таким способом посылаете деньги? Неужели ничего до сих пор не пропало? - искусственно удивился Манус.

- Представьте себе, ничего не потерялось, хотя суммы, посылаемые таким способом, доходили до двух-трех десятков тысяч! Но это обычное явление: многие фирмы так же посылают деньги в конвертах, - разглагольствовал Энкель. - Одному из наших самых ценных агентов в Вене мы уже много лет посылаем гонорар именно таким образом, и всегда он получает его буквально через несколько дней.

Манус понял, что в этот раз большего он не сможет узнать от словоохотливого офицера, и решил перевести разговор на другую тему, дабы не навести Энкеля на ненужные размышления.

- Милейший Оскар Карлович! - обратился он вновь к полковнику, не забыв отхлебнуть напитка. - Подумайте все-таки в свободное от ваших многотрудных занятий время над этой проблемой, а я, со своей стороны, набросаю вам несколько вопросов, ответы на которые могли бы принести нам с вами дополнительный капиталец...

Энкель, настроение которого несколько поблекло от того, что он не смог угодить до конца Игнатию Перфильевичу, обещал в кратчайшие дни изыскать возможность передать вопросник Мануса в Вену, агентуре Генерального штаба, замаскировав его под реестр для стратегического отчета военного агента.

Манус сделал вид, что дело это его больше не интересует, и принялся раскуривать сигару, обдумывая свой предстоящий разговор с Альтшиллером. В кабинете воцарилось молчание, прерываемое лишь нервными вскриками в соседней комнате, пробивающимися даже через массивные двустворчатые двери:

- Ставлю двадцать!

- Идет в пятидесяти!

- Мажете, Дмитрий Леонович?!

Раскурив от свечи свою сигару, Манус откинулся на подушки дивана и стал мысленно составлять свое резюме от разговора с Энкелем.

"Первое. Я узнал у этого рыжего чухонца, - так Манус называл про себя Энкеля, - что в Вене есть действительно несколько крупных агентов русской разведки, в том числе и среди офицеров австро-венгерского Генерального штаба.

Второе. Здесь, в Петербурге, узнать их имена невозможно, поскольку даже помощник начальника отделения зарубежной агентуры и военных агентов не знает имена негласных сотрудников, а руководит ими, употребляя псевдонимы или клички...

Третье. Он, однако, проболтался и подсказал путь, идя которым можно нащупать их важного агента в Вене...

Ну, это уже что-то!" - самодовольно подумал Манус, прикидывая, какие привилегии ему можно вытребовать с германского кайзера за оказанную услугу.

Энкель, прихлебывая кофе, наблюдал, как все добрее становилось лицо купца, и радовался, что судьба столкнула его с этим хитрым и изворотливым финансистом, благодаря которому он нажил недурственное состояньице, сумел приобрести поместье под Гельсингфорсом и отложить даже часть денег в стокгольмский банк - на черный день. Финляндский помещик на русской службе, он не считал свое положение стабильным и прилагал все силы к тому, чтобы ценой любой подлости и интриг приумножить свой капитал. В этом он до чрезвычайности походил на Игнатия Перфильевича, которому были нелепы и чужды какие-то там "высшие чувства" вроде патриотизма, моральной чистоты и святости долга перед отечеством. Как профессиональный разведчик, Оскар Карлович к концу разговора вполне ясно представил себе, что вопросы свои Манус ставил неспроста, что ему надо было выведать что-то о работе русской разведки в Вене, а вот зачем это ему было нужно, Энкель еще не мог понять. Но на всякий случай он решил прикинуться простачком, рассудив, что всегда в будущем сможет продать выгоднее свои знания купцу, а на сегодня ему будет довольно и того, что он ему уже сказал. Поэтому чело полковника тоже разгладилось от морщин озабоченности, которые было затемнили его, и он улыбнулся патрону широкой и добродушной улыбкой.

- Теперь, дражайший Оскар Карлович, - поднялся Манус с дивана, - можно и перекинуться картой! Не изволите ли сыграть?

- Очень даже изволю! - игриво сделал ферт рукой Энкель и присоединился к играющим.

31. Петербург, январь 1913 года

Наконец Татьяне снова удалось всех перекричать.

- Товарищи, товарищи! Дайте же мне задать вопрос! - Она говорила, сидя рядом с самоваром, и ее щеки пылали то ли от жара "чайной машины", то ли от природного здоровья. - Господин полковник, Алексей Алексеевич! Для чего служит армия?

Стол затих в предвкушении ответа.

- Защита престола и родины есть обязанность солдата и армии! отчеканил Соколов слова из устава.

Удесятеренный гвалт поднялся вокруг.

- Позвольте, - оживился визави Соколова, молчавший до сих пор и похожий завитыми кудрями на приказчика в галантерейной лавке. - От кого защита? На нас никто не собирается нападать. Немцы - среди них много пролетариев и там сильна социал-демократия. Социал-демократические депутаты в рейхстаге будут голосовать против войны...

- Если их об этом спросит Вильгельм Второй, - обозлился вдруг Соколов. - Кстати, всего лишь два года назад, в 1911-м германский рейхстаг дружно проголосовал за военные кредиты!

- Помилуйте! Но ведь Карл Либкнехт и Клара Цеткин голосовали против... И мы, меньшевики, будем в Думе тоже поднимать наш голос против вооружения!

- Немец может все-таки напасть! - предположил юный гимназист, тот самый, который решил идти в юнкерское училище и презреть зубрежку по-латыни текстов Марка Туллия Цицерона и Овидия Назона.

- Устами младенца глаголет истина! - обрушился на гимназиста студент-белоподкладочник.

- Надо отобрать все оружие у армии и передать его свободному народу! внес предложение студент-анархист.

- Кто же его освободит без нас, эсеров?! - ехидненько спросил банковский служащий.

- Перестаньте упражняться в остроумии, - прервала его Татьяна. - У нас появилась редкая возможность услышать представителя армии, мы сами так договаривались, а теперь вы не даете ему слова вымолвить, - обиделась Татьяна. - Давайте наконец спросим: от кого армия должна защищать?

Соколов всерьез воспринимал все происходящее, и ему искренне хотелось прояснить молодым людям принципы существования армии. Но озорное чувство вспыхнуло у него в душе - он давно не был в молодых компаниях, ему было интересно вызвать еще больший полемический задор и в жарком споре, где сталкиваются самые разные мнения, угадать тех, кто называет себя, как и его друг юности Саша, большевиками. На участие в споре его подогревало и соседство с Анастасией, глаза которой искрились от удовольствия наблюдать за спорщиками. Соколов лукаво прищурился ей, как бы давая знак, что его ответ будет не по существу, а ироничен, и сказал опять по-уставному:

- От врагов внешних и внутренних!

Какая буря поднялась за столом! Возмущенно заговорили все, выражая крайнюю степень протеста. Только молчавший доселе аккуратно одетый, но с мозолистыми рабочими руками черноволосый и голубоглазый, улыбчивый парень высокого роста, сидевший рядом с Татьяной, видимо, разгадал намерение Соколова подразнить молодежь и широко заулыбался, обнажив белые ровные зубы.

Белоподкладочник надрывался больше всех, и, когда шум постепенно поутих, он овладел общим вниманием и начал развивать свою любимую тему.

- Врага внешнего теперь уже быть не может! - уверенно выразил он мнение большинства присутствующих, но вызвал этим утверждением ироническую на этот раз улыбку "мастерового", как его назвал про себя Соколов.

- Кто теперь пойдет воевать?! - снова вопросил Григорий. - Разве возможны войны религиозные или династические, вроде Алой и Белой розы? Прогресс наук, развитие военной техники сделали войны абсолютно немыслимыми. Культура человечества достигла сияющих вершин, и немецкий мужик не пойдет убивать русского мужика! Лев Николаевич Толстой не случайно высказал свою глубочайшую проповедь непротивления злу насилием. Он уловил общественный дух, который господствует в мире. Никто не хочет воевать! Все люди братья, они не поднимут оружие друг против друга! Я сердцем чувствую, что не может в наше время, в двадцатом веке, существовать врага внешнего!..

- Браво, Гриша! - поддержал его студент-анархист.

Белоподкладочник продолжал, упоенный собственной речью:

- Относительно врага внутреннего... Наш век начинается как век реформ. Семнадцатое октября, когда царь вынужден был подписать манифест о свободах, служит залогом прогресса даже нашего государства. Вообще же во многих державах в Европе уже давно нет абсолютизма и тирании, достигнуто полное равенство граждан. Все общественные конфликты в цивилизованных странах решаются не виселицами и нагайками, не бойнями и репрессалиями, но корректными запросами в парламентах и дискуссиями...

Соколов заметил, что "мастеровой" снова иронически заулыбался, и почувствовал в нем союзника по внутреннему настроению и отношению к горячим и идеалистическим речам молодежи. Соколов удивился этому обстоятельству, поскольку молодой человек был примерно такого же возраста, как и все остальные, но явно проявлял значительно больше политической и общественной зрелости, не вступая в пустые словопрения.