Смерть героя - Ричард Олдингтон

Дожидаясь автобуса номер 19, Джордж сделал то, чего почти никогда не делал: купил газету. Он всегда говорил, что читать газеты – значит убивать жизнь на пустяки: уж если случится что-нибудь важное, об этом тотчас услышишь. Он сам не знал, почему в то утро ему вздумалось купить газету. Уже недели три он работал без отдыха, никого не видел, кроме Элизабет, – может быть, ему захотелось узнать, что делается на белом свете. А может быть, просто – поглядеть, не идет ли какой-нибудь новый фильм.

С газетой под мышкой Джордж поднялся на империал и заплатил за проезд. Потом мельком взглянул на заголовки – и прочел: «СЕРЬЕЗНОЕ ПОЛОЖЕНИЕ НА БАЛКАНАХ, АВСТРО-ВЕНГЕРСКИЙ УЛЬТИМАТУМ СЕРБИИ, СЕРБИЯ ОБРАТИЛАСЬ ЗА ПОМОЩЬЮ К РОССИИ, ПОЗИЦИЯ ГЕРМАНИИ И ФРАНЦИИ». Джордж в недоумении посмотрел на соседей по автобусу. Кроме него тут были четверо мужчин и две женщины; все мужчины озабоченно читали тот же экстренный выпуск вечерней газеты. Джордж жадно, от слова до слова, прочел телеграммы и тотчас понял, что положение и впрямь серьезное. Австрийская империя на грани войны с Сербией (на эту страну всегда смотрели свысока, пока она не стала «одним из наших отважных маленьких союзников»); Россия угрожает выступить на защиту Сербии; обязательства по Тройственному союзу заставят Германию и Италию поддержать Австрию; Франция, связанная союзом с Россией, должна будет поддержать ее – и Англия как участница «Согласия» не сможет оставаться в стороне. Пожалуй, разразится общеевропейская война, крупнейшее столкновение сил со времен Наполеона. Джордж всегда считал, что между «цивилизованными» нациями война невозможна, – и вот она близка, она уже у порога. Он не мог этому поверить. Нет, Германия не желает войны, для Франции это было бы чистейшим безумием, и Англия, конечно, тоже не хочет воевать. Итак, великие державы вмешаются и не позволят. Чем там занимается сэр Эдуард Грэй? А, предлагает созвать конференцию… Пассажир, сидевший напротив, наклонился к Джорджу и ткнул пальцем в газету:

– Что вы на это скажете, мистер?

– Похоже, что дело очень серьезное.

– Война на носу, а?

– Ну надеюсь, до этого не дойдет. Газеты вечно преувеличивают. Это была бы чудовищная катастрофа.

– Ничего, нам не грех немножко встряхнуться. Все мир да мир, так и заплесневеть недолго. Маленькое кровопускание – штука полезная.

– По-моему, до этого не дойдет. По-моему…

– Рано или поздно дойдет. Уж эти немцы, сами знаете… А только перед нашим флотом им не устоять.

– Все-таки будем надеяться, что воевать не придется.

– Как сказать. Я бы немцам показал, почем фунт лиха, да и вы, думаю, не прочь.

– О, я человек нейтральный! – засмеялся Джордж. – На меня не рассчитывайте.

– Хм! – буркнул его собеседник, поднялся и, выходя из автобуса, подозрительно оглядел этого непатриотически настроенного субъекта с такой неанглийской внешностью. Ну ясно, иностранец, треклятый иностранец. Хм! Что он делает у нас в Англии, хотел бы я знать? Хм!

Джордж уже вновь погрузился в газету, не догадываясь, какую бурю чувств поднял он в груди сего весьма немолодого, но рьяного патриота.

– Послушайте! – воскликнул Джордж, едва успев поздороваться с Элизабет и Реджи. – Видели вы сегодня газету?

– Газету? – переспросила Элизабет. – А что там? Что-нибудь про тебя?

– Да нет же, на Балканах того и гляди начнется война, и похоже, она затянет всех.

Реджи пренебрежительно фыркнул:

– А, пустяки! Чудак вы, Джордж, кто же верит газетным сенсациям! Да мы только вчера говорили об этом в профессорской и сошлись на том, что конфликт будет локализован и что Грэй, вероятно, через день-два выступит с соответствующим заявлением. Все обойдется.

Элизабет выхватила у Джорджа газету и пыталась разобраться в непривычной путанице громких фраз.

– Так это, по-вашему, ложная тревога? – спросил Джордж, вешая шляпу и усаживаясь за столик.

– Ну разумеется! – презрительно отозвался Реджи.

– А ты как думаешь, Элизабет?

– Сама не знаю. – Элизабет с недоумением подняла глаза от газеты. – Каким-то странным языком написано, ничего не могу понять. Неужели в газетах всегда так пишут?

– Почти всегда, – сказал Джордж. – Но я рад, что это, по-вашему, просто раздуто, Реджи. Скажу по совести, заголовки меня напугали. Вот что получается, когда уходишь в свою скорлупу и не знаешь, что творится вокруг.

Все же он не вполне успокоился и на обратном пути распорядился, чтобы ему доставляли на дом ежедневную газету, пока он не отменит заказ. Он надеялся, что уже назавтра новости будут получше, но ошибся. Ничего хорошего не принес и следующий день. А потом пришло известие, что в России мобилизация и что главные силы британского флота вышли из Спитхедской гавани, будто бы на маневры, но с запечатанным приказом. Джордж вспомнил офицера береговой охраны, который однажды, выпив лишнего, проговорился, что у него в запечатанном пакете хранится приказ на случай войны. Быть может, через несколько дней этому офицеру придется распечатать пакет, быть может, он его уже распечатал. Джордж пытался работать – и не мог; отложил кисть и краски, взялся за книгу – и поймал себя на мысли: Австрия, Россия, Германия, Франция, а там, пожалуй, и Англия – да нет же, нет, не может быть! Он не находил себе места и наконец пошел к Элизабет. Легкими мазками она набрасывала пестрый букет летних цветов в большой синей вазе. В комнате стояла тишина. Одно из окон было открыто, за ним виднелся сад, сдавленный со всех сторон высокими домами. В просвет между полосатыми черно-оранжевыми занавесями влетела оса и с жужжаньем устремилась к гроздьям винограда на большом испанском блюде.

– Что скажешь, Джордж?

Комната была такая безмятежно спокойная и Элизабет такая же невозмутимая, как всегда… Джордж вдруг и сам удивился своему волнению.

– Неспокойно мне, как бы не было войны.

– Ну знаешь ли! Охота тебе поднимать панику. Ведь Реджи сказал, что это все пустяки, а у них в Кембридже всегда знают самые последние новости.

– Да, конечно, дорогая, но сейчас речь не о Кембридже, а о Европе. Уж если царь и кайзер пожелают развязать войну, они не станут спрашиваться у кембриджских профессоров.

Элизабет досадливо поморщилась, не отрываясь от мольберта.

– Что ж, – сказала она, прикусив кисть. – Я тут ничем помочь не могу. Впрочем, нас это не коснется.

Нас это не коснется! Джордж чуть помедлил в нерешимости.

– Пожалуй, пойду узнаю, что нового.

– Ну, иди. Я сегодня ужинаю с Реджи.

– Ладно.

В первые дни августа Джордж много бродил по Лондону, ездил в автобусах, без конца покупал газеты. Город казался мирным, безмятежным, как обычно, и, однако, во всем сквозила скрытая тревога. Быть может, это было лишь отражение внутренней тревоги Джорджа; быть может, всему виною было невиданное множество экстренных выпусков и непрестанные крики мальчишек-газетчиков – мальчишки останавливались в самых неожиданных местах, окруженные нетерпеливыми покупателями, и едва поспевали раздавать свежеотпечатанные листы. Те дни как-то слились в памяти Джорджа, и он не мог потом вспомнить последовательность событий. Две-три разрозненные сценки отчетливо стояли перед глазами, остальное расплывалось, исчезало, заслоненное видениями более страшными.

Ему запомнился обед в клубе Беркли, в отдельном кабинете: их с Элизабет и кое-кого из их друзей пригласил один богатый американец. Разговор то и дело возвращался к войне – будет ли она и какую позицию в этом случае займут Англия и Америка. Джордж все еще цеплялся за спасительную иллюзию, будто между высокоразвитыми промышленными странами война невозможна. Он изложил свою точку зрения американцу, тот согласился и сказал, что Уолл-стрит и Трэдниддл-стрит соединенными усилиями могут остановить даже звезды небесные.

– Если война все-таки разразится, – сказал Джордж, – это будет как стихийное бедствие: чума, землетрясение. Но, по-моему, все правительства в своих же интересах объединятся и предотвратят ее или хотя бы ограничат, чтобы не пошло дальше Австрии и Сербии.

– А вам не кажется, что немцы рвутся в драку? – спросил кто-то из англичан.

– Не знаю, просто не знаю. Да и что мы все знаем? Наши правительства не сообщают нам, что они делают и какие строят планы. Мы как слепые. Мы можем только гадать, но ничего не знаем наверняка.

– Похоже, рано или поздно войны не миновать. Мир слишком тесен, чтобы вместить и Германию, которая требует больше места под солнцем, и Британскую империю, которая не желает сокращаться.

– С одной стороны неодолимая сила, с другой – неподвижная косная масса… Но сейчас речь не об Англии и Германии, а об Австрии и Сербии.

– Ну, убийство эрцгерцога просто предлог – это, наверно, было заранее подстроено.