Тульский–Токарев. Том 1. Семидесятые–восьмидесятые - Андрей Константинов

Вот только второй… Второй меня теперь знает и не забудет… Если встретит… Но информационно дойти до меня у них не хватит в головах их пропитого серого вещества… С шахматами — дело старое, утопшее, как Лиза Бричкина в болоте… Надо бы второго… Хотя нет, интереснее ему глаза выколоть… Может узнать по голосу? Нет, это — чересчур… Как претворять мысль в практическую плоскость — пока непонятно»…

Молодой человек этот будто рожден был уже с чувством ледяной ненависти ко всем. Ненависть эта произрастала от брезгливости, от гадливого отношения ко всем, все были виноваты, каждый по-своему. Он всегда был трезв мыслями и очень рано увидел внутри себя зверя. При первом осознанно-глубоком взгляде в себя он ужаснулся. Затем он сделал усилие над собой — и привык к виду зверя. Привык, присмотрелся и полюбил его. Комплексы и мотивации чудовища стали ему не только понятны — он оправдывал их, считая их справедливыми и уникальными. Зверь был умен, терпелив, неоднообразен и умел ждать, умел бежать на долгую, очень долгую дистанцию… С ним было не скучно…

Молодой человек любил иногда поразмышлять об аде и рае, особенно об аде. Он был более чем начитан, поэтому, конечно, не думал о банальных котлах, всепожирающем пламени и прочей ерунде. Такие примитивные фантазии он оставлял черни.

Ад ему представлялся переполненным трамваем, в котором вечно должна ехать настоящая личность, вечно передавать талоны за проезд рядом стоящему. И все вокруг знают, что ты — такое же серое животное, как и они, и теснота обрекает на невозможность поступка, и нет выхода, и надо дышать общим воздухом с этими… с остальными…

О Рае молодой человек думал реже, и какой-то устойчивой ассоциации с этим понятием у него никак не возникало — это несколько раздражало, как бесполезное стояние перед закрытой дверью. Он не знал, что там. Рай же грезился ему ощущением заслуженного, комфортного и никогда не надоедающего одиночества…

Токарев

Уставший Артем возвращался после тренировки домой. Зайдя в парадную, он быстро огляделся и прислушался на всякий случай, потому что времена уже были стремные, пацаны из разных коллективов потихоньку учились «встречать» друг друга в подъездах. На лестнице было тихо. Расслабившись, Токарев-младший пошел наверх, но когда он начал отпирать дверь квартиры, чья-то крепкая рука ухватила его за ворот куртки. У Артема екнуло в груди, но среагировал он мгновенно — резко присел и начал чуть разворачиваться для уходящего кувырка и последующей атаки. И непонятно, чем бы все это закончилось, если бы неизвестный не сказал издевательским тоном:

— Да все уже, все… Поздняк метаться!

Голос оперуполномоченного Лаптева вкупе с непередаваемо ернической интонацией трудно было не узнать.

— Фу-у ты… Серега! Ну, ты даешь! Так ведь и до приступа сердечного… Ниндзя хренов!

В полумраке лестничной клетки Артем увидел, как Лаптев довольно улыбнулся, блеснув зубами, — гениальный опер по карманникам, он действительно как никто умел прятаться и тихариться — причем даже в таких местах, где, казалось, спрятаться было по определению невозможно. Сергей протянул Токареву руку и хмыкнул:

— Учишь вас, молодых, учишь… А что с нервишками? Али совесть нечиста? Законопослушным гражданам бояться нечего, пока советская милиция бдительно охраняет их труд и отдых!

Артем усмехнулся и начал было открывать дверь:

— Заходи, охранитель…

Но Лаптев помотал головой:

— Не, Артем, Васильевич, после чаю попьем… Батюшка за вами послать изволили… Час уже, как вас поджидаю, барин.

Токарев изменился в лице:

— Что с отцом?!

Лаптев как-то странно отвел глаза:

— Да нормалек все… В общем-то… Если не считать стопроцентного строгача с занесением… А может, и до неполного служебного соответствия дойдет… Там с пацанами «труба»!

— С какими пацанами?

— Ну, с Вадиком Колчиным и Толей Гороховским.

Сергей вздохнул — Колчин и Гороховский, неразлучная парочка, были молодыми оперуполномоченными. За веселый нрав, работоспособность и правильное понимание чувства товарищества их любили все в Василеостровском РУВД — кроме конченых «додманов», разумеется.

— А что с ребятами? — непонимающе помотал головой Артем. — И почему отец тебя послал, а не позвонил просто? Ты чего темнишь, Серега?

Лаптев пожал плечами:

— Вот ты сам у батюшки и поспрашивай. Наше дело маленькое: таскай, куда прикажут… А с пацанами там… Непонятка получилась.

— Какая непонятка?! Да говори же ты толком, е-мое.

Сергей посмотрел Токареву-младшему в глаза:

— Тема, ты такого боксера бывшего Леху Суворова знаешь?

— Прекрасно знаю, — удивился Артем. — Отличный парень!

Лаптев кивнул:

— Ему вроде бы когда-то в парадной кастетом в башку дали, и он из-за этого из спорта ушел?

— Ну, — Токарев нахмурился, — было такое, только не кастетом, а ведром с кирпичами его на лестнице отоварили… Ниндзя какой-то, вроде тебя… Леха его даже увидеть не успел… А в чем дело-то?

Сергей замялся:

— Ну, вроде как… Ребята говорят, что этот твой Леха их подставил круто…

— Бред какой-то, — помотал головой Артем. — Леха? Ерунда… Как подставил?

— Ну… Долго объяснять… Лучше уж на месте, в отделе переговорить… Василий Павлович очень бы хотел с тобой и с Лехой этим повидаться…

Токарев-младший ничего толком не понял, но встревожился.

— Хорошо, пошли к Лехе. Он сейчас дома должен быть…

Суворов действительно оказался дома. Артем, сильно смущаясь на предмет того, что, мол, не сдает ли он товарища, начал что-то путано объяснять. Леха совсем ничего не понял и поэтому очень разволновался. Лаптев бесцеремонно отодвинул Токарева в сторону и сказал по-простому:

— Слушай, парень, давай дойдем до отдела, там и выясним все, а?

Суворов кивнул и молча начал одеваться. В паршивом настроении все трое добежали до РУВД. В кабинете Токарева-старшего сидели рядышком Колчин и Гороховский — непривычно тихие. Василий Павлович хмуро глянул на вновь прибывших и, не поздоровавшись с сыном, спросил у оперов:

— Ну, узнаете кого?

— Это… Артем, — удивленно ответил Толя Гороховский, а Колчин сказать ничего не успел, потому что Токарев-старший почти заорал:

— Если ты, Вадик, сейчас скажешь, что рядом с ним — Лаптев, я сяду за убийство двух мудаков с мерой пресечения «подписка о невыезде»!!! Глумитесь?! Это кто?!

И Василий Павлович ткнул пальцем в инстинктивно съежившегося Леху. У Суворова аж закружилась голова — неизвестность и непонятность, как правило, пугают. Леха решил, что если его кто-нибудь опознает — то все, — расстреляют, а он даже и не узнает, за что, собственно…

— Я не знаю, — опустил глаза Вадим.

— Я тоже, — чуть осмелел Толя.

Повисла нехорошая долгая пауза. Токарев-старший встал, вышел из-за стола, отвернулся к окну и наконец сказал с тяжелым вздохом:

— Плохи наши дела, ребята. Наши — плохи, а ваши — и вовсе дрянь. Единственное, что радует, — так это настоящий Леша Суворов. Берите его и все ступайте в кабинет, кумекайте — откуда фантом нарисовался… Может, общий знакомый, может… Хер его знает…

Василий Павлович опустил голову. Лаптев, Гороховский и Колчин, сопя, вывели из кабинета охреневшего уже абсолютно в ноль Леху. Отец и сын остались одни. Артем выждал с полминуты и осторожно кашлянул:

— Батя, я, конечно… Но, может быть, ты хоть как-то объяснишь, что случилось?

Токарев-старший вздохнул, как паровоз перед отправкой, закурил и покачал головой:

— Случилось… И самое поганое, что из-за прошлых твоих художеств я уж испугался — а вдруг ты снова, со своими приятелями-спортсменами при делах окажешься… Извини…

Артем чуть было не сорвался в крик на отца, но тут Василий Павлович начал рассказывать все по порядку — подробно и обстоятельно, видимо успев уже проработать детали. То, что он рассказывал, действительно вырисовывалось в картину маслом с известным названием «Приплыли».

…В это утро в дежурную часть 16 отделения зашел молодой человек. Ничего нового от него дежурный Сомов не услышал. С первых же слов парня: «Куда я могу обратиться по поводу ограбления»… дежурному захотелось вздохнуть:

«Во-первых, здравствуйте»… но вздыхать он не стал, а> изображая настороженность и заинтересованность, посоветовал:

— К дежурному оперу. Сразу направо, там увидите дверь с кодовым замком.

И дежурный показал рукой, куда надо завернуть. При этом из «обезьянника», именуемого в официальных документах «комнатой для временно задержанных», раздался крик:

— У меня мать в исполкоме на распределении жилья! Ты, наверное, в ментовку пошел, чтобы квартиру получить?